Содержание
Введение
Глава I. Биография Хулио Кортасара
.1 История публикаций произведений Хулио Кортасара
.2 Культурный контекст
Глава II
.1 Обзор статей 1970 — 1984 гг.
.2 Обзор статей 1984 — 1991 гг.
Заключение
Библиография
Приложение
Введение
Первая публикация рассказов аргентинского писателя Хулио Кортасара в СССР состоялась в 1970 году в январском выпуске журнала «Иностранная литература». К этому времени писатель уже выпустил основные свои произведения (романы «Игра в классики — 1963 г., «62. Модель для сборки» — 1968 г., сборники рассказов «Конец игры — 1956 г., «Тайное оружие» — 1959 г. и т.д.) и приобрел всемирную известность как талантливый литератор и активный общественный деятель.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Исследователи творчества писателя не раз отмечали высокий интеллектуализм прозы Х. Кортасара, насыщенность его текстов отсылками к различным областям культуры, постоянное экспериментаторство, игру с языком и формой произведений, вовлечение читателя в процесс сотворчества. Тексты Кортасара, наполненные многочисленными метафорами, поэтическими образами и ассоциациями, отсылками, безусловно принадлежат постмодернизму, это тексты элитарной культуры, рассчитанные на подготовленного читателя, желающего не просто воспринять некий готовый культурный отношением к жизни, смеются над устаревшими нормами и правилами. Это люди, постоянно находящиеся в поиске и не признающие рамок, отвергающие любую идеологию. , противореча ему практически всем — крайним индивидуализмом, сложноустроенными, чересчур образными текстами, игрой, желанием выйти за рамки общепринятого и т.п. И именно поэтому публикации Кортасара требовали особого внимания со стороны критики, предваряющие их комментарии должны были с правильного в советской системе координат ракурса описать фигуру писателя, легитимировав ее, в определенной степени оправдать сами публикации такого не вписывающегося в принятые рамки, но невероятно популярного и влиятельного в поле современной литературы автора. Таким образом, практически все тексты Х. Кортасара, публикуемые в литературных журналах или отдельными изданиями в советский период, предварялись вступительными статьями о творчестве и биографии писателя, написанными советскими переводчиками, журналистами и исследователями литературы и с определенной точки зрения представляющие аргентинского писателя. Хотя в данных текстах образ писателя довольно сильно видоизменяется, некоторые, каноничные черты его фигура сохраняет практически во всех рассматриваемых статьях.
Целью данной исследовательской работы является анализ процесса формирования образа Х. Кортасара в СССР, для чего будут выделены черты, наиболее часто использовавшихся советской литературной критикой при описании фигуры писателя, прослежено изменение набора данных черт во времени (с 1970 по 1991 г.), выявлены частотные языковые формулировки и образы, проанализирован механизм работы советской критики для создания необходимого образа.
Рассматриваемый в работе временной промежуток охватывает весь советский период публикаций Х. Кортасара — с 1970 по 1991 года. Именно в январе 1970 г. рассказы Кортасара впервые были опубликованы на территории СССР, и, следовательно, появились первые комментарии к ним и статьи, представляющие творчество и личность писателя читателям. Верхней границей был избран 1991 год, как год распада СССР и официального отхода литературной критики от советской риторики. Для исследования был избран хронологический принцип изложения и анализа материала.
Материалом для исследования послужили статьи, комментарии и очерки о писателе, опубликованные в литературных журналах (в основном, в «Иностранной литературе» и «Латинской Америке»), а также статьи, предваряющие публикации отдельных изданий Х. Кортасара (сборники рассказов и романы — «Непрерывность парков» 1984, «Выигрыши» 1976г, «62. Модель для сборки» 1985г, «Игра в классики» 1986г и т.п.). Было решено отказаться от анализа опубликованных в газетах заметок и комментариев ввиду краткости и недостаточной содержательности последних, за исключением очерка И. Тертерян «Пылающий пепел костра», опубликованного в 1982 г. в «Литературной газете». Также не рассматривались научные труды о творчестве писателя, написанные в советский период, поскольку автор данной работы ориентировался на анализ механизмов литературной критики СССР, и данным целям наиболее полно отвечал именно публицистический материал.
В первой части данной исследовательской работы будет кратко представлена биография писателя, проведено сопоставление истории публикаций произведений Х. Кортасара в СССР и за рубежом, а также описана литературная обстановка в стране в последние десятилетия советской власти. Кроме того, в данной части автор работы рассмотрит представляющиеся ему наиболее вероятными причины появления и роста популярности работ Х. Кортасара в СССР. Вторая часть исследования будет посвящена разбору критических статей, посвященных творчеству писателя. На основании анализа данных работ будут сделаны выводы о том, как конструировался образ писателя в Советском Союзе, какие черты его творчества и биографии наиболее часто выделялись критиками, а какие, наоборот, оставались не освещенными.
Ввиду новизны и малоисследовательности представленной темы, автору работы не удалось найти научной литературы по данной тематике. Тем не менее, при подготовке работы автор обращался к научным статьям, рассматривающим разные аспекты творчества Хулио Кортасара (статьи Б. Дубина «Явь и страсть Хулио Кортасара», «Хулио Кортасар: краткая летопись жизни и творчества», Е. В. Романовой «Феномен популярности Хулио Кортасара в России» и т.д.), трудам, освещающим сложившуюся в 70-80е годы ситуацию в советской литературе и литературной критике («История русской литературной критики», 2002, «История русской литературной критики: Советская и постсоветская эпохи», 2011), а также работам, анализирующим влияния позднесоветского периода на культурную жизнь общества и культурный контекст рассматриваемого периода (книги И. Кабакова «60-е — 70-е…Записки о неофициальной жизни в Москве», А. Юрчака «Это было навсегда пока не кончилось», лекция Н. Б. Вахтина «Проблема » и т.д.). Кроме того, для воссоздания контекста были рассмотрены некоторые зарубежные публикации о творчестве Х. Кортасара, предлагающие качественно иной взгляд на фигуру писателя (биография «Хулио Кортасар. Другая сторона вещей.», написанная испанским исследователем Мигелем Эрраесом,а также посвященные творчеству Х. Кортасара статьи в сборниках, «The Cambridge Companion to Fantasy Literature», «Latin American Literary Culture: Subject to History», «A Companion to Latin American Literature and Culture»).
Хулио Флоренсио Кортасар — всемирно известный прозаик, один из «популяризаторов» нового латиноамериканского романа и ярчайший представитель «латиноамериканского бума» 1960-х годов. Он родился в Брюсселе в начале Первой мировой войны — 26 августа 1914 года. Однако детство и юношеские годы провел в Банфилде, маленьком городке неподалеку от Буэнос-Айреса. Из-за сложного финансового положения семьи в 1932 г Х. Кортасару пришлось оставить обучение в университете Буэнос-Айреса (в котором к тому моменту он проучился только один год), и начать преподавать. Последующие семь лет будущий писатель работал школьным учителем в небольших аргентинских городках — Боливаре и Чивилкое, где вел уединенный образ жизни, много читал, занимался музыкой, писал рассказы и стихотворения, некоторые из которых публиковал под псевдонимом Хулио Денис. В 1944 г. Х. Кортасара пригласили прочесть курс лекций по английской и французской литературе в университете Куйо в Мендосе. Однако уже в 1945 году ему пришлось оставить преподавательскую деятельность из-за участия в студенческих выступлениях. Необходимо заметить, что в эти годы писатель мало интересовался политикой, что впоследствии он сам неоднократно отмечал, называя себя «индивидуалистом <…> слепым ко всему, что происходит вне сферы эстетики». Из Мендосы Х. Кортасар вновь едет в Буэнос-Айрес, где работает в Книжной палате Аргентины, готовится к экзамену на переводчика с французского и английского языков, и начинает публиковать свои произведения. В 1946 г. выходит его первый известный рассказ «Захваченный дом» в журнале «Аналес де Буэнос-Айрес», а в 1949 г. — драма в стихах «Короли». В 1948 г. Кортасар совершает первую поездку в Европу, посещает Францию и Италию, а 1951 году, получив стипендию на обучение французского правительства, переезжает в Париж. В последующие годы Кортасар женится на Ауроре Бернардес, вместе с которой начинает работать переводчиком в ЮНЕСКО и много путешествует по Европе, а также публикует сборники рассказов («Бестиарий» (1951г.), «Конец игры» (1956г.), «Тайное оружие» (1959г.) и др.) и принесший ему широкую известность роман «Игра в классики» (1963г.). В том же году начинается и постепенное изменение в общественной позиции Х. Кортасара — в 1963 г. он для получения премии издательства «Каса де лас Америкас» первый раз посещает Кубу. Именно эта поездка оказала существенное влияние на изменения взглядов писателя — после 1963г. он начинает интересоваться политическими событиями на Кубе и в других странах Латинской Америки. Сам Кортасар писал о данном периоде своей жизни, что он «неизлечимо заболел Кубой». С тех пор писатель оказывается вовлечен во все происходящие в Латинской Америке политические изменения — он поддерживает кубинскую, чилийскую и сандинистскую революцию в Никарагуа, выступает против сложившейся в Аргентине политической ситуации, а также участвует в студенческих выступлениях в Париже 1968 г. Изменение общественной позиции оказывает влияние и на творчество писателя, в котором начинают появляться политические мотивы -рассказы «Воссоединение» (1966г.), «Апокалипсис Солентинаме» (1977г.), «Во второй раз» (1977г.), «Граффити» (1980г.), роман «Книга Мануэля» (1973г.) и другие. С середины 60-х годов Х. Кортасар выступает как активный участник политической и общественной жизни, становится членом Трибунала Рассела, оказывает поддержку социалистическим правительствам латиноамериканских стран, принимает участие в политических конгрессах в различных точках земного шара, публикует статьи и речи, дает интервью, отстаивая права человека. При этом важно учесть, что основным способом для выражения общественной позиции для Х. Кортасара всегда оставалась литературная деятельность — «Я есть и буду писателем, который верит в социалистический путь развития Латинской Америки, <…> использую все свои возможности, чтобы поддержать и защитить этот путь <…> я <…> продолжаю верить, что наиболее эффективным для меня будет печатное слово.». С середины 1970-х годов Х. Кортасар все чаще отказывается от участия в конференциях, посвященных его творчеству в пользу политических конференций, связанных с защитой прав человека. В эти годы он много путешествует — в период с мая 1979 года по март 1981 года он побывал в Италии, Венесуэле, Кубе, США, Канаде, Испании, Польше и т.д.; выпускает новые сборники — в печать выходит «Восьмигранник» (1974), «Тот, кто бродит вокруг» (1977), «Мы так любим Гленду» (1980), «Вне времени» (1982). Череду поездок прерывает неожиданная болезнь писателя, вынуждающая его на время отказаться от запланированных перелетов в Пуэрто-Рико, Никарагуа и на Кубу. В 1982 году умирает вторая жена писателя, Кароль Дюнлоп. После этого Х. Кортасар начинает еще активнее заниматься общественной деятельностью, переезжая из одной точки света в другую. В 1983 г. он последний раз побывал в Аргентине, а 12 февраля 1984 г. умер в парижской больнице от хронической лейкемии, борьба с которой сопровождала его последние годы жизни.
1.1 История публикаций произведений Хулио Кортасара
Известность к писателю пришла далеко не сразу; начиная с первого опубликованного в 1946 году в аргентинском журнале «Анналы Буэнос-Айреса» рассказа «Захваченный дом» и до середины 1960-х годов, он оставался писателем «для меньшинства», известным лишь небольшому кругу интересующихся современной литературой людей. Ситуация начала меняться в конце 1950-х годов, к тому времени уже были опубликованы три сборника рассказов — «Бестиарий» (1951г.), «Конец игры» (1956г.) и «Тайное оружие» (1959г.), в последнем из которых появилась знаменитая повесть «Преследователь». Окончательный же «перелом» в общественном положении Х. Кортасара произошел в 1963 г. с выходом в свет романа или же «контрромана», как его называл сам автор, «Игра в классики». С тех пор произведения Кортасара начинают все чаще переиздавать в Аргентине и Европе, переводить на другие, порой довольно экзотические, языки (помимо английского, французского, немецкого и итальянского произведения Кортасара переводят также и на словацкий, датский, сербский, польский, шведский и японский языки, что говорит об их несомненном коммерческом успехе и популярности), интервью, статьи и эссе писателя все чаще появляются в латиноамериканских и европейских журналах. Вместе с тем, несмотря на довольно резкий рост популярности автора за границей, в СССР до начала 70-х годов о нем знали лишь очень немногие.
Стоит заметить, что вообще все произведения Кортасара, печатавшиеся в этот период в СССР отдельными изданиями, выходили как минимум с шестилетним опозданием с момента их публикации за рубежом (в Аргентине, Франции или США). Так, первым полноценным изданием рассказов писателя в Советском Союзе был сборник «Все огни — огонь», опубликованный в 1971г. (в Аргентине — в 1966г). Следующим, в 1976 г., с шестнадцатилетним опозданием (в Аргентине он был напечатан в 1960 г.) был опубликован первый роман Кортасара «Выигрыши». Уже после перестройки в 1985 г. и 1986 г. один за другим (и отчего-то в противоречащем хронологии текстов порядке) в печати появились два самых известных романа писателя — «62. Модель для сборки» (на 17 лет позже, чем в Аргентине) и «Игра в классики» (на 23 года позже). Одновременно с этим в рассматриваемый период в советских литературных журналах появилось множество рассказов писателя. Обратившись к первой таблице (в приложении), можно увидеть, что за это время было опубликовано около 30 рассказов Кортасара, и почти столько же — 25 — интервью и диалогов с писателем на различные темы. Причем некоторые из этих рассказов были опубликованы не один раз. Например, рассказ «Шаги по следам» и «Из блокнота, найденного в кармане» появлялись в печати в 1978 и 1981 гг., «Во второй раз» — в 1982 г. и 1983 г., а «Апокалипсис Солентинаме» — в 1979 г. и 1983 г. и т.п.
Вызывает некоторое удивление, что тексты такого постмодернистского писателя, индивидуалиста и интеллектуала как Кортасар начинают появляться в советском литературном поле 1970 года. Причем тексты не только литературные, художественные, но и публицистические, излагающие точку зрения писателя на ту или иную социальную проблему в западном обществе. Довольно необычным кажется и то, что после долгих лет совершенного молчания, Х. Кортасара начали печатать достаточно много, уделяя внимания разным аспектам его творчества. Но именно тут, вероятно, и кроется главная сложность в изучении рецепции Кортасара в СССР — несмотря на обилие и кажущиеся разнообразие поступивших в печать произведений и интервью, разговоров с писателем, практически все они очень хорошо подобраны и «подогнаны» под образ автора, созданный советской критикой. С самой первой его публикации тексты предварялись комментариями, рецензиями на произведения или же биографическими заметками о писателе, представляющими его с определенного ракурса. Кроме того, представляется возможным говорить и о специфичной выборке текстов писателя — значительно чаще в советской печати появляются рассказы, написанные в поздний, наиболее политизированный период жизни писателя (с 1963 года), в которых наиболее затрагиваются различные проблемы современного общества.
Вероятно, появление произведений Х. Кортасара в советской печати можно связать с несколькими параллельно происходящим в литературе и обществе процессами.
Как уже было замечено, начиная с 1963 года Хулио Кортасар занимает активную политическую позицию. После посещения Латинской Америки в 1963 г. писатель чувствует себя все более причастным к происходящим там политическим изменениям, и становится активным сторонником революционных событий. По словам чилийского поэта В. Тейтельбойма, Кортасар «без колебаний вступил в ряды защитников латиноамериканских народов и латиноамериканских революций, был непримиримым противником диктаторских режимов <…> и всех тех, кто посягает на свободу ». В это время писатель регулярно участвует в конференциях, посвященных правам человека, постоянно публикует эссе и статьи, привлекающие внимание к проблемам стран Латинской Америки и дает интервью на данную тему в мировой (в первую очередь, французской и американской) прессе. Вероятно, именно активная политическая позиция писателя, послужившая причиной тому, что на Западе его во многом стали воспринимать как социалиста и коммуниста, и стала одной из основных причин, побудивших рост числа публикаций его произведений на территории СССР. Эта гипотеза подтверждается также и тем, что во многих вступительных статьях, предваряющих рассказы Кортасара, образ писателя намеренно упрощается и несколько сближается с неким статичным, идеальным образом советского человека, социалиста, представляется подчеркнуто идеологизированным. Кроме того, данную точку зрения поддерживает и исследовательница Е. В. Романова, связывая первые публикации писателя в СССР в начале 70-х с определением его политический взглядов — «…в конце 60-х определились политические симпатии и антипатии Кортасара: он начал поддерживать революционную Кубу, негативно высказываться об официальной политике США».
Также стоит заметить, что 70-е годы, когда начинают публиковаться рассказы Х. Кортасара в СССР, были довольно противоречивы — с одной стороны с окончанием «оттепели» ужесточалась цензура, гонения на «не вписывающихся» в советские представления и отстаивающих свободу выражения — диссидентов, с другой, наиболее бурно развивалась подпольная культура, литература, складывающаяся по новым законам. Обо всем этом будет несколько подробнее сказано далее, однако важно заметить, что на фоне быстро растущей «новой» литературы и пытающейся сдержать ее развитие официальной критики пропуск в печать произведений Кортасара мог быть своего рода уступкой неподцензурной литературе. В таком случае появление его произведений в печати могло быть обусловлено не столько интересом к фигуре Кортасара, сколько растущим интересом к латиноамериканской литературе вообще, ярчайшим представителем которой и являлся аргентинский писатель. Так, рассказы писателя могли появиться в печати, как произведения одного из представителей латиноамериканского бума, начавшегося в 60-е годы и с задержкой дошедшего до Советского Союза.
1.2 Культурный контекст
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
В 70-е года довольно заметно меняется культурная атмосфера в стране. С одной стороны, с окончанием оттепели вновь ужесточается цензура, начинается процесс возвращения к былому и «консервации» советской идеологии. В воспоминаниях об этом времени художник И. Кабаков так описывает свои ощущения: «была полная, окончательная убежденность, что ничего поделать, изменить в общем ровном, неизбежном состоянии действительности [нельзя]», «переломным <…> был 74 год, год . А в «личных манифестах <…> декларировались <…> далекие от теорий соцреализма взгляды на критику как институт культуры.» Сама же критика характеризовалась тремя основными направлениями:1) националистическое, выступавшее против различных западных влияний и космополитизма и оценивающую все в системе строгих оппозиций: «духовность русской культуры — бездуховность западных влияний», «народ — интеллигенция», «традиция — модернистское экспериментаторство» и т.д.; ) либеральное, не имевшее единой идеологической платформы из-за наличия множества течений внутри данной ветви критики (эстетическая, академическая, импрессионистическая, философская и т.п.) и выступающую против восприятия литературных текстов как отражения какой-либо идеологии вообще, что было новаторством данного направления. Объектом исследования либеральной критики были тексты, с различных сторон изучающие кризис советского общества;
) неофициальное, распространившееся с возникновением самиздата. Основной ее задачей была легитимация произведений неподцензурных авторов через утверждение их связи с предшествующей литературной традицией.
Провозглашение политики гласности 1986 года естественным образом повлияло на дальнейшее развитие литературной критики. Е. Добренко отмечает, что данный период характеризовался сильным расширением литературного поля, произошедшим в результате практически полного снятия цензурных ограничений, а также публикаций ранее запрещенных и как бы журналов и рост числа образованных читателей. В 1990 году с выходом закона о печати, позволяющего газетам и журналам существовать отдельно от официальных ведомств, обосабливаются «Иностранная литература», «Литературная газета» и многие другие гуманитарные издания. С постепенным ослаблением цензуры начинают сниматься и характерные для советского дискурса противопоставления «советского» — «западного», «буржуазного». В 1990х исчезает и существовавшая с 1950х годов система жесткого разделения критики на три лагеря — «официально-партийного, либерально-демократического и национально-патриотического». Добренко отмечает, что в это время литературная критика словно отходит на второй план общественной жизни, становясь более маргинальным и «едва заметным» ее явлением. А М. Чудакова и Н. Иванова даже называют данный период «концом эпохи русского литературоцентризма». Ослабление цензуры, происходившее со второй половины 1980х годов, окончательно закрепилось 12 июня 1990 года с выходом закона о печати была официально отменяющим цензуру в средствах массовой информации. Также стоит обратить особое внимание на специфику языка советской публицистики. Проблема «поиска» нового языка стала одной из важнейших в литературной критике шестидесятых-семидесятых годов. Чересчур громоздкий, связанный с советским дискурсом и «недостаточно разработанный» язык не позволял говорить о чем-либо, не связанном с идеологией, стремящемся быть свободном и независимом от нее — живописи, литературе и т.п. Выразить новое ощущение мира и человека в нем на языке готовых риторических формул и фигур было невозможно, так же как невозможно было через этот «старый» язык определить самого человека, понять, что осталось в нем «своего», не связанного с идеологией, режимом, партией, что осталось «между» и «за» ненужными уже речевыми формулами.
Громоздкость и сильную «ритуализованность» официозного советского языка также отмечал исследователь Н. Б. Вахтин в лекции, посвященной проблеме «публичной немоты». По его мнению, речь в советском пространстве была подчинена строгим правилам — определенные речевые формулы, конструкции были необходимы для любой устной речи или письменной работы, которая без них просто не могла быть допущена в печать. Причем, элементы этого «ритуализованного» языка выходили далеко за пределы общественного пространства, распространяясь и на сферу частной жизни — официальный язык проникал в сознание, заменяя собой язык обыкновенный. Исследователь выделяет несколько признаков ритуализованности языка, однако для данной работы наиболее значимым оказывается то, что, по словам Вахтина, весь мир, вся культура в советском пространстве условно делились на две части — «буржуазную» и «пролетарскую», каждая из которых обладала собственным словарем. Так, например, к , гонорифическим словам относились следующие: «коммунист, прогрессивный, революция, борьба, солидарность» и т.п., а к негативным противоположные им по смыслу «капитализм, буржуазный, тоталитаризм, реакционный, империализм» и т.п. То есть ориентируясь на данные слова-маркеры, человек, даже не вникая в суть текста или речи, мог понять отношение автора к тому или иному событию, предмету или персонажу. Кроме того, очень часто сама суть текста или речи оказывалась вовсе не важна, подменяясь «правильными», «подходящими» с точки зрения дискурса для данного события словами и конструкциями. При этом, гонорифические слова могли быть использованы исключительно для описания положительных явлений или людей, а «отрицательные», таким образом, для не соответствующих принятой идеологии событий и явлений. текста в сторону прошлого, то есть преподнесение новой информации как уже известной читателю. Описанные выше черты позднесоветского языка будут в дальнейшем рассмотрены и подтверждены многочисленными примерами при анализе журнальных статей, посвященных творчеству Х. Кортасара, во второй главе работы.
Важно понимать, что к 1970-му году, когда произведения Х. Кортасара только начали появляться в советской печати, в Европе имя писателя довольно прочно связывалось с событиями кубинской и никарагуанской революций и с произошедшим в Аргентине в середине 60-х годов политическим переворотом. И хотя Кортасар всегда высказывался против «ортодоксального коммунизма, под знаком сталинизма» и резко возражал против данного ему мадридской газетой «Паис» прозвища «воинствующего коммуниста», называя это определение «совершенно беспочвенным», общественным мнением он во многом воспринимался как писатель социалистических взглядов.
Как уже замечалось, практически все рассмотренные статьи уделяют особенно пристальное внимание описанию политических воззрений Х. Кортасара. И хотя отрицать связь писателя с революциями в латиноамериканских странах было бы довольно абсурдно, постоянный интерес советских критиков к данному аспекту биографии и стремление подчеркнуть, акцентировать внимание читателей на этой сфере жизни писателя, доказывает, что именно идеологические воззрения Х. Кортасара и послужили одним из главных поводов для публикации его произведений в СССР.
Постоянное подчеркивание поддержки писателем революционной деятельности в странах Латинской Америки и приписываемая ему приверженность социализму сильно влияют на восприятие образа, делая его более идеологизированным. Особенно заметна приписываемых писателю идеологических воззрений при сопоставительном анализе советской и зарубежной критики. В данной работе будут лишь кратко упомянуты основные расхождения в формировании образа писателя в данных традициях литературной критики, хотя эта тема, несомненно, представляет обширный материал для исследований. на идеологическом аспекте жизни Кортасара…». причин тех или иных политически окрашенных действий и высказываний Х. Кортасара, в то время как зарубежная критика в большинстве случаев избегает подобной субъективности. zar…». Исследователь приводит высказывание самого Х. Кортасара относительно его взглядов на место писателя в современном мире, основная роль которого, по словам Кортасара, заключается в критике окружающего его общества, направленной на улучшение и стимуляцию положительных изменений — «…criticizing in order to construct rather than to destroy». Подобное сопоставление творческих и общественных позиций сочувствующих латиноамериканским революциям писателей отсутствует в советской критике. Большая объективность западной публицистики в описании политических воззрений Х. Кортасара проявляется также в проводимом ею разделении жизни писателя на политически окрашенный и аполитичный периоды. Незаинтересованность писателя общественной жизнью в 1940-50е года не раз отмечалась и самим Кортасаром, называющим себя в те годы «типичным уроженцем Буэнос-Айреса <…> влюбленным в кино, мелким буржуа, слепым ко всему, что происходит вне сферы эстетики». Это же отмечает и Дж. Мартин, замечая, что до 1960х годов политика занимала второстепенное место в жизни писателя («…until the early 1960s, politics came second to art and myth (not to mention jazz)»). Однако в советской критике при акцентировке на политической направленности деятельности и творчества писателя, его нежелание иметь какие-либо контакты с политикой, замкнутость в сфере культуры и искусства до 1960х годов никак не подчеркивается. Напротив, даже более ранние произведения писателя, написанные в 1950х годах, анализируются через призму поздних воззрений писателя и, следовательно, приобретают незаложенные в них самим Х. Кортасаром смыслы.
Кроме того, значительную роль в рассмотренной зарубежной критике играет упоминание другого эпизода жизни писателя — его переезда во Францию в 1951 году, как события оказавшего заметное влияние на дальнейшую жизнь и взгляды Х. Кортасара. В советской критике упоминание данного сюжета не столь популярно, активно упоминаться переезд Кортасара начинает только в работах И. Тертерян, а также в более поздних статьях.
В рассмотренных зарубежных работах, посвященных творчеству Кортасара, писатель не представляется «ярым борцом за независимость», не комментируется в столь ярких формулировках отказ в определенный период жизни сотрудничать с американскими издательствами, не говорится о его чуждости и неприязни к . Рассматриваемые в данной главе статьи публиковались в качестве предисловий к рассказам писателя в литературных журналах или отдельных изданиях произведений Х. Кортасара в период с 1970 по 1991 года.
Нельзя не учитывать протяженность обозначенного периода, за время которого в стране произошли существенные политические перемены, изменились общественные настроения и понятие , язык подачи материала и важность идеологической составляющей в повседневной жизни, существенные перемены произошли и в литературной критике, остро откликающейся на все выше обозначенные факторы. Наиболее значительными событием этих лет, сильно повлиявшими на культурную атмосферу и общественные настроения в стране можно назвать события Пражской весны 1968 года и Перестройки 1985 года. Постперестроечная эпоха охарактеризовалась ослаблением цензуры, резким расширением литературного поля за счет включения в него западных и прежде запрещенных советских текстов. Динамичное развитие культуры, «культурный взрыв», ощущение большей свободы соседствовало в общественном сознании с противоположным ему ощущением эпохи застоя, отсутствия какого-либо политического развития и надежды на изменения.
Все вышеописанное оказывало определенное влияние и на литературную критику, которая начинала постепенно освобождаться от формулировок советского дискурса. В рассматриваемых статьях, написанных после 1985 года, хорошо прослеживается постепенное уменьшение характерносоветских конструкций и образов (таких как «друг кубинской революции» и т.п). Избавившись от необходимости оперирования официозным языком и легитимации, оправдывания публикации невписывающегося в идеологические рамки автора, критика сосредоточилась на литературном анализе произведений писателя. В поздних статьях особенное внимание уделяется анализу типичных для творчества Х. Кортасара тем, мотивов, идей и образов. В работах 1985-1989 гг. прослеживается тенденция некоторого обобщения, систематизации и обзора всего творческого пути писателя, связанная со его смертью в 1984 году. Так, анализ творческого становления писателя предлагается в работах И. Тертерян (1985 и 1986 годов) и В. Андреева (1989 г.), наиболее значительные для прозы образы и мотивы рассматривает также и А. Кофман в статье «Возвращение к истокам».
Кроме того, стоит обратить внимание и на выбор художественных произведений и публицистики Кортасара, печатавшихся в советском пространстве. Наибольшее количество публикаций Х. Кортасара в СССР приходится на 1984 год — десять публикаций в журналах и газетах и один выпущенный сборник рассказов «Непрерывность парков», в то время как в остальные годы эта цифра варьируется в среднем от трех (1979 г., 1981 г., 1985 г., 1989 г. и т.д.) до шести (1982 г., 1983 г.) публикаций. Подобный скачок можно объяснить пришедшейся на этот год смертью писателя (12 февраля 1984 г.), повлекшей за собой публикации с сообщениями об этом известии и обзором его творчества (например, статьи В. Тейтельбойма «Пути и надежды Хулио Кортасара» в «Иностранной литературе» и И. Тертерян «О творчестве … Борхеса, …Х.-К. Онетти аргентинского писателя Х. Кортасара» в «Латинской Америке»). Однако больше, чем смерть писателя росту публикаций способствовало празднование пятилетия с года победы сандинистской революции в Никарагуа, о которой Кортасар писал большое количество эссе, заметок и статей в последние годы жизни. Половина публикаций Кортасара 1984 года так или иначе касается произошедшего в Никарагуа события или современного положения дел в этой стране, что видно даже по самим заголовкам — «Революция, с которой меня соединяют узы любви», «Отвага и решимость Никарагуа», «Никарагуа, так яростно любимая» и т.п. Данные публикации представляют собой переводы различных речей или очерков писателя, написанных им в последние годы. Причем, тексты ««Революция, с которой меня соединяют узы любви» и «Эта революция и есть культура» представляют собой два различных перевода одной речи писателя. В большинстве своем эти переводы довольно сильно идеологизированы и упрощены (что будет особенно заметно при дальнейшем сравнении двух упомянутых выше текстов). Практически все рассказы, опубликованные в этот год, также перекликаются с темой революции, тоталитаризма и подавления личности и свободы человека (например, рассказы «Кошмары» и «Ночная школа»).
Однако и в другие годы заметна активная печать нехудожественной публицистики Х. Кортасара на страницах советской прессы. Этому обстоятельству, несомненно, способствовало соответствие высказываемых писателем идей идеологической программе, принятой в СССР. Так, в разные годы публиковались статьи «На стороне народа: беседа: диалог в мастерской писателя», «Борьба за свободу рождает писателя», «Ковать оружие борьбы», «Быть во всем впереди: Интервью с аргентинским писателем» и т.п. Даже в названиях данных текстов прослеживается явная советская риторика и характерные для нее формулировки. Не имея доступа к оригинальным публикациям публицистики Х. Кортасара в заграничных изданиях, откуда данные тексты были взяты для перевода и печати в СССР, автор работы не может утверждать, что данные переводы не соответствуют оригиналу. Однако основываясь на анализе расхождений в переводах речи Кортасара на вручении премии им. Рубена Дарио, опубликованных в «Иностранной Литературе» и «Латинской Америке» за 1984 год, можно предположить, что идеологическая составляющая многих из данных , то есть в значительной степени легитимировало его и его творчество, что было необходимо из-за обозначенных в начале работы особенностей прозы Кортасара. Наиболее часто публикуемыми произведениями писателя были программные для творчества Кортасара рассказы «Захваченный дом» (1946 г.), «Менады» (1956 г.), «Преследователь» (1959 г.), а также более поздние, откликающиеся на современную политическую и общественную обстановку рассказы «Воссоединение» (1966 г.), «Другое небо» (1966 г.) «Апокалипсис Солентинаме» (1977 г.).
2.1 Обзор статей 1970 — 1984 гг.
Публикацию первых рассказов Х. Кортасара на русском языке предваряла небольшая вступительная статья переводчицы М. Былинкиной, коротко повествующая об их создателе. Именно эта работа в значительной степени повлияла на формирование канона образа писателя и набора определенных представлений, впоследствии неразрывно связанных в сознании советских читателей с его фигурой. Прежде всего, перед читателями Кортасар предстает как уже признанный за рубежом и широко известный, популярный писатель: «Хулио Кортасар. Имя, занимающее одно из первых мест в современно латиноамериканской литературе <…>», именно так начинает свою статью М. Былинкина. «Его книги переводятся на многие языки мира, издаются в разных странах», «о его книгах пишутся книги, ему посвящаются в журналах и газетах критические статьи <…>», «Кортасар сейчас наиболее популярен среди литераторов, творящих на испанском языке» — вот лишь немногие из оборотов, подчеркивающих успех этого нового и еще незнакомого советской публике писателя. Как мне кажется, они служат для легитимации фигуры автора, объясняя причину появления его произведений на страницах журнала, а также выполняют определенные рекламные функции — объясняют, почему читателю стоит познакомиться с опубликованными ниже рассказами.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Важной и неоднократно подчеркиваемой «составляющей» образа Х. Кортасара становится идеология писателя — его приверженность социалистическим взглядам и идеям. Помимо этого, неоднократно подчеркивается «простота» писателя в обхождении, общении, что вместе с акцентированным вниманием на политической близости взглядов писателя сближает его фигуру с неким шаблонным образом советского человека. Исследовательница подчеркивает, что путь писателя к славе и к самому себе, к собственному литературному стилю был долог и сложен — «Слава Кортасара добыта в трудных поисках социально-философского самоутверждения и своих литературно-эстетических позиций <…>». Усиливает образ Кортасара как именно социалистического писателя и дальнейшее толкование М. Былинкиной его произведений. Так, например, автор статьи пишет, что одной из основных тем писателя является «разобщенность людей, духовная одинокость человека в капиталистической среде». Без сомнения, наиболее важным в данной фразе оказывается особое распределение акцентов — человек не просто одинок, он одинок именно в «капиталистической среде», противопоставленной среде социалистической, за которую якобы и выступает Кортасар. Однако вспомнив рассказы писателя, несложно заметить, что одиночество в них не соотносится с политическим режимом страны, в которой живет персонаж (одиноки и герои рассказа «Застольная беседа» (1956), действия которого разворачиваются при военной диктатуре в Аргентине, и герои «Южного шоссе» во Франции). Одиночество — постоянный и непременный спутник человека, следующий за ним куда угодно — неслучайно, что герой «Игры в классики» в Буэнос-Айресе одинок не менее, чем в Париже. Обреченность любого человека на непонимание, бесприютность действительно входит в художественную систему писателя, но, на мой взгляд, нисколько не связывается им самим с тем или иным политическим режимом. И в публикуемых в «Иностранной литературе» новеллах «Преследователь» и «Южное шоссе» ощущение одиночества не покидает героев, но в первом произведении оно скорее связано с муками творчества, постоянной гонкой за истиной и осознанием невозможности ее достичь, невозможности объяснить даже саму эту гонку другим людям, а во втором, с общим ощущением абсурдности современного мира. Мне кажется, что М. Былинкина намеренно привносит данные идеологические смыслы в тексты Кортасара для легитимации фигуры автора, подчеркивания близости его воззрений с общепринятой в СССР идеологией.
Близость советским идеалам также подчеркивает то, что в данной статье Хулио Кортасар намеренно представляется как «свой» человек, человек социалистических взглядов, которому приходится жить среди чуждого ему капиталистического мира. Так, в конце статьи при описании встречи М. Былинкиной с Кортасаром на международном конгрессе деятелей культуры в Кубе, усиливается сближение образа писателя с типичной фигурой советского человека: «…отвечает, однако, «без позы», просто, с ясной простотой человека». К «каноническим» чертам образа писателя, выделенным в данной статье принадлежат, в первую очередь, простота писателя в обхождении и его близость советскому человеку, а также, писательский профессионализм и признание в западном мире.
Нельзя не обратить внимание на то, что именно эта, первая статья о творчестве аргентинского писателя является вместе с тем и наиболее идеологизированной. Именно в ней чаще всего встречаются противопоставления Х. Кортасара другим западным писателям, и именно в ней образ автора сильнее всего приближен к образу человека советских, социалистических взглядов. В последующих статьях о писателе и о его произведениях образ Х. Кортасара станет более сложным, и, вместе с тем, менее условным.
Следующей публикацией произведений писателя на русском языке был сборник рассказов «Другое небо», вышедший в Москве в 1971 году. В него входили рассказы из опубликованной в Аргентине в 1966 г. книги «Все огни — огонь»: «Захваченный дом», «Автобус», «Врата неба», «Заколоченная дверь», «Менады», «Аксолотль», «Ночью на спине, лицом кверху», «Конец игры», «Мамины письма», «Другое небо». Предваряла эти произведения вступительная статья переводчицы Э. Брагинской «Хулио Кортасар и его рассказы». Несмотря на то, что данная статья вышла всего год спустя после первой публикации писателя в СССР, о Х. Кортасаре в ней рассказывается как о давно знакомом публике писателе (хотя к этому времени на территории СССР было опубликовано только два его рассказа). В отличие от предыдущей статьи, в данной работе практически полностью отсутствует идеологический подтекст, перед читателями появляется не «автор-социалист» или «автор, борющийся с капиталистическими взглядами и укладом жизни», но именно признанный писатель, мастер слова, обладающий собственной необычайной манерой письма. Э. Брагинская также более подробно анализирует уже ранее опубликованные в СССР произведения — рассказы «Преследователь» и «Южное шоссе», подчеркивая их значимость и, более того, «программность» для творчества Кортасара. Анализируя произведения писателя, автор данной работы пытается понять «Во что верит? [Хулио Кортасар] <…> Почему каждая книга <…> становится сенсацией, предметом обсуждений, восторгов и споров?».
После небольшой биографии писателя, Э. Брагинская приводит в статье краткий анализ некоторых наиболее значимых его произведений и освещает наиболее важные для творчества Кортасара темы и идеи. При этом постепенно вырисовывается и образ самого автора — интеллектуала, мечтателя, переводчика, писателя, не стремящегося к славе, ведущего несколько замкнутую жизнь и, вместе с тем, протестующего против устоявшихся ценностей «западной цивилизации», «стандартов, окаменевших формул и руководств». В описании Э. Брагинской Кортасар представляется как писатель-искатель, стремящийся во что бы то ни стало «проникнуть » всеми возможными ему способами. В данном описании сквозь образ писателя видятся и образы его героев — таких же искателей истины и смыслов. Вспоминается и саксофонист Джонни из уже упомянутого рассказа «Преследователя», и герой «Другого неба», герои «Экзамена», «62. Модель для сборки» и «Игры в классики» и многие другие персонажи Кортасара, не готовые примириться с современной реальностью и в разнообразных формах объявляющие ей протест, отказываясь играть по правилам «буржуазного» или же просто опошленного мира. Противопоставляя героев-интеллектуалов толпе обывателей писатель следует давно сложившейся литературной традиции, но вместе с тем его тексты удивительно современны, в них изображен человек двадцатого века, стоящий на разломе, чувствующий необустроенность и шаткость современного мира, его абсурдность, а порой и просто глупость. И этот человек, будь он аргентинец, француз, англичанин или швед (неслучайно, в романах писателя встречаются герои совершенно различных национальностей) одинаково ощущает свое одиночество, отдаленность от других и невозможность быть понятым.
В описании Э. Брагинской, Кортасар — писатель, подвергающий беспощадному анализу современный ему мир и общество, погрязшие во лжи, пошлости и абсурдности и, вместе с тем, человек «накрепко связанный со своей эпохой», принадлежащий к «прогрессивно настроенной интеллигенции», стремящейся этот мир изменить, и уверенный, что «в буржуазном обществе писатель всегда оппозиционер».
Портрет Х. Кортасара, представленный в рассматриваемой статье, довольно сильно отличается от того, что был дан при первой публикации его произведений в рецензии М. Былинкиной. Во многом безликий образ «своего» человека, одного из массы заменятся фигурой писателя-индивидуалиста, противостоящего несправедливости, лжи и неправде современного мира. Одновременно с этим начатая Былинкиной «линия» сопоставления писателя с образом советского человека во многом продолжается в статье Брагинской. И несмотря на то, что идеологическая направленность в данной статье выражена намного слабее, все же нельзя сказать, что она отсутствует вовсе. Автор исподволь все время подчеркивает оппозиционность Кортасара западному, капиталистическому укладу жизни и образу мыслей. Подчеркивает его приверженность революционным идеям («давний и активный друг кубинской революции <…> осуждает американскую агрессию во Вьетнаме <…>»), деятельную общественную позицию («Его глубоко волнует все, что происходит сегодня на нашей планете»). Впрочем, стоит заметить, что Брагинская не старается представить взгляды и позицию писателя более радикальной, чем та была в действительности. И, как мне кажется, данные фразы не столько формулируют истинное мнение автора, сколько являются неотъемлемой частью любой рецензии, частью самого дискурса, тем «маркером», наличие которого открывало статье доступ в печать и служило созданию «искомого» образа писателя.
Кроме того, переводчица постоянно встраивает фигуру Хулио Кортасара в ряд современных ему западных писателей, и сравнивает их методы и взгляды, подчеркивает, что в отличие от прочих, он пытается освободить «энергию слова», вывести его из «оцепенения» и «плена риторики». Несомненно, подобное акцентирование внимания на поисках нового, неотягощенного идеологическими построениями языка только еще сильнее сближает писателя с процессами советской литературы 70-х годов.
Следующим появляется в печати сборник миниатюр Х. Кортасара «Материал для ваяния», опубликованный в журнале «Латинская Америка» №2 . Образ писателя в данной статье снова обретает черты активного борца против несправедливости, царящей в латиноамериканском и западном мире. Описывая общественную позицию писателя, М. Былинкина замечает, что её сформировала «сама жизнь» писателя, которая в подобном пересказе предстает отнюдь непростой — «трудное детство без отца», работа в провинции, долго не публикующиеся рассказы и т.д. Так, борьба за революцию начинает казаться неотъемлемой составляющей всей жизни Кортасара (хотя, стоит заметить, что это было далеко не так). И публикующиеся сатирические миниатюры — тоже «работа на революцию», поскольку «ни в одном большом и известном произведении <…> не просвечивают так отчетливо его политические настроения, как в этом малом жанре». По моему мнению, данная статья во многом конструирует образ писателя с помощью устоявшихся формулировок и идей. И хоть детство писателя действительно было непростым, говорить о том, что именно тяготы, перенесенные в ранние годы, повлияли на революционные настроения писателя нет никаких оснований.
Кроме того, по многочисленным замечаниям самого писателя известно, что долгое время он вовсе не был вовлечен в политику, живя затворником и интересуясь культурой, да и долгое время после начала своих выступлений во время кубинской революции подчеркивал свою некомпетентность в политических и революционных делах. Так, отвечая на критику романа «Книга Мануэля», он замечал: «Поскольку я не рожден для того, чтобы писать политическую литературу, у меня нет системных идей; у меня есть свой взгляд на вещи, я могу принять сторону какой-то партии и могу выразить на свой лад всё, что чувствую перед лицом этой ситуации». Изменяя отдельные события из жизни писателя штампами (о тяжелом детстве, безотцовщине и т.п.) М. Былинкина создает фигуру писателя, подобную некому типизированному образу. Слог данной статьи наиболее ритуализирован, наполнен, по замечанию Н.Б. Вахтина, гонорифическими словами-маркерами, выражающими нужное, то есть одобренное официальное цензурой отношение к писателю. Политизируя всю жизнь писателя и отодвигая на второй план все прочие интересы, идеи и представления Кортасара, автор статьи делает его фигуру плоской и однозначной, не поддающейся никакой иной интерпретации. Использованные в статье слова-маркеры с самого начала создают образ Кортасара как «правильного», то есть социалистического писателя. Его фигура не просто сближается с образом советского человека, как это происходило в раннее рассмотренных статьях, он в буквальном смысле становится «своим», становится борцом против империализма и буржуазности. Наклеенные маркеры просто не позволяют интерпретировать произведения Кортасара иным образом, кроме как с позиции «воинствующего коммунизма», что невероятно сужает заложенные в них смыслы. Критика устройства общества, злободневность действительно присутствуют в сатирах писателя и, как верно заметила М. Былинкина, они на самом деле «бьют и попадают в мишень», только «мишенью» далеко не всегда является именно политическое устройство западного общества, как это представляется при прочтении нескольких отобранных для печати сатир, обрамленных столь сильно идеологизированным комментарием.
В 1974 г. в разделе критики седьмого номера журнала «Иностранная литература» выходит статья историка литературы и специалиста по испаноязычным литературам И. Тетретянпосвященная анализу романов писателя. Исследовательница включает творчество Кортасара в аргентинскую литературную традицию, отмечая, что писателю не удалось избежать распространенного в Аргентине 1960-х годов влияния «модернисткой группировки», благодаря которому его творчеству стало характерно обилие реминисценций из произведений европейской литературы, условность художественного мира, а также «пристрастие к стилизации». Однако тут же исследовательница подчеркивает «внутреннее», тематическое несходство Кортасара с аргентинскими модернистами. В отличие от которых он никогда не ограничивался описанием исключительно локальной жизни, быта, главным для писателя всегда оставалось изучение общечеловеческого и «межконтинентального». По мнению Тертерян, главнейшим вопросом кортасаровской прозы является вопрос о судьбе человека в современном обществе, который косвенно задается и в «Выигрышах», и в знаменитом романе «Игре в классики». Герой которого, не находя ответа на вопрос, постоянно вступает в конфликты с окружающим его как «большим» (социумом вообще), так и «малым» обществом — кружком своих друзей, «клубом». Тонко сопоставляя персонажа Кортасара с парадоксалистом, героем «Записок из подполья» Достоевского, Тертерян одна из первых замечает сходство проблем и вопросов, поднимаемых данными авторами, которое в дальнейшем будет развито как в работах самой исследовательницы, так и в работах Л. Осповата. И парадоксалист Достоевского, и герой Кортасара отказываются принимать мир таким, каков он есть, а потому отказываются и от всякого действия; для них невозможным оказывается ограничить мечты буржуазным представлением о достатке и благе в виде «хрустального здания» или «пластикового дворца». Сравнивая этих персонажей, исследовательница включает произведения Х. Кортасара в контекст не только мировой (как было раннее), но русской художественной литературы, легитимируя тем самым образ писателя.
Стремление Кортасара создать собственный язык, по мнению Тертерян, соотносится с установкой писателя «разбудить» читателя, подорвать привычные для него законы построения фразы, текста, пробудить новое, не затуманенное образами старой культуры или идеологии восприятие. Для Кортасара «старый» язык оказывается отягощён негативными коннотациями, «служит <…> средством разобщения людей: фарисейство и политиканство, ложь и демагогия отливаются [в нем] в словесные клише», становятся формой, постоянно повторяемым и потерявшим всякий смысл шаблоном.
«Разбудить» окружающих пытаются и герои нового на тот момент романа Х. Кортасара «Книга Мануэля», занимающиеся «мини-агитацией» во время подготовки похищения «дипломатической особы» по делам латиноамериканских стран. Одной из ведущих тем в данном романе, по мнению исследовательницы, является заявленная в «Игре в классики» тема невозможности достижения счастья, спокойствия для человека, оторванного от общества, неверящего в возможность успеха «общего дела» и его значимость. Подобное восприятие индивидуализма как ярко негативного явления появится позднее и в статье Л. Осповата; хочется отметить, что интерпретация такого рода характерна именно для советской критики, о чем будет подробнее сказано далее. Важно, что именно в этом романе Х. Кортасара И. Тертерян видит надежду писателя на появление «нового» человека, маленького Мануэля, способного объединить в себе «благо всех и свое хотение», объединить стремление к всеобщему счастью и индивидуализм, от разобщенности которых страдали другие герои Кортасара — Оливейра, Андрес Фава и т.д.
В статье Тертерян портрет писателя дается прежде всего через призму его творчества, анализа важнейших для Кортасара тем и идей, анализа образов его героев. Однако, как и практически все прочие статьи, данная работа не обходится без краткой биографической справки, в которой особенно акцентируются антиправительственные настроения писателя в период преподавания в школе в Аргентине — «…преподавал литературу в провинциальных школах, участвовал в антиправительственных выступлениях интеллигенции.» Благодаря краткому разбору романа «Игра в классики», в котором неоднократно подчеркивается новаторство Кортасара, образ писателя начинает восприниматься как образ автора-экспериментатора, постоянно играющего с формами, языком, жанрами, со всеми условностями литературы и жизни. Кроме того, как и во многих предшествующих статьях, здесь особенно подчеркивается общественная деятельность писателя — так, замечается, что деньги, полученные за печать «Книги Мануэля» были отданы «на осуществление надежд, о которых в ней говорится», помимо этого подчеркивается поддержка Х. Кортасара в латиноамериканских революций.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
В 1976 году вышел роман «Выигрыши «Воссоединение». . В статье Л. Осповата рассматриваются произведения, прежде обойденные вниманием критики — это и «Жизнь хронопов и фамов», и «Менады», и «Короли», и «Книга Мануэля», подробнее анализируется роман «Выигрыши». Благодаря этому статья практически с самого начала начинает противоречить принятому в официальной советской критике взгляду на писателя, подчеркивая самобытность, независимость Кортасара от какого-либо литературного жанра и стиля, неограниченность определенным кругом идей и понятий. Кортасар — «художник подчеркнуто интеллектуального склада, исходный материал которого — индивидуальное сознание», на игре этого сознания часто и строится повествование. Но, по замечанию исследователя, чистый индивидуализм, неотделимый от эгоизма не может победить, привести человека к счастью — так Оливейра, герой «Игры в классики», «мечтает о гармоничном братстве людей, однако мысль о малейшем стеснении собственного «я» во имя желанной цели для него нестерпима», другие персонажи романа также оказываются отравлены «ядом индивидуализма», оказываются неспособными забыть о себе ради будущего, ради выполнения «прямого человеческого долга». Однако в признании именно индивидуализма «виновным» в несчастье героев вновь (как и в уже рассмотренной статье И. Тертерян) прослеживается советская риторика статьи, выраженная в «очернении» феномена индивидуализма как такового.
Как пишет Л.Осповат, Кортасар — автор «подчеркнуто индивидуального склада», чью произведения оказываются тесно связаны с мировой и, в том числе, русской литературой. Насыщенность его текстов цитатами Борхеса, Достоевского, Валери и т.д., их включенность в мировой культурный контекст почему-то раннее практически не освещались советской критикой, несмотря на важность этих отсылок для самих произведений. Единственным исключением стала рассмотренная ранее статья И. Тертерян «Новейший парадоксалист», сопоставляющая героев Х. Кортасара и Ф. М. Достоевского. Осповат тонко подмечает эти отсылки, переплетающиеся с постоянными включениями в текст всего культурного контекста.
Игровое начало, важное для писателя, распространяется не только и не столько на уровне включения в текст элементов мировой культуры, сколько на языковом уровне. По замечанию Осповата, тексты Кортасара прежде всего поэтические, мелодичные. Как автор ищущий, экспериментирующий, Кортасар постоянно придумывает новые формы, так появляются целые главы, написанные от лица Персио и подчиненные поэтической логике, в «Выигрышах» — «читать это следует, как поэзию — отдаваясь свободному течению образной мысли…», «безудержное экспериментаторство» Кортасара находит выход и в предельно новом по форме и романе «Игра в классики».
Л. Осповат во многом меняет сложившийся до этого образ автора, придавая ему свежие и, возможно, спорные в глазах официальной критики черты — такие как предельный индивидуализм и постоянное экспериментаторство. Но вместе с тем, так же, как и в других статьях писатель представляется во многом как борец против капитализма, буржуазии, раскрывающий в своих произведениях всю ложь этого общественного устройства и стремящийся его изменить. И хоть образ его лишен той близости советскому человеку, которую старались предать его в первых рассматриваемых статьях, он все же не лишен идеологизированности, оказывается близок социалистическим идеям. Писатель представляется пытающимся преодолеть «разрыв, существующий между нынешним, ошибочным <…> состояние индивидуумов (и целых народов) и требованиями будущего <…> Практическое представление [о котором] нам дает социализм, а духовный образ — поэзия». Образ писателя складывается из сплетения черт интеллектуала, человека чрезвычайно умного, погруженного в мировую культуру, и революционера, чьей «заветной мечтой» является «освобождение человека», создание нового счастливого мира.
Образ Кортасара, проступающий сквозь глубокий анализ и последовательное рассмотрение ключевых произведений, выходит за рамки узких и во многом односторонних фигур, предложенных ранее. Читателю предлагается увидеть не только «социалистического автора»-революционера, атакующего капитализм, но человека, борющегося против лжи, несправедливости и пошлости вообще. Неслучайно, в начале статьи Осповат подчеркивает непривязанность героев Кортасара к определенному месту, стране. Его героями становятся люди разных национальностей, взглядов, политических и эстетических позиций, но у всех этих героев одни проблемы и вопросы к миру, полному абсурда и неправды. В статье также подчеркивается патриотизм писателя, его преданность Аргентине и Латинской Америке вообще в «эпоху великих исторических перемен».
сентября 1982 года на страницах «Литературной газеты» появится небольшая статья И. посвященная творчеству писателя. Здесь главной отличительной чертой творчества Кортасара И. Тертерян называет артистизм. Артистизм — как синтез несочетаемого — интересной, увлекательной и легкой фабулы, и сверхнасыщенности текстов отсылками и реминисценциями, требующими внимательного, вдумчивого чтения. Популярность Кортасра среди различных по образованности слоев населения Тертерян особенно подчеркивает — «среди кортасаровских читателей — люди <…> объединённые не эрудицией, но отношением к жизни и искусству», что представляет писателя не только как межнационального (его читают «и у нас, и в Испании, и на Кубе, и в других странах Европы и Латинской Америки»), но и как писателя для всех людей вообще, в независимости от уровня образования или же политических убеждений. Кортасар представляется как писатель для всех, поскольку его произведения затрагивают общечеловеческие проблемы и вопросы, тревожащие и наводящие на размышления любого человека. «…речь идет о самом важном — об отношении к миру, к другим людям, к власти, о самостоятельности и свободе, об эгоизме и долге, доброте и любви», утверждает исследовательница. И действительно, романы, рассказы писателя повествуют именно об этом; замечательно еще и то, что в данной статье, в отличие от многих других, посвященных творчеству Кортасара, важные для писателя темы выделены без пафоса, свойственного советской официальной критике. Исследовательница не настаивает на том, что основным для Кортасара было обличение капиталистического строя или нападки на империализм и диктатуру, эти аспекты творчества писателя словно уходят на второй план, отступая перед главным — предельной человечностью и желанием понять, каково место человека в этом мире.
Как и в предыдущей статье И. Тертерян «Новейший парадоксалист», портрет художника представляется через краткий анализ его произведений. Главной чертой, «корнем судьбы» кортасаровского героя Тертерян считает несогласие, нежелание примириться с окружающим его миром. Это же качество исследовательница относит и к фигуре самого писателя. Интересно, что в данной статье кратко рассмотрено становление политических взглядов Кортасара — от неприятия мира и периода нигилизма до восторга революционными событиями, заинтересованности, а затем и серьезной политической деятельности. Тертерян подчеркивает, что для писателя занятие политикой — не случайный эпизод жизни, не временной увлечение, а сознательный, намеренно выбранный им путь, соответствующий желаниям и целям — «он увидел свое призвание и свой долг в том, чтобы приблизить будущее, которое когда-нибудь станет кульминацией истории человечества.» Исследовательница подчеркивает, что политическая деятельность писателя наложила свой след и на его творчество, значительно изменившееся после 1968 г.; произведения Кортасара все чаще стали обращаться к социальным вопросам, поднимать проблемы угнетения и подавления человеческой личности, проблемы взаимоотношений человека и власти.
Статья Инны Тертерян не столь идеологизирована как многие другие, но и в ней сохраняется главный пафос подачи образа писателя как социалистического борца за свободу угнетенных народов. Описание его политической деятельности, стремлений и чаяний, а также процесса становления общественной позиции усиливает идеологизированность образа Кортасара. Однако, он уже не преподносится столь односторонне, как в ранних статьях — Тертерян особенно выделяет и интеллектуальность писателя, сложное устройство текстов и новый язык, поэтику. Кроме того, важнейшими темами для его творчества исследовательница называет темы, далекие от тематического репертуара соцреализма. Тем не менее, приводя в конце работы письмо Кортасара Роберто Фернандесу Ретамару, она замечает, что целью Кортасара является приблизить «новое» будущее, «практическое представление [о котором] нам дает социализм, а духовный образ — поэзия». Так, статья заканчивается на предельно идеологической ноте.
Небольшая вступительная статья переводчика П. Грушко «Некто Хулио Кортасар» к сборнику «Непрерывность парков», изданному в 1984 году, во многом повторяет уже сказанное о писателе в предыдущих работах. Его эссе не столь ясно отмечено стремлением идеологизировать творчество Кортасара, как многие из рассмотренных раннее, но политическим взглядам писателя в ней уделяется не столь много внимания. В интерпретации П. Грушко Кортасар, прежде всего, человек искусства, творец, создающий свои рассказы из «звучания», импровизирующий подобно джазовому музыканту. Это человек, остро чувствующий абсурдность современного мира с его постоянными войнами и политическими конфликтами и пытающийся эту абсурдность воплотить, показать всю ее глупость, жестокость и нелепость. Так, например, автор статьи, приводит отрывок из рассказа «Апокалипсис в Солентинаме», герой которого видит ужасные фотографии уличных беспорядков в Латинской Америке, которые он не снимал, но которые «запечатлел, как все мы, своим сознанием, своей совестью, своей ненавистью к миру насилия и произвола…» искусства» нашла отражение в его произведениях. Данное замечание отсылает нас к статье Брагинской, также непроизвольно сопоставляющей фигуру автора с придуманными им персонажами. Правдоподобность и живость образу Кортасара придает и приведенное П. Грушко описание фигуры писателя, увиденного им на Конгрессе в защиту чилийской культуры в польском г. Торуне — «писатель удивительно молод душой и красив — ростом, гривой волос, своей улыбкой». Перед читателями словно возникает живой человек — открытый, протестующий против несправедливости и угнетения, и невероятно умный и ироничный, даже жестокий, когда речь заходит о политической ситуации в современном мире. Отказ от ритуализированного языка в описании жизни и творчества Х. Кортасара помогает Грушко создать очень правдивый и живой образ, которому действительно хочется верить. Этот образ не идеален с точки зрения официальной критики, не соответствует шаблонному представлению о социалистическом писателе и не соотносится со многими из тех образов, что были представлены в предыдущих статьях. И анализ, и описание личности автора представлены в статье скорее с эстетической, нежели с идеологической точки зрения.
В августовском номере «иностранной литературы» за 1984 год появилась статья чилийского поэта Володи Тейтельбойма «Пути и надежды Хулио Кортасара». Она представляет особый интерес, поскольку предлагает читателям иной взгляд на писателя — во-первых, это взгляд с другой стороны «занавеса» — если прежние статьи были написаны советскими переводчиками и литературоведами и образ Кортасара в них так или иначе вырисовывался через призму советского сознания, то данная работа была написана чилийцем, человеком много путешествовавшим, жившем и в странах Латинской Америки, и Европы, лично знакомым с жизненными реалиями, описанными в произведениях Кортасара. Кроме того, статья написана человеком, лично знакомым с писателем, многократно с ним встречавшимся. Однако стоит заметить, что идеологическая позиция В. Тейтельбойма, который одно время был генеральным секретарем Коммунистической партии Чили, сильно повлияла на то, как в статье представляется образ Х. Кортасара — восприятие Тейтельбойма во многом соотносится с советским восприятием фигуры писателя. Статья построена как серия воспоминаний В. Тейтельбойма о встречах с Х. Кортасаром, происходившими в разных точках земного шара — в парижской квартире писателя, в Нормандии на вилле поэта Неруды, в Чили, на международной конференции в Мехико, в польском г. Торунь, в Пало-Альто и т.д. Статья посвящена не анализу творчества Кортасара, но жизни писателя, его идей и взглядов на те или иные проблемы.
Тейтельбойм повествует о периоде наибольшей политической активности Кортасара, поэтому в его статье писатель предстает, прежде всего, как человек, выступающий против несправедливости и угнетения — «не состоя ни в какой партии навсегда, без колебаний вступил в ряды защитников латиноамериканских народов…», и, куда менее, как писатель. Перед читателем возникает образ человека честного, не терпящего лжи и насилия, отстаивающего права на свободную жизнь, самовыражение. Но отстаивающего их своим собственным оружием — словом, литературой, обращением к культуре. Тейтельбойм неоднократно подчеркивает, что Кортасар принадлежал к типу людей, не способных закрывать глаза на происходящее в мире, чувствующих себя ответственными и потому обязанными бороться — «интеллигент должен полностью осознать свой долг <…> и твердо понять, что культура — боевое оружие».
И действительно, оружием Кортасара всегда была культура, слово, его книги, в которых отражались важнейшие идеи писателя. Он верил, что именно интеллигенты должны первые обратить внимание на несправедливость и угнетения, должны «заставить услышать себя, стать сильнее угнетателей». По мнению Кортасара, интеллигенция «выполняет работу авангарда, который освещает путь в будущее». Тейтельбойм вспоминает один из обедов в парижском доме писателя, устроенный специально для того, чтобы обсудить положение Чили и попытаться найти способы помочь этой стране. Неизменная жажда деятельности, желание достучаться, ощущение ответственности за все происходящее в мире, храбрость — вот те качества, которые выходят на первый план в образе Хулио Кортасара, описанном В. Тейтельбоймом. Это писатель, борющийся потому, что нельзя, невозможно стоять в стороне, невозможно закрывать глаза и не видеть чудовищных событий современного ему мира; это человек совести, человек слова и чести, пытающийся пробудить совесть в других. По воспоминаниям Тейтельбойма в своих выступлениях и рассказах писатель часто призывал смотреть на «мир внутренним оком — оком совести».
Про особенности творчества писателя Тейтельбойм говорит совсем немного, отмечая, однако, стремление пробудить, «растолкать» читателя как основное ее качество. Разбудить, заставить читателя открыть глаза, оторваться от привычного и взглянуть на мир по-новому, чтобы действительно увидеть происходящее в нем. «Суть эстетики Кортасара», по мнению Тейтельбойма, заключается именно в том, чтобы «очистить повседневность от тусклости привычного, сражаться против оледенения духа <…> преобразить человека» Его проза — это не искусство ради искусства, а новаторство — не стремление удивить или поразить, творчество Кортасара ищет своего читателя, ищет возможности обратить внимание на те проблемы, что действительно волновали писателя — «проза Кортасара виртуозна и сугубо интеллектуальна, но, изображая ситуации, на первый взгляд, невероятные, он захватывает, будоражит читателя, умеет пробудить в нем совесть»
Интересно, что, как и в прочих статьях, в работе Тейтельбойма значительное внимание уделяется описанию политической деятельности писателя. Только в отличие от них в данной работе политическая позиция Кортасара не представляется столь ярко идеологически окрашенной. Писатель действительно посвятил часть своей жизни борьбе против военной диктатуры в странах Латинской Америки, боролся за восстановления прав и свобод человека в Аргентине, Чили, на Кубе и в Никарагуа, и Тейтельбойм все это описывает значительно подробнее, чем авторы других рассматриваемых в данной работе статей. Однако в описании Тейтельбойма политическая активность Кортасара теряет свою идеологичность. Автор статьи подчеркивает, что писатель боролся не ради обличения капитализма, диктатуры или империализма и выдвигаемых ими условий жизни, но ради прав человека, ради освобождения, улучшения жизни тех, кто живет под гнетом военной диктатуры. Конечно, в его произведениях встречается и обличение капиталистического общества, но это обличение направлено не против капитализма как такового, оно нацелено на то, чтобы «разбудить» людей, привыкших к хорошим условиям жизни, подтолкнуть их к обостренному восприятию несправедливости и к борьбе — «его книги вовсе не упражнения в бегстве от действительности, его фантазия не уводит от людей, а помогает нащупать контакты с ними». Интересно, что восприятие кортасаровского индивидуализма В. Тейтельбойма сильно отличается от восприятия советских критиков, обращавших внимание на эту особенность поэтики писателя — И. Тертерян и Л. Осповата. И, если для чилийского поэта феномен индивидуализма не несет в себе никаких негативных коннотаций и является одной из особенностей творчества Кортасара, то в советской критике он неизбежно сближается с «эгоизмом», погруженностью в собственный мир и отказом от остального мира, отказом действовать на «общее благо». И в восприятии советской критики «отравленные» индивидуализмом персонажи оказываются обреченными на несчастье, одиночество и «оторванность» от общества. В данном различии довольно ясно прослеживается разница между зарубежной и официальной советской, социалистической картиной мира, не допускающей индивидуализма как такового. Именно поэтому в рассматриваемых статьях индивидуализм как черта творчества Кортасара либо не затрагивается вовсе, либо описывается как нечто строго негативное.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
2.2 Обзор статей 1984 — 1991 гг.
В четвертом и десятом выпусках «Иностранной литературы» за 1984 год появляются два очерка Хулио Кортасара, рассказывающие о культуре постреволюционного Никарагуа («Революция, с которой меня соединяют узы любви»)Хотя они не предваряются практически никаким комментарием о творчестве или личности писателя, тем не менее, эти очерки представляет определенный интерес для данной работы, поскольку в них косвенно (посредством выборки публикуемых фрагментов и перевода) сформирован образ автора. В обоих случаях имя Кортасара ставится в ряд с современными деятелями латиноамериканской культуры — «мексиканский литературовед <…> Манлио Тирадо <…> Министр культуры Никарагуа, поэт Эрнесто Карденаль…», испанский писатель Хуан Гойтисоло и т.д.
На создание определенного образа в обоих случаях, безусловно, «работают» сами очерки писателя, написанные им в поздний, наиболее политизированный, период жизни. Так, в очерке «Революция, с которой меня соединяют узы любви» Х. Кортасар с восхищением описывает развивающуюся культуру Никарагуа как культуру массовую, народную и повсеместную, противопоставленную культуре элитарной, предназначенной для отдельных слоев общества. Интересно, что здесь данное противопоставление носит положительные коннотации — массовая и народная культура представляются как культура живая, наполненная новыми соками, формами, постоянно развивающаяся и меняющаяся. Поэзия, музыка, театр, литература, все сферы культуры служат объединяющим началом для народа, стремящегося к развитию и знанию. В очерке рисуется некое идеальное социалистическое общество, где все равны друг другу, и простые люди являются со-творцами культуры, доступной для любого человека — «Культура тут перестала быть чем-то необъяснимым и заоблачным, она стала состоянием души и ума», замечает писатель; общество, где власть служит исключительно на благо народа — «правительственные учреждения <…> расширили понятие культуры <…> вывели культуру на улицу, в самую гущу масс, вложили <…> в уста и руки народа тем простым и сердечным жестом, которым у нас предлагают банан или мороженое». Кроме того, никарагуанское общество оказывается противопоставлено европейскому и, особенно, американскому, в которых существует строгое разделенной на элитарную и массовую культуру с несколько негативным отношением ко второй. Особенно сильны нападки на американскую культуру — «высочайшую цену заплатил [никарагуанский народ] <…> за то, чтобы культура могла развиваться и обновляться. Вылазки контрреволюционеров, цинично поддерживаемых США <…> обречены на провал…», «…самоизоляция человека лежит в основе культуры обществ, построенных на эгоизме <…> — чисто американском принципе, который есть ничто иное, как закон джунглей». и негативным отношением к социальной программе США, создают образ в идеологическом плане максимально приближенный к фигуре советского человека. Однако, мне кажется, стоит брать во внимание и возможность определенной корректировки слов писателя при переводе его текста для большего соответствия уже заданному ранее образу борца за права человека и сочувствующего коммунизму общественного деятеля. Интересно, что в четвертом выпуске «Латинской Америки» за тот же год был опубликован иной очерк Х. Кортасара под похожим заголовком «Эта революция и есть культура», который по композиции, высказанным в нем идеям и использованным метафорам сильно напоминает рассмотренный раннее текст. Однако из-за существенного различия в двух переводах данного очерка формируется два отличных друг от друга образа писателя, о чем подробнее будет сказано ниже.
В рубрике «Писатели против апартеида» текст Х. Кортасара публикуется в одном ряду с текстами других современных писателей — испанца Хуана Гойтисоло и француза Мишеля Бютора, все они сопровождали представленные на художественной выставке работы, протестующие против апартеида. В кратком очерке с говорящим названием «Этот необходимый, медленный и прекрасный процесс расового смешения» писатель выступает против расовой дискриминации, называя апартеид анархизмом и пережитком старой культуры — «перьями совиного чучела», которому нет места в новом мире. Очерк наполнен характерными для творчества писателя образами и метафорами (так, в первых же строках возникает образ жизни как игры — шахматной доски). Даже в таком небольшом прослеживаются две характерные для образа Х. Кортасара черты — его литературное мастерство, индивидуальный, новый взгляд на вещи, яркий, образный язык и его активная общественная позиция, неравнодушие к любому притеснению прав и свобод человека и готового отстаивать эти права доступными ему способами.
В шестом выпуске «Латинской Америки» за 1984 год была опубликована речь Хулио Кортасара, произнесенная на церемонии вручения ордена культурной независимости им. Рубена Дарио, и предваряющий её небольшой вступительный комментарий без подписи автора. Как и в предыдущем случае, значительный интерес для исследования представляет сама речь Х. Кортасара, поскольку именно в ней наиболее ярко формируется облик писателя. При внимательном чтении не остается сомнений, что это — тот же текст (но в ином переводе), который был опубликован несколько раньше в «Иностранной литературе» под названием «Революция, с которой меня соединяют узы любви». Об этом говорит одинаковая структура и аргументация двух очерков, использование одинакового образного и метафорического ряда. Тем не менее, между двумя этими переводами видна колоссальная разница, существенно влияющая на формирование образа писателя. Так, рассмотренный раннее текст речи в «Иностранной литературе» видимо сокращен (две страницы вместо пяти с половиной) и политизирован, в нем оказались оставлены (что становится особенно заметно при сравнении) лишь наиболее резкие из высказываний Хулио Кортасара, некоторые из которых (например, приведенные выше цитаты про культуру США) вовсе отсутствуют в переводе речи в «Латинской Америке», другие же приобретают гораздо большую идеологическую направленность, лишаясь контекста и аргументации. взглядами и идеями. Фигура человека, написавшего этот текст, кажется не карикатурно упрощенной моделью некоего борца за независимость, агитатора и пропагандиста, но представляет собой гораздо более сложный образ. В первую очередь, это образ человека, обеспокоенного развитием никарагуанской культуры и остро отзывающегося на проблемы в современном обществе вообще; образ человека начитанного, погруженного в мировую культуру и хорошо в ней ориентирующегося, о чем свидетельствуют многочисленные аргументы-отсылки к различным областям культурной жизни, ясно представляющего себе современную политическую ситуацию и не стремящегося очернить иные режимы, даже если их устои не отвечают его личной точке зрения. Теряя карикатурность, облик писателя становится намного сложнее, но и намного глубже, интереснее. Ему уже не так просто «приписать» определенные взгляды и вложить в его слова острую критику социального и политического устройства идеологического врага СССР — США, как это было сделано при переводе очерка, опубликованного в «Иностранной литературе». …», «солидарность аргентинского писателя с борьбой никарагуанского народа становилась все активнее. Он полюбил эту страну особенной любовью, всем сердцем писателя-гуманиста». Эти и другие подобные им речевые обороты, характерные для советского дискурса, кажется, более уместно смотрелись бы в комментарии к рассмотренному ранее очерку Х. Кортасара в «Иностранной литературе». Из-за подобного несоответствия образов, сформированных предисловием и текстом речи, фигура писателя становится несколько противоречивой: с одной стороны, образ Кортасара оказывается сильно типизирован и вписан в созданный советской критикой канон, с другой стороны его фигуре сообщаются черты не только активного борца за независимость и политического агитатора, но и гуманиста, интеллектуала, мыслителя, глубоко воспринявшего проблемы другой страны. Кроме того, рассмотренный комментарий мог в определенной степени служить и легитимации образа писателя. Подобное упрощение, использование «положительного», гонорифического словаря моментально легитимирует фигуру автора в глазах читателя, а значит и его точку зрения на проблему развития культуры в Никарагуа во всей ее многоплановости и неоднозначности. Кажется, что за счет упрощения образа Х. Кортасара, сформированного в комментарии, и придания ему положительных черт становится возможной публикация текста с более сложной организацией, с не столь прямолинейно расставленными политическими акцентами.
Характерно также и само название текстов — «Эта революция и есть культура» в «Латинской Америке» и «Революция, с которой меня соединяют узы любви» в «Иностранной литературе». Второй заголовок более личный и, как мне кажется, более броский, он сразу же рисует в восприятии читателя образ революционера (поскольку кем еще может быть человек, связанный «узами любви» с революцией?). Первый же, наоборот, более нейтральный и в гораздо большей степени отвечает содержанию статьи.
В статье «Игра взаправду» , предваряющей публикацию романа «62. Модель для сборки», Инна Тертерян дает ретроспективный обзор всего творческого пути Хулио Кортасара, выделяя в его литературной деятельности несколько периодов, связанных с изменениями социальной и политической позиций писателя. ». Значительность социальной тематики для творчества Кортасара заметна и при анализе многих его поздних рассказов — «Ночная школа» (1982), «Апокалипсис Солентинаме» (1977), «Граффити» (1980) и т.д. Тертерян неоднократно подчеркивает активную социальную позицию. Х. Кортасара, его стремление «не остаться в стороне», своим творчеством и общественной деятельностью обратить внимание и повлиять на несправедливость, происходящие в современном мире события. Хотя подобная социальная направленность творчества Х. Кортасара многократно выделялась и обыгрывалась советской критикой, в данной статье она лишена ярко выраженной советской риторики и языковых штампов и описывает действительную биографическую ситуацию. читателей, побудив их к сотворчеству. («62. Модель для сборки»), «отстаивают свободу <…> от моральных условностей старого мира», эпатируя окружающих их людей, играя со словами и друг другом. Кроме того, образ неравнодушного и стремящегося к постоянному жизнетворчеству, изменению окружающего мира посредством литературы человека подчеркивается и упоминанием о посмертно вышедшем сборнике статей Х. Кортасара «Никарагуа, беспощадно нежный край». Эту книгу И. Тертерян представляет как своеобразный постулат «неискоренимой веры [Кортасара]в то, что <…> возникнет общество «новых людей», которым <…> будет даровано творчество, которое невозможно без радости и без игры»
Интересно, что именно с игровым началом связывает И. Тертерян и первоначальное увлечение писателя общественной жизнью — «Кортасар восхищался игровым моментом молодежного бунта 1968 г.…», и игру, предложенную писателем, исследовательница называет «профилактикой конформизма, начальной школой революционного отношения к жизни, готовностью ее преобразовывать». И именно эта игра, по мнению Тертерян, впоследствии и перешла в осознанное противостояние несправедливости и более продуманный подход к политической и социальной жизни современного общества — «по прошествии нескольких лет писатель убедился, что <…> без зрелой и продуманной политической программы <…> играючи, революцию не совершить и юношеский запал бессилен».
Постоянно упоминаемой при описании Х. Кортасара чертой становится и эпизод переезда во Францию и связанный с ним мотив тоски по родине. Именно с биографическими аспектами жизни писателя связывает исследовательница некоторые особенности произведений Кортасара — наличие на страницах романов («Игра в классики», «62. Модель для сборки», «Книга Мануэля») интернациональных героев — французов, англичан, датчан, аргентинцев, погруженность одновременно (за исключением романа «Выигрыши») и в «аргентинский», и в «европейский» культурный контекст, соединение особенностей восприятия мира и жизни.
Кроме того, И. Тертерян подчеркивает и связь Х. Кортасара с литературной традицией и помимо уже упомянутых имен А. Мачадо, Пастернака, Мандельштама, говорит и о заметном влиянии Достоевского и о тесной связи творчества Кортасара с Борхесом. С последним именем связывается исследовательницей и определенная поэтичность прозы писателя, названная И. Тертерян «борхесианской линией современной испаноязычной прозы»; упоминание о которой многократно встретятся в более поздних статьях о писателе.
Другой каноничной чертой в описании образа Хулио Кортасара стало упоминание его всемирной признанности как писателя, мастера формы и метафоры, известность и популярность в западных и латиноамериканских странах. И. Тертерян также замечает, что «Кортасар — один из наиболее комментируемых и изучаемых испаноязычных <…> писателей».
Таким образом, в данной статье облик писателя, представленный через его творчество, соединяет в себе множество нормам и рамкам, всемирную признанность, тоску по родине, новизну, экспериментаторство творчества Кортасара и, в то же время, его тесную связь с литературной традицией. Однако несмотря на соответствие выделяемых черт образа канону, данная работа практически полностью лишена советской риторики и дидактизма, общественная деятельность писателя не идеологизируется, ему не приписываются более приближенные к советской действительности взгляды и идеи (как, например, в раннее рассмотренных статьях М. Былинкиной). во-многом продолжает темы, прежде затронутые ею в статье «Новейший парадоксалист». Опубликованная как предисловие к роману, данная статья представляет собой гораздо более серьезный литературоведческий текст, нежели очерки и комментарии к текстам писателя в литературных журналах, и отличается от них не только объемом, но и способом подачи материала. Статья И. Тертерян направлена, в первую очередь, на анализ основных образов романа или, как говорит сама исследовательница, на разгадывание «двух загадок, двух центральных парадоксов», на которых строится все произведение — «парадоксальна форма романа и парадоксален его герой». «Игру в классики» вслед за европейскими исследователями творчества писателя Тертерян называет центральным произведением Кортасара, «солнечным сплетением его творчества, итогом ранних поисков <…> и отправным пунктом зрелости», соединяющим в себе важные для мировоззрения писателя идеи и образы. В своей статье И. Тертерян высказывает множество интереснейших замечаний по поводу сюжета самого романа, его возможных контекстов, образного ряда, вероятных предшественников Кортасара в построении подобной «игровой» формы текста, вовлекающей читателя и т.п. Однако автор данной работы сосредоточит внимание непосредственно на представленном в статье образе писателя, представленном в краткой биографии Х. Кортасара, а также — косвенно — при анализе его творчества.
К , и часто воспринимаемый советской критикой довольно негативно, смягчается в статье пассажем про осознание самим писателем ограниченности понятия «утонченной духовности». Из-за чего он, якобы, впоследствии изменил свою жизнь, поставив на первый план социальную деятельность. Стоит заметить, что данное отступление хоть и служит в определенной степени легитимации образа автора, нисколько не передергивает действительности, поскольку и сам Кортасар, вспоминая свою жизнь 1946-50-х годах, называл себя помимо прочего «…мелким буржуа, слепым ко всему, что происходит вне сферы эстетики», что никак не соотносится с обликом писателя после 1963 года. Также нельзя не отметить, что за исключением данного пассажа социальная деятельность писателя никак не упоминается и не комментируется, что нехарактерно для литературной критики рассматриваемого периода. Подчеркивается исследовательницей и заявленный в прежде упомянутой статье Тертерян парадоксализм творчества Кортасара, невероятно трудного для восприятия и, в то же время, невероятно простого, увлекательного по сюжетам и держащего читателя в постоянном напряжении. Эта черта творчества делает произведения Кортасара доступными для читателей совершенно различного уровня, принадлежащими и к элитарной, и к массовой литературе.
Прямо говорится и об индивидуализме писателя, его особой манере письма, поскольку весь роман, насыщенный отсылками, цитатами, именами и образами, кажущимися на первый взгляд хаотичными и не связанными друг с другом, на самом деле объединен «индивидуальным видением мира» Кортасара и является своеобразным манифестом писателя. Несколько большее внимание нежели в предыдущих статьях Тертерян уделяет и языковому новаторству Кортасара. Как уже писалось ранее, это новаторство во-многом оправдывается тем, что «старый» язык служит «в буржуазном обществе <…> средством разобщения людей», многочисленные языковые клише и штампы, лишние, наносные смыслы делают язык не средством, способствующим общению, но наоборот, средством, ему мешающим, противостоящим. Наполненный канцеляризмами, принятыми языковыми фигурами и формулами, он коверкает любое высказывание, до неузнаваемости искажая его смысл. Разрушение и изменение языка таким образом становится не негативно окрашенным ненужным новаторством, но средством обновления, очищения от устаревших «буржуазных» норм, приобретает положительные коннотации, становится «задачей, достойной честного и критически настроенного писателя». Впрочем, в словах Тертерян слышится критика не столько «буржуазного» языка, но и наполненного штампами, обесцветившимися и потерявшими смысл словами советского языка, на канцеляризм и » Так, формируется образ экспериментатора, отказывающегося от устаревших, укоренившихся в литературе рамок романа, рассказа или стихотворения, стремящегося изобрести нечто новое, изменить само отношение «текст-читатель», сделав последнего прямым соучастником, со-творцом произведения. И. Тертерян, пишет, что Кортасар «…недоволен <…> западным читателем романов, которого буржуазная массовая литература, паразитировавшая на традиционных формах высокой литературы <…> отучила от труда понимания» и потому создает роман-игру, вовлекающий читателя в творческий процесс, объединяющий в себе и художественную прозу и поэзию. Однако отсылка именно к «западному читателю <…> буржуазной литературы» представляется автору работу лишь условностью, пытающейся смягчить восприятие индивидуализма и необычности кортасаровский произведений. Произведения писателя, по словам самого автора, направлены на то, чтобы «…вывести читателя из себя, из привычных рамок», и в данном случае для писателя важно не происхождение, политические или общественные взгляды читателя, но укоренившиеся установки на восприятие форм романа или поэзии, существующие в его сознании и мешающие «новому» восприятию.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Иной очень яркой чертой творчества Х. Кортасара, впервые упоминаемой советской критикой, становится патафизика его произведений — «последовательно ироничное отношение к миру, пародирование и сведение к абсурду традиционных ценностей». Писатель предстает как критик обыденности, отказывающейся воспринимать мир в неустанном движении и стремлении к переменам, цепляющейся за архаичные, устаревшие рамки давно прошедшего дня, критик «плоского и прошлого разума, не проникающего глубже поверхностных явлений». Эта пародийная, ироническая сторона творчества писателя ранее практически не выделялась советской критикой.
Отмечает исследовательница и поэтичность творчества писателя. За два года до публикации данной статьи вышел поэтический сборник Кортасара «Только сумерки», который появится в СССР только в 1989 году, и потому это упоминание поэтичности, своеобразной текучести прозы писателя при анализе его романа представляет Х. Кортасара читателям с другой стороны и в определенной степени готовит к восприятию как романа, так и самого сборника стихотворений.
Канонично упоминание аргентинского происхождения писателя — так, некоторые особенности романа исследовательница объясняет биографическим контекстом: перенесение действия из Франции в Аргентину и присутствие разноязычных персонажей связывается с действительным переездом Кортасара из Буэнос-Айреса в Париж в 1951 году, гипернасыщенность части текста культурными реминисценциями — реальной обстановкой жизни писателя и его друзей в Париже, сравнивающейся с бытом «клуба Змеи» из романа. В целом, статья И. Тертерян лишена типичных языковых штампов советской критики, к каноничным чертам образа писателя также были добавлены прежде не упоминаемые критикой патафизика и индивидуалистичность творчества Х. Кортасара.
Предисловие переводчика В. Андреева к небольшой книге «Избранное» 1989 года предваряет впервые публикующиеся на русском языке стихотворения Хулио Кортасара и предлагает краткий обзор всего — как поэтического, так и прозаического — творчества писателя. Опираясь на раннее написанные работы о Х. Кортасаре (в частности, на работы И. Тертерян), В. Андреев особенно выделяет парадоксальность и игровое начало в творчестве писателя, а также его новаторство, стремление не столько сочинить литературное произведение, сколько видоизменить мир, обыгрывая его и добавляя новые элементы — «не просто сочинял книги, он творил жизнь». Мир в работах Кортасара парадоксален, он соединяет в себе черты реальности и фантастики, воспринимающейся, однако, как нечто естественное, и именно в подобном умении заставить читателя «поверить <…> в реальность созданного воображением» и видит В. Андреев жизнетворчество Х. Кортасара. Однако одновременно с новаторством латиноамериканского писателя подчеркивается и тесная связь его творчества с традицией мировой литературы — вслед за И. Тертерян Андреев выделяет влияние на Кортасара произведений Достоевского, а также признанных испано- и франкоязычных поэтов.
Определенным лейтмотивом созданного в статье образа писателя становится его постоянная связь с Аргентиной, тоска по утраченной родине и стремление соединиться с нею, подчеркиваемое приведенным высказыванием самого писателя — «…Словно Орфей, я столько раз оглядывался назад и расплачивался за это. Я и поныне расплачиваюсь; и все смотрю и буду смотреть на тебя, Эвридика — Аргентина.» Стоит заметить, что приведенная цитата крайне популярна в советской критике, и в дальнейшем будет встречаться практически во всех работах, посвященных творчеству Кортасара.
Признанность писателя, его мастерство и умение работать над формой произведений (как романов и рассказов, так и стихотворений) являются другими каноничными, постоянно подчеркиваемыми чертами облика писателя. В данной статье они также не были оставлены без внимания — анализируя стихотворения из сборника, Андреев подчеркивает метрическое разнообразие поэзии Кортасара, использующего и распространенные в современном латиноамериканском стихосложении верлибры, и классические формы, вплоть до сонетных. Автор статьи представляет Кортасара как «незаурядного, крупного, настоящего поэта», а также как одного «из самых известных в нашей стране латиноамериканских» прозаиков, чем создает образ одного из крупнейших и самых значительных писателей современности — «Книги, которые Кортасар стали классикой мировой литературы XX столетия. Их читают. Они существуют. Значит, существует и сам Кортасар». Кроме того, представляя советскому читателю новую сторону творчества писателя (ранее публиковались в основном рассказы, речи и статьи), В. Андреев подчеркивает поэтичность всей прозы Кортасара, ссылаясь на работу И. Тертерян, в которой утверждается, что «…для Кортасара рассказ ближе к стихотворению, чем к прозаическим произведениям большой формы <…> Рассказы Кортасара — сгустки смыслов, образы идей, какими бывают стихи больших поэтов». Эту же идею подчеркивает и приведенная из интервью 1983 года цитата самого писателя о том, что «поэзия для [него] столь же естественна, сколь и проза». Многократно подчеркиваемая любовь и приверженность Кортасара поэзии с несколько новой стороны представляет писателя и в определенной степени легитимирует поэтическое творчество известного прозаика и подчеркивает интерес, который оно может представлять для читателей данного сборника.
Вскользь, рассматривая рассказ «Воссоединение» (1964 г.), упоминает В. Андреев и такую каноничную в советской критике черту образа писателя, как его политическая и социальная деятельность в поддержку кубинской революции — «…кубинская революция оказала огромное, благотворное влияние на творчество Кортасара». Впрочем, это упоминание носит более биографический характер и лишено навязываемой ему прежде политической идеологизированности.
Таким образом, представленный в данной статье образ Хулио Кортасара в значительной степени напоминает облик писателя в прежних, наименее идеологизированных работах И. Тертерян и Л. Осповата. Наиболее характерные его черты — постоянное экспериментаторство и игра как с материалом, так и с читателями, активная общественная позиция, связь с традицией, мастерство не раз упоминались советской критикой. Несколько новым в образе писателя становится упоминание поэтичности его творчества, подготавливающие читателей к восприятию опубликованных в сборнике стихотворений.
Интересно, что подчеркивая преемственность Кортасара Борхесу (Петровский пишет о том, что Борхес во многом «открыл» Кортасара для литературы, опубликовав его рассказ «Захваченный дом» в журнале «Аналес де Буэнос-Айрес»), а также значимость и определенную , равны друг другу и названы «корифеями современной литературы», чье творчество отражает современность, переосмысливает её и открывает «истины о самосознании человека XX столетия». А потому и наиболее интересна их полемика, постоянный спор и отклик на идеи друг друга. Через всю статью Петровский проводит тезис о длившейся всю жизнь полемике двух писателей, называя творчество Кортасара постоянным «отдалением от Борхеса»; словно начавшись из одной точки, с одного постулата, творчество писателей постепенно расходилось в разные стороны. По мнению И. Петровского Хулио Кортасар практически постоянно отталкивается от идей и образов Борхеса, переосмысляет их, пародирует и спорит с ними в своих произведениях. Так, приводится краткий сравнительный анализ «Инструкции для Джона Хауэлла» (Кортасара) с «Темой предателя и героя» (Борхеса), «Захваченный дом» (Кортасара) и «Дом Астерия» (Борхеса), «Шаги по следам» (Кортасара) и «Три версии предательства Иуды» (Борхеса) и некоторые другие произведения писателей, в которых исследователь замечает общие мысли и идеи, образы и сюжетные повороты.
Немаловажно, что Борхеса И. Петровский называет «забытьем в культуре», Кортасара, наоборот, — «пробуждением от сна культуры к водовороту существования». Похожее разделение уже встречалось читателю в литературной критике. Так, И. Тертерян замечала, что Кортасар всегда был «непосредственнее, прямее, чем Борхес, связан с общественной реальностью», и что если «Борхес выстраивал цепь «культура — культура», то Кортасар — «культура — современная жизнь». Тесная писателя с современным миром, культурой вообще становится своеобразным топосом при его описании, восприимчивость Кортасара к происходящим в мире событиям не раз подчеркивалась в советской критике, формируя образ неравнодушного и активного общественного деятеля, борющегося против несправедливости. , разрывающейся в сознании читателей, пробуждающей их от сна к современной реальности, заставляющей оглянуться вокруг себя, заметить, то, что происходит в мире. И статьи, и рассказы писателя часто выполняют именно эту функцию «пробуждения», обращая внимание на несправедливость, насилие, глупость и взаимонепонимание, на одиночество человека, невозможность быть до конца понятым, на страх и жестокость, зачастую неправильность устройства общества. Творчество Хулио Кортасара И. Петровский включает в контекст не только латиноамериканской, но и мировой литературы, подчеркивая его значимость для развития современной словесности вообще. В частности, переосмысление важной для творчества Кортасара метафоры сна автор статьи включает в литературную традицию, называя среди его предшественников как писателей ХХ века (Г. К. Честертон и Д. Джойс), так и Платона, и Кальдерона, и многих других деятелей культуры и искусства различных времен. Имя писателя оказывается включено в контекст общепризнанных творцов, что еще раз подчеркивает значимость его произведений для современности и интерес, который они представляют для читателей.
Складывающийся по прочтении статьи образ писателя крайне далек от тех, что представали перед читателем журналов 70-х-80-х годов (например, в статьях М. Былинкиной, Э. Брагинской, В. Тейтельбойма), он лишен какой-либо идеологизированности и политизированности. Автор статьи, в первую очередь, обращает внимание именно на творческую позицию Х. Кортасара, важные для него мотивы, идеи и темы, а также на ту полемику, что писатель вел на протяжении всей своей жизни (по мнению И. Петровского) с другим важнейшим аргентинским писателем Хорхе Луисом Борхесом. Основное внимание уделяется именно анализу произведения Хулио Кортасара, а не описанию его общественной или частной жизни, и потому перед читателями возникает образ именно писателя, профессионала, во-многом мыслителя, остро откликающегося на современные события. Характерен этот акцент на современности Кортасара, его вовлеченности в настоящую жизнь здесь и сейчас, ставшее каноничным при его описании. Даже в литературоведческой статье писатель представлен как глубоко переживающий и откликающийся на события сегодняшнего дня человек, пробуждающий читателей к «водовороту существования».
Вступление В. Андреева, , посвящено обзору поэтического сборника писателя «Только сумерки», вышедшего через несколько месяцев после его смерти в мае 1984 года и предваряет публикацию некоторых избранных стихотворений Кортасара. Лишенный советской риторики и распространенных при представлении фигуры Х. Кортасара речевых и образных штампов, этот очерк концентрируется на анализе поэтического наследия писателя, основных тем и идей данного сборника стихотворений и творческой позиции Кортасара в целом. Кроме того, по затронутым темам, цитации, формулировкам, а также выборке стихотворений он сильно пересекается с опубликованным в 1989 году предисловием В. Андреева к сборнику стихотворений «Избранное». Автор очерка особенно подчеркивает поэтичность даже прозаических произведений Кортасара, обращая внимание на «естественность» поэзии и поэтических элементов для творчества писателя. Данное суждение оттеняется и высказыванием самого писателя о том, что «поэзия для [него] столь же естественна, сколь и проза», уже приводимым в предисловии к «Избранному». Так, в определенной степени легитимируется поэтическая составляющая творчества писателя, а также подчеркивается его литературное мастерство, умение работать в разных жанрах и по-новому смотреть на «вечные» и современные общественные вопросы.
В очерке появляются и другие типичные для описания фигуры Х. Кортасара образы — интеллектуальность, цитатность и интертекстуальность . Так, Андреев замечает, что в своем сборнике стихотворений Кортасар прямо цитирует или упоминает Данте, Кеведо, Кальдерона, Верлена, Малларме, Мандельштама, Аполинера и многих других поэтов. Акцентируя внимание на связи поэзии Кортасара с творчеством признанных поэтов других поколений и национальностей, Андреев словно «вплетает» фигуру писателя в поэтический канон, и также подчеркивает тесную связь творчества Кортасара с традицией («он не желает быть «Иваном, не помнящим родства»). И, по мнению автора, инаковость, необычность творчества Кортасара проявляется в подобной игре с традицией, изменении типичных образов и идей, вплетении их в ткань собственных тем и повествовательных ракурсов — так, Кортасар «…учитывая опыт развития мировой лит, создает свой, особый художественный мир».
Другим важным для описания фигуры писателя образом является его всемирная известность, признанность и своеобразный типаж едва ли не всю Землю». Кроме того, подчеркивается любовь и привязанность писателя к Аргентине, его фигуре даже сообщается некий оттенок трагизма из-за невозможности вернуться на родину — «…в последние годы он не мог не испытывать горечи: ведь он был лишен аргентинского гражданства» из-за активной политической и общественной деятельности. Кроме того, особенно выделяется гуманистический посыл творчества Х. Кортасара, как писателя, всегда стремящегося высказаться не только за свободу прав человека в странах, где их видимо ущемляют, но и за свободу творчества, поэзии в целом. Как писателя, во-многом полагающего истинное назначение творчества именно в подобном обращении внимания читателей на острые проблемы современного мира. Андреев приводит цитату из эссе Кортасара, посвященного Лорке — «…для того, чтобы другие поэты не были убиты, для того, чтобы человек отыскал наконец свое подлинное лицо, — только для этого стоит сражаться во имя света, во имя поэзии, звучащей на улицах и в мироздании, во имя любви». Так, творчество Кортасара приобретает довольно явные черты борьбы, деятельности, противоположной постулату «искусства ради искусства» и литературы ради литературы, но вплетающего это творчество, пусть и сугубо индивидуалистическое, в жизнь социума, современного мира. Кортасар представляется не как элитарный писатель (пусть произведения его и сложны, и часто требуют определенной читательской компетенции), но как писатель, выступающий на стороне угнетенных средствами литературы, творящий тесно связанное с жизнью искусство. Таким образом создается вписывающийся в советский дискурс, но не отягощенный чрезмерной идеологизацией образ.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
В статье «Возвращение к истокам», предваряющей первую публикацию романа Кортасара «Экзамен» в «62. Модель для сборки» — небольшой группы людей, «замкнутый духовный мирок, противостоящий Городу». Интересно, что особое внимание А. Кофман уделяет описанию музыкальной стороны творчества писателя, ранее обойденной вниманием советской критики. Приводя высказывание самого Кортасара о том, что он «несомненно выбрал [бы] музыку», если бы перед ним стояла сама возможность выбора между ней и литературой, исследователь приоткрывает для читателя новую сторону личности Х. Кортасара как страстного меломана, придающего и своим работам формы джазовых импровизаций. А. Кофман замечает, что воспринимать творчество Кортасара можно именно как музыкальные произведения, отслеживая «каждый мелодический голос».
Кроме того, исследователь подчеркивает индивидуализм и нонкоформизм многих кортасаровских героев, их противостояние миру обыденности и пошлости, миру сложившихся концептов и ограничивающих сознание рамок (Минотавр из «Королей», участники героев и самого писателя против изживших себя устоев западного буржуазного общества, автор данной статьи, напротив, не выделяет отдельно протест писателя против западноевропейского общественного порядка. Постоянно появляясь в произведениях писателя («Менады», «Игра в классики», «Экзамен», «Короли» и т.д.), данной мотив немало говорит и о самом писателе, не желающего подстраиваться под не устраивающие его рамки или мириться с несправедливостью. В данном случае, интересно, что индивидуализм Кортасар упоминается напрямую, поскольку он обыкновенно требовал некоторого оправдания как нечто негативное. . Самокритичность, сознательная работа над каждой деталью, перекликаются с выделенными в статье Былинкиной чертами, обозначающими Х. Кортасара не только как мастера своего дела, но и как литератора, постоянно трудящегося над качеством своих работ, заслужившего славу и интерес читателей. Данная статья лишена советской риторики и посвящена исключительно литературоведческому анализу творчества писателя. Представляется, что автор работы не ставил перед собой цели представить Кортасара с какой-либо определенной точки, но, предлагая анализ его раннего романа и обзор некоторых важных для всего творчества писателя мотивов, предоставляет читателю возможность самостоятельно составить для себя облик писателя. Все же, основными чертами личности Кортасара, которые можно выделить в данной работе, становится музыкальность и индивидуализм писателя, его профессионализм и самокритичность в работе над произведениями. Также характерно упоминание аргентинского происхождения Х. Кортасара — и в приведенной краткой биографии писателя и, что намного интереснее, в анализе мотивов и образов, постоянных в его творчестве и позволяющих исследователю утверждать, что «как писатель Кортасар состоялся <…> в Аргентине».
Таким образом, проанализировав посвященные творчеству и фигуре Хулио Кортасара статьи, написанных в период с 1970 по 1991 года, можно сделать выводы о происходивших в литературной критике данного периода изменениях. В первую очередь, они коснулись языка публикаций — насыщенный канцеляризмами, штампами и готовыми формулами, маскирующими действительный смысл высказываний, язык 1970х годов постепенно сменился более простым, отрицающим прежде введенные штампы и концентрирующемся на сути излагаемого. Заметное влияние оказало также и постепенное ослабление цензурных ограничений, происходившее со второй половины 1980-х годов и приведшее к закону о полной отмене цензуры 1990 года. Идеологический сдвиг, произошедший в общественном сознании в рассматриваемое двадцатилетие советской истории, значительно сказался не только на языке, но и на тематике периодики данного периода. Как представляется, во многом изменились сами мотивировки статей — исчезла необходимость в легитимации, объяснении причин появления той или иной публикации, ставших самоценными и без отсылок к якобы утверждавшейся в них идеологии. Так, можно заметить значительный тематический сдвиг в рассмотренных статях — от описания идеологических воззрений (часто только приписываемых критикой) и политических действий Х. Кортасара критика переходит к анализу литературных текстов, романов и рассказов писателя. Для поздних статей о Х. Кортасаре характерен смысловой акцент на творческой, а не политической деятельности автора. Обозначаются наиболее важные для творчества писателя темы — одиночество и потерянность человека в мире, взаимодействие культур, противостояние любому ограничению свобод и прав человека, протест против насилия и несправедливости и т.п., а также свойственные ему художественные приемы — высокая насыщенность прозы образностью и метафоричностью, ее тесная связь с поэтическим языком, преемственность произведениям мировой культуре вообще и литературы в частности (особенно отмечается влияние Ф. М. Достоевского и Х.-Л. Борхеса), интертекстуальность, установка на вовлечение читателя в процесс творчества и т.п. Канонизируются, из статьи в статью и некоторые черты личности писателя. Так, наиболее значимым становится упоминание о сопричастности Кортасара современности, настоящему моменту истории — в ранних, наиболее идеологизированных, статьях оно выражено через описание политической деятельности и приписывание писателю взглядов, близких советским; позднее эта черта подчеркивается посредством сопоставления творчества Х. Кортасара и другого знаменитого аргентинского писателя Х.-Л. Борхеса (наибольшую направленность творчества Кортасара на современные проблемы и вопросы отмечала И. Тертерян, А. Кофман, В. Андреев). В качестве других наиболее часто упоминаемых советской критикой и впоследствии ставших каноничными при описании личности и творчества Хулио Кортасара черт можно выделить следующие:
) черты, относящиеся к личности писателя:
интеллектуальность, «погруженность» в мировую культуру;
активная общественная позиция;
активная политическая деятельность, «содействие» революциям в странах Латинской Америки;
популярность его произведений в мире;
критика капиталистического мира в произведениях;
) черты, относящиеся к творчеству писателя:
социальная проблематика поздних произведений;
«экспериментаторство», «игра» с языком и прозаическими формами;
мастерство и профессионализм;
интеллектуальность и сложность построения произведений;
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
оригинальность тем;
«гипернасыщенность» произведений отсылками к мировой культуре;
поэтичность, насыщенность прозы образами и метафорами.
связь с литературой традицией;
Заключение
В рассматриваемых статьях при описании фигуры Хулио Кортасара чаще всего встречаются слова, соответствующие «положительному» по Н. Б. Вахтину словарю — «социалист», «активный друг кубинской революции» и т.п. То есть положительный образ писателя во многих случаях намеренно создавался на языковом уровне. Хулио Кортасар, особенно в ранних статьях, представлялся как «правильный», социалистический автор, революционер, выступающий против изживших себя устоев «капиталистического мира» и «буржуазного общества». Среди рецензий, опубликованных в рассматриваемый период, нельзя обнаружить ни одной негативной или критической благодаря довольно сложной системе взаимодействий: из-за намеренно сформированного литературной критикой положительного образа автора действительно критичное отношение к его творчеству и фигуре оказывается в пределах официальной критики практически невозможным.
Как замечалось раннее, рассмотренные статьи служат легитимации образа писателя в СССР. Произведения Х. Кортасара сложно вписать в рамки какой-либо политической идеологии, ограничить только поощряемыми ею формами, жанрами и способами выражения, поскольку сам писатель никогда не стремился в своих произведениях соответствовать определенной идеологии ни в годы активной общественной и политической деятельности, ни, тем более, в молодости, когда, по его собственным словам, был наиболее аполитичен. Все его творчество наполнено отсылками к различным образам и явлениям мировой культуры вообще, а не к строго ограниченной и «признанной» её части, затрагивают «общечеловеческие» темы. И потому неудивительно, что авторы рассмотренных статей считали необходимым подчеркнуть некоторые (почти всегда одинаковые) черты творчества и личности Х. Кортасара, наиболее вписывающие и отвечающие представлениям советской идеологии. Важно заметить, что авторы некоторых, особенно ранних, статей иногда поступались действительным положением вещей, не просто акцентируя внимания на определенных действиях писателя, но и приписывая ему новые черты, идеологически окрашенные действия или идеи.
Нельзя не обратить внимание и на логически обусловленное историческими переменами снижение степени «идеологизированности» фигуры Кортасара. Как правило, чем позже была выпущена статья, тем меньше внимания в ней уделялось идеологически окрашенным аспектам жизни писателя. Практически совсем исчезла идеологическая составляющая из работ о Х. Кортасаре после 1984 года (последний наиболее яркий пример подобного позиций виден в комментарии к речи писателя, опубликованной в 1984 году). При этом, неизменны остались упоминания о его активной политической и общественной жизни, как о действительном факте биографии. фигуры писателя к советскому культурному полю. образа Х. Кортасара в литературной критике. Однако упоминание каноничных черт остается обязательным вплоть до 1985 года. Так, в 1984 публикуются два перевода речи писателя, затрагивающей культурную жизнь Никарагуа, а также комментарии к ним, описывающие писателя с использованием ярких языковых штампов советской эпохи. Тем не менее, во второй из этих публикаций заметен определенный сдвиг в представлении образа — насыщенный идеологическими отсылками комментарий предваряет достаточно нейтральный с данной точки зрения перевод. Статьи И. Тертерян 1985 и 1986 годов практически совсем лишены идеологических отсылок, также, как и дальнейшие работы о творчестве Кортасара. Постепенное снижение степени идеологизированности образа можно проследить не только на смысловом, но также и на лексическом, языковом уровне — понижается степень «ритуализованности» языка, уменьшается использование шаблонных конструкций и фраз, расширяется ряд эпитетов, использующихся для описания фигуры Кортасара. Кроме того, несколько изменяется и тематика статей — если первые работы (статьи М. Былинкиной, Э. Брагинской) уделяли больше внимания описанию именно политической и общественной деятельности писателя и схожести его идеологии с советской, то последующие (работы И. Тертерян, Л. Осповата, П. Грушко, А. Кофмана) сосредотачивались на филологическом анализе романов и рассказов Кортасара, выделяли наиболее важные для писателя темы, идеи и образы.
Существенно меняется и сам способ легитимации образа Х. Кортасара — в статье И. Тертерян «Новейший парадоксалист» она осуществляется не через сближение образа писателя и советского человека или подчеркивание близости его идеологической позиции социализму (как, например, в статьях М. Былинкиной и Э. Брагинской), но через тонко замеченную Тертерян идею преемственности произведений Х. Кортасара произведениям русской литературы (в частности, романам Ф.М. Достоевского). Такой же стратегией пользуются и авторы статьей «Поиски и открытия Хулио Кортасара» Л. Осповат, «Возвращение к истокам» А. Кофман, «…Нечто сокровенное» и «Создано в одиночестве и отвоевано у тьмы» В. Андреев, подчеркивая преемственность затрагиваемых писателем тем традиции мировой литературы. По-иному начинает описываться и фигура Х. Кортасара — в поздних статьях она представляется не через описание общественной и политической деятельности писателя, но через анализ его произведений, выявление круга наиболее важных для писателя тем и проблем.
Важным оказывается и дискурс о языковом новаторстве Хулио Кортасара, упоминания которого не могла избежать советская критика. Интересно, что в контексте активной социальной и политической деятельности писателя упоминание постоянной игры с языком и формой организации произведений, со связью «текст-читатель», традиционными образами и метафорами (т.е. подчеркнуто постмодернистические черты его творчества) приобретает положительные коннотации. Экспериментаторство оказывается оправданной и даже необходимой чертой творчества писателя, открытого происходящим в мире событиям и критикующего современное ему с устаревшими рамками поведения и общения. Нельзя также не обратить внимание на подчеркнутое игнорирование советской литературной критикой упоминаний о постмодернистичности прозы Х. Кортасара. Несмотря на то, что произведения писателя являются ярчайшим примером данного направления в литературе, критика намеренно избегает любого упоминания о постмодернизме, как о не вписывающемся в советский дискурс явлении. Несмотря на то, что постмодернистские черты творчества Кортасара (языковая игра, разрушение привычной композиции и структуры текста, привлечение читателя к соавторству, интертекстуальность текстов и т.д) неоднократно подчеркивались на страницах советской критики, любое упоминание дискурса о постмодернизме никак не отражено в публицистике рассматриваемого периода.
В работах, опубликованных после 1984 года начали появляться и некоторые новые, неупомянутые ранее критикой черты личности и творчества писателя. Сдвиг в сторону филологического анализа творчества заметен и в появившейся после смерти Х. Кортасара в 1984 году необходимости обобщения творческого наследия писателя. Распространенным становится комплексный подход и анализ центральных для его произведений идей и образов, проводимый в работах И. Тертерян, В. Андреева, А. Кофмана.
Кроме того, после 1985 г. к каноничным чертам творчества писателя добавилось постоянное упоминание поэтичности и образности, метафоричности его прозы. Это можно связать с посмертным выходом поэтического сборника «Только сумерки» в 1984 г. и желанием подготовить советского читателя к восприятию прежде неизвестного аспекта творчества Кортасара. Так, подобные упоминания впервые появляются в статьях И. Тертерян «Хулио Кортасар: Игра взаправду» и «Главный роман Хулио Кортасара» откуда транслируются в работы В. Андреева «Создано в одиночестве и отвоевано у тьмы…» и «…Нечто сокровенное» и статьи А. Кофмана, становясь неотъемлемой чертой в описании писателя и его творчества.
Таким образом, в ходе работы было проанализировано большинство публикаций советского периода в литературных журналах и отдельных изданиях, касающихся фигуры Х. Кортасара и влияющих на формирование его образа. Подтвердилось предположение о том, что наиболее распространенной и выделяемой советской критикой чертой в облике писателя окажется его активная социальная и политическая деятельность, в частности, содействие революциям стран Латинской Америки. Многократное подчеркивание мнимой близости идеологической позиции Х. Кортасара советской помогало в 70-х годах легитимировать фигуру автора и допускать его произведения в печать, несмотря на их несоответствие советским литературным установкам. Дискурс о постмодерне, прямо связываемый с именем писателя в зарубежных работах, оказался не затронутым в советской критике даже в наиболее поздних из рассматриваемых работ 1990-1991 годов. После 1985 года понижается степень идеологизированности, приписываемой фигуре автора, и работы о Кортасаре концентрируются на филологическом анализе его произведений, прекращая упоминать политическую деятельность писателя и приписывать ему для советского пространства идеи. Несомненно, данная тема не исчерпывается проведенным исследованием и предлагает обширный материал для дальнейшего изучения. Так, определенный интерес представляет сопоставительный анализ советского и западного либо американского взгляда на фигуру и деятельность писателя. В ходе работы было замечено, что многие зарубежные работы лишены столь сильной идеологизации фигуры автора, на основании чего можно сделать предположение о качественно другом конструировании образа Х. Кортасара. Особенно интересно было бы сопоставить идеологически полярные друг другу в рассматриваемый период советскую и американские способы формирования облика писателя.