Оглавление
Ведение
Глава I. Деформация традиционной модели гендерной идентичности и сексуальной культуры: историческая динамика и формы репрезентации
1.1 Социально-исторические предпосылки «сексуальной революции»
1.2 «Сексуальная революция» в контексте контркультуры 1960-х — 1970-х гг.
1.3 Зарождение ЛГБТ-движения
Глава II. ЛГБТ-сообщество в контексте социально — политических процессов конца XX — НАЧАЛА XXI вв.
2.1 Движение «Радуги»: от культуры протестного перфоманса к борьбе за права «меньшинств»
2.2 ЛГБТ-активизм в борьбе за социальную интеграцию субкультуры гомосексуализма
2.3 Общественно-политическая позиция гетеросексуальных сторонников ЛГБТ-движения
Заключение
Список источников и литературы источники
Ведение
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Актуальность темы. Социокультурное пространство современного общества находится под воздействием глобальных изменений и трансформаций. Беспрецедентно высокий уровень информационной открытости, нарастающая множественность и плюрализация социальных практик не только кардинально меняют структуру общества, но и затрагивают личный мир каждого человека, его самосознание, картину мира. Механизмы формирования индивидуальной и коллективной идентичности находятся в процессе постоянного обновления и, зачастую, явной деформации. По сути, мы сталкиваемся с совершенно новой социальной реальностью, предъявляющей беспрецедентно жесткие требования к поведенческим, ценностным, коммуникативным, когнитивным установкам и способностям. Вне зависимости от специфики мировоззренческой позиции и общественного статуса любой человек вовлекается в интенсивный и драматичный процесс социальной рефлексии, оказывается перед необходимостью перманентного самоопределения и поиска своего собственного «Я».
Рефлексивная природа идентичности подразумевает большую долю свободы в интерпретации окружающего мира и, как следствие, широкую вариативность моделей социального поведения. Причем, это касается и тех вопросов, где совсем недавно существовал, казалось бы, единственно верный «ответ». Сексуальность — одна из таких провокационных и крайне неоднозначных сфер человеческой жизни. Долгое время она оставалась «запретным плодом» в пространстве морально-этических и эстетических норм общества. Слишком сильной оставалась традиция восприятия сексуальности сквозь призму биологического инстинкта продолжения рода. Но по мере модернизации социальных институтов и практик, на фоне нарастающего многообразия моделей социального поведения и их ценностного обоснования началось и неизбежное раскрепощение сексуальной жизни. Более того, «сексуальная революция» очень быстро перешла грань протестной контркультуры и дала толчок для переосмысления самой природы «половой принадлежности». Рождение гендерной теории и публичная легализация «ненормальных» моделей сексуальной ориентации заставили признать радикальные изменения в механизмах социальной самоидентификации. Но какова их природа и перспективы?
Выбор политической стратегии в вопросах легализации однополых браков, усыновления детей людьми, принадлежащими к «сексуальным меньшинствам», позиционирования представителей публичных профессий в качестве лиц «нетрадиционной сексуальной ориентации» вызывает полярные оценки в современном обществе. Причем, речь идет уже не о противостоянии «меньшинства» и «большинства», а о формировании двух полюсов общественного мнения. За этими дискуссиями обостренный интерес к ключевой проблеме — что является «нормальным» и «ненормальным» в обществе, чье «движение направлено от единственной истины, от неподвижного обнаруженного мира к разнообразию правильных, но противоречащих друг другу версий или миров». И не случайно, в роли своеобразного маркера этой проблемы оказалось именно ЛГБТ-сообщество, изначально сформировавшееся в качестве «меньшинства» с самой броской инаковостью из всех возможных, приверженное публичным формам coming out, но все более активно стремящееся к полномасштабной интеграции в социальную структуру общества.
Проблема социальной интеграции ЛГБТ-сообщества не может быть раскрыта без учета ее исторической природы и институционального значения. Выбор формы и методов урегулирования общественного статуса сексуальных меньшинств, как и любого другого вида меньшинств (будь то национальных или религиозно-конфессиональных), оставался и остается неоднозначным и противоречивым вопросом уже не одно десятилетие. Как правило, его решение связано с дискуссией о целесообразности протекционистской политики в отношении каких-либо меньшинств вообще, в ходе которой высказывают не только опасения утраты социокультурного единства общества, но и откровенная ксенофобия по отношению к «иным». В связи с этим особенно «неудобным» оказываются претензии ЛГБТ на правовую социализацию, то есть юридическое закрепление статуса полноправных членов общества с тем же набором прав, что и у представителей его «нормальной» части. А эта проблема затрагивает не только фундаментальные этические основы общества, но и его политико-правовую систему, механизмы социализации личности, коммуникативную и поведенческую культуру. Все это делает актуальным изучение темы диссертационного исследования.
Цель исследования — показать историческую трансформацию сексуальной культуры и гендерной идентичности на примере становления и современного развития ЛГБТ-сообщества.
Для поставленной исследовательской цели необходимо решить следующие задачи.
1.Раскрыть исторические причины деформации традиционной модели сексуальной культуры и гендерной идентичности.
2.Проанализировать социально-исторические предпосылки «сексуальной революции» и показать ее роль в формировании «контркультуры».
3.Рассмотреть процесс зарождения ЛГБТ-движения в эпоху «сексуальной революции».
4.На примере движения «Радуга» показать переход ЛГБТ-сообщества от культуры протестного перфоманса к борьбе за права «меньшинств».
5.Проанализировать особенности современного ЛГБТ-активизма, направленного на социальную интеграцию гомосексуальной субкультуры.
6.Охарактеризовать общественно-политическую позицию гетеросексуальных сторонников ЛГБТ-движения.
Объектом настоящего исследования является историческая трансформация сексуальной культуры и гендерной идентичности, отражающая социальные, социально-психологические, культурные аспекты процесса модернизации, а также перехода современного общества к постиндустриальному типу развития.
Предметом исследования выступает становление и развитие ЛГБТ — сообщества как протестного движения и субкультуры интеграции в современном обществе.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Хронологические рамки исследования охватывают период с ХХ по начало XXI в., но отдельные исследовательские задачи предполагают ретроспективный исторический анализ событий и процессов XVIII-XIX вв.
Источниковая база исследования. Структура источниковой базы отражает специфику предмета исследования и особенности исследовательских задач, решаемых в рамках каждой из глав данной работы. Ключевое значение имеет программные документы ЛГБТ организаций, а также их официальные электронные ресурсы — сайты, страницы в социальных сетях. Кроме того использован комплекс источников официального происхождения, в состав которого входят нормативные акты, документы международных ассоциаций и организаций, программы общественных и правозащитных организаций, инаугурационные речи политических лидеров и их публичные выступления. Важными источниками исследования является периодическая печать и материалы публицистики, в том числе специализированные издания ЛГБТ тематики, включающая в себя широкий и многоплановый спектр информации: новостные данные, официальные сообщения и документы, интервью.
Методологическая основа исследования базируется на методология социального конструктивизма, а также сочетании идей социального обмена, эмерджентности и символического интеракционизма, в основе которых лежит представление о процессуальной природе человеческой личности и социума, их перманентной творческой изменчивости. Личностная и социальная идентичность, равно как и вся система миропонимания, поведенческие и этические нормы, культурные традиции воспринимаются как результат конструирования символических образов и знаковых систем, их свободной интерпретации и построения на этой основе множественных «картин мира». Поэтому изменчивость и плюрализм социального пространства парадоксальным образом считаются наиболее надежным основанием его целостности и единства — именно конструирование человеком своего собственного «воображаемого мира», свободный выбор социальной роли преодолевают угрозу отчуждения и формируют прочную идентичность. И, как подчеркивали классики конструктивизма Питер Бергер и Томас Лукман, такая идентичность «включена в общую интерпретацию реальности», а потому она становится «относительно стабильном элементом объективной реальности», оказывается «тесно связана с легитимацией социального порядка».
Концептуальную взаимосвязь социального конструктивизма и гендерной теории доказал Гарольд Гарфинкель, который первым из социологов на основе обширного эмпирического материала доказал изменчивость и предельную пластичность гендерной идентичности, формирующейся в результате «деконстукрукции пола» и разрушающейся в ходе «гендерного сбоя». Таким образом, с позиции социального конструктивизма гендер представляется не в качестве проекции биологического пола, а как ролевое самоопределение и репрезентация человека, один из ключевых «сконструированной» идентичности. Соответствующим образом меняется и понимание природы сексуальности. Если сексуальность рассматривать как феномен, имеющий гендерную природу, то следует признать ее конструктом, который в большей степени отражает жизненную стратегию и коммуникативную культуру личности, нежели инстинкт биологического воспроизводства или потребности в «телесных утехах». Такая позиция позволяет совершенно иначе воспринимать процесс становления ЛГБТ-сообщества и перспективы его полномасштабной социальной интеграции. Анализ гендерной культуры ЛГБТ-сообщества позволяет показать развитие современного состояния общества как спонтанного интерактивного взаимодействия, доказать ключевую роль знаково — символической основы современных социальных практик и политических процессов.
Степень изученности проблемы. Проблематизация данного исследования в русле парадигмы социального конструктивизма, в сочетании с идеями социального обмена и символического интеракционизма обеспечивает достаточно высокую степень оригинальности работы, хотя само изучаемое проблемное поле является чрезвычайно востребованным среди российских и зарубежных исследователей.
Среди ученых и специалистов, внесших наибольший вклад в разработку концепций гендера можно выделить Г. Рубин, А. Рич, М. Виттиг (рассматривали гендер как идеологическую систему), Джан Скотт (гендер как сеть властных полномочий), Д. Лорбер (гендер как социальный институт), Г. Гарфинкель, К. Уэст, Д. Зиммерман (гендер как система межличностного взаимодействия), Т. де Лауретис (гендер как представление, презентация, перфоманс), Дж. Батлер (гендер как процесс конструирования идентичности и образ жизни, подлежащий манифестации), Д. Харауей (гендер как поле структурированного и структурирующего различия). Среди российских исследователей гендера можно выделить Е. Здравомыслову, А.А. Темкину, Н.Л. Пушкареву, И.С. Клецину. Необходимо отметить, что при всем разнообразии перечисленных подходов практически все они в методологическом плане тяготеют к идеям социального конструктивизма (ярким примером которых являются работы П. Бергера, Т. Лукмана, И. Гофмана, Г. Гарфинкеля), а также концепции символического интеракционизма, представленной в исследованиях Г. Блумера, Дж.Г. Мида.
Проблематика сексуальных меньшинств и нетрадиционной сексуальной ориентации в отечественной историографии долгое время оставалась «невидимой» и вплоть до XXI века рассматривалась исключительно в качестве психической патологии и девиантного поведения и носила скорее биолого-медицинский характер. Пионером в области исследований с точки зрения гуманитарных и общественных наук в России стал советский и российский социолог, антрополог и сексолог, один из основателей современной социологической школы, профессор И.С. Кон, также половые аспекты сексуального поведения разрабатывались С.И. Голодом. В 2001 г. защищена диссертация на соискание ученой степени кандидата социологических наук на тему «Социокультурные факторы формирования отношения к гомосексуализму как девиантной форме поведения в условиях современной России», рассматривающая гомосексуализм в России как общественное явление и факторы формирования отношения к нему.
Проблемы и развитие ЛГБТ сообщества и проблемы интеграции в мировом масштабе частично отражены современными исследователями в ряде публикаций и научных статей. Классикой в изучении контекста сексуальной революции считается труд В. Райха, а также большой вклад внесли исследования Г. Маркузе, М. Фуко, А. Кинси, Б. Оллман, Э. Хоббсбаум. К этой теме обращались российские ученые: современный социолог В.Ф. Анурин, крупнейший макросоциолог П. Сорокин, профессор В.Т. Лисовский, сексолог и психиатра В. Каган, также заслуживают внимания публикации Х. Дагмара и Т. Орловой.
Научная значимость исследования связана с тремя особенностями его концептуальной и содержательной основы. Во-первых, эволюция сексуальной культуры и гендерной идентичности рассматривается в контексте трансформации социального пространства общества в новое и новейшее время, что позволяет смоделировать общую периодизацию этого процесса и соотнести его основные стадии с революционной ломкой «старого порядка», становлением индустриального общества, нарастанием системных противоречий в условиях зрелой стадии развития индустриального общества (кризисом «общества потребления»), «информационной революцией» и переходом к постиндустриальному типу развития, взлетом и нарастающим кризисом процесса глобализации. Во-вторых, формирование современного типа гендерной идентичности рассматривается в контекст более широкого процесса — становления множественного социокультурного пространства, имиджевой модели социализации личности, игрового стиля социального взаимодействия и коммуникаций. Это позволяет рассматривать «сексуальную революцию» не только в контексте протестной контркультуры, но и как продуктивное социальное явление, отражающее основные тенденции современной социальной истории. В-третьих, авторская гипотеза данного исследования исходит из предположения о том, что на рубеже XX-XXI вв. произошло радикальное изменение не только форм активизма, но и самой сущности ЛГБТ — движения. Из субкультуры с протестными перфомансами и «закрутой» клубной культурой это сообщество трансформируется в интернациональное комьюнити, все более активно выступающее за свою социальную и правовую интеграцию. Именно по этому наблюдается беспрецедентный рост поддержки ЛГБТ — движения со стороны «гетеросексуального большинства» и государственно — политического истеблишмента (этой проблеме в диссертации посвящен отдельный параграф).
Практическая значимость работы. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы в практике преподавания Новейшей истории зарубежных стран и специализированных учебных курсов в рамках образовательных программ бакалавриата и магистратуры. Апробированная в рамках данной работы методология может быть использована при изучении актуальных социальных практик, в том числе в рамках магистерских и аспирантских диссертационных работ.
Апробация исследования. Положения и выводы диссертационного исследования были отражены в статье, сданной для публикации в сборник научных работ «CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Сборник научных трудов».
Глава I. Деформация традиционной модели гендерной идентичности и сексуальной культуры: историческая динамика и формы репрезентации
1.1 Социально-исторические предпосылки «сексуальной революции»
Культура сексуальных взаимоотношений является одним из наиболее важных элементов человеческих взаимоотношений. Она тесно сопряжена с самыми разнообразными проявлениями личностных особенностей человека и представляет не биологический, а социокультурный феномен. Как справедливо заметил польский психиатр и сексолог Збигнев Лев-Старович: «В сфере секса культура формирует систему ценностей, запретов и правил, а также образцов поведения, определенные модели полового равенства. регулирует сексуальное поведение, стиль взаимодействия партнеров, повергает сексуальную природу человека определенной регуляции на благо общества, семьи, брака».
В любые исторические эпохи проявления сексуальности привлекали к себе особое внимание. Множество памятников изобразительного искусства, литературы, фольклора отразили интерес к этой сфере человеческого бытия. При этом заметно, что чувственное и зачастую даже фривольное отношение к сексуальности в «народной культуре» соседствовало с запрещающим или регламентирующим императивом «официальной культуры». «История человечества — это история сексуальных запретов, разрешений и предписаний. Жрецы, священники и законодатели ломали копья и изводили тонны глины, папируса, пергамента и бумаги, пытаясь объяснить народам, как, с кем, когда, зачем и в каких условиях можно или нельзя заниматься сексом. Причем то, что считалось нравственным у одних народов, объявлялось категорически неприемлемым у других». На первый взгляд, такая ситуация выглядит абсурдно. Однако следует учесть, что сложившиеся в традиционном обществе нормы сексуальной культуры являлись отражением представлений о «естестве» человека, в том числе сущности мужского и женского начал. Регламентация сферы сексуальных отношений была неразрывно связана с защитой «нормального порядка вещей», а потому в особой степени подразумевала взаимосвязь правовой и нравственной регламентации, безусловное следование поведенческим и коммуникативным паттернам.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Если в традиционном обществе укорененные в общественном сознании представления о «мужском» и «женском» являлись одним из наиболее действенных факторов консервации социокультурного пространства, то в эпоху модернизации сфера сексуальных отношений всецело отразила радикальные изменения и в образе мышления человека, и в повседневных практиках. Более того, само по себе «преодоление сексуального запрета» стало ярким проявлением переда общества от императива «традиционности» к перманентной «изменчивости». Переломное значение в этом плане имел «галантный» XVIII век. Как отмечал Мишель Фуко, «к XVIII веку рождается политическое, экономическое, техническое побуждение говорить о сексе. И не столько в форме общей теории сексуальности, сколько в форме анализа, учета, классификации и спецификации, в форме количественных или причинных исследований». И если обостренное внимание к чувственному началу человеческого естества закрепилось еще в художественной эстетике Ренессанса, то эпоха Просвещения принесла прямой вызов регламентирующим нормам морали и яркий пафос либертинства в отношении проявлений сексуальной активности человека. «Нравственные ценности подверглись сильнейшему революционному натиску со стороны эротико-сексуальной стихии в межчеловеческих отношениях. Эта это перестройка социально — эротических отношений способствовала социально-экономическому и культурному раскрепощению».
Изменения в сексуальной культуре, которые принес с собой «галантный век», являлись одним из проявлений общего кризиса «старого порядка», предвестником эпохи революций и реформ. Но пока речь шла о сугубо элитарном явлении, характерном только для просветительской интеллектуальной элиты и аристократических кругов. Причем, именно в аристократической среде проявилась важнейшая черта будущей «сексуальной революции» — доминирование ролевых отношений, когда сам по себе факт «обладания» (то есть половой акт) не играет определяющей роли, а ключевое значение приобретает сложная игра соблазнения, словесная паутина флирта. И если первое поколение просветителей с упоением клеймило ханжество церковников и воспевало естество Любви (в одном ряду с Разумом и Свободой), то символичным итогом этой либертинской волны стало литературной творчество маркиза де Сада. Как справедливо отмечают современные исследователи, «первое впечатление, которое складывается в результате знакомства с новаторскими текстами Сада, оказывается несостоятельным. Сад нацелен не на понимание человеческой природы, а на деконструкцию человека. Приписывать «грязным» текстам Сада какие-либо эмпирические коннотации, редуцировать их к субъективным переживаниям и фантазиям — путь, ведущий в тупик непонимания и отрицания». Тексты де Сада ни в малейшей степени не претендуют на познание «идеала естественной красоты» и «разумной природы» человека, они «разворачивается поиск читателем своего аНег еgo». Как емко заметил М. Фуко, «Сад достигает предела классической дискурсии и классического мышления. Его царство у их границ. Начиная с него насилие, жизнь и смерть, желания и сексуальность развернут бесконечное темное пространство, которое мы теперь пытаемся в меру своих способностей включить в нашу речь, в нашу свободу, в наше мышление».
Подобное явление, очень близкое по своей сути к постструктуралистским философско-лингвистическим методикам, являлось символичным выражением развертывающейся «сексуальной революции» как переворота в социальной рефлексии, репрезентации и самоидентификации, а не банальной проповеди «свободы нравов». Однако для социального контекста XVIII-XIX вв. подобные интеллектуальные эксперименты оставались весьма чужеродными. Изменение сексуальной культуры на «массовом», «базисном» уровне пока приобрело иную направленность.
После социального шторма, который принесла Европе Великая французская революция, культура либертизма утратила и аристократический лоск, и роль интеллектуального мейнстрима. Новый век принес с собой мощный рывок в экономической и политико-правовой модернизации, системные изменения в самой социальности западного общества. Становление индустриального общества сопровождалось институциональными изменениями, которые на первый план выводили функциональную роль человека, а не «сущностные проявления человеческой природы». «Индустриалистский взгляд на природу общества выражается в том, что роль определяющего стержня в развитии и функционировании социального механизма переходит в конечном счете к промышленной технологии, машине, институциональными эквивалентами которой выступает завод, фабрика, то есть модель технологично организованного социального взаимодействия».
Таким образом, трансформация сексуальной культуры в условиях становления индустриального общества определялась не интеллектуальной рефлексией или сменой эстетических канонов, а системными изменениями в социальной организации общества. Наиболее значимым фактором в этом ряду является модернизация института семьи и, в целом, изменение характера брачно-семейных отношений. В традиционном обществе семья играла не только роль основной хозяйственной единицы, но и являлась одним из фундаментальных компонентов корпоративного социального строя. Семья обеспечивала правовую, нравственную, мировоззренческую социализацию человека, вводила его в систему априорных авторитетов, имеющих сакральный характер («Чти отца твоего и матерь твою, да благо тебе будет, да долголетен будешь на земле»; «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены»). Индустриализация и урбанизация, распространение товарно-денежных отношений, быстрая смена самого «порядка вещей» привели к кризису патриархальной семьи. В первую очередь, меняются мотивы вступления в брачно-семейные отношения. Среди буржуазии, ремесленников, фермеров, служащих распространяется «бюргерский идеал супружества как союза благоразумной любви и экономического расчета», тесно связанный с отношениями собственности и статусной социализацией. Для рабочих семей такая модель мотивации была характерна в гораздо меньшей степени, однако здесь сказывалось «благоразумие» иного рода — условиях жизни рабочих оставались чрезвычайно тяжелыми, огромное количество людей буквально балансировало на грани выживания, и семейно-брачные отношения строились по модели малого домохозяйства, где муж выполнял роль «хозяина дома» (как обеспечивающий доход), а на жену возлагалась обязанность любыми средствами обеспечить «условия жизни». Нередко такие семьи были вынуждены даже избавляться от детей, отдавая их в приюты или в семьи родственников в деревню. Для «буржуазной семьи» также была характерна полная смена демографической модели, что уже к началу ХХ в. привело к заметному сокращению индекса рождаемости.
Кризис патриархальной семьи и десакрализация «таинства брака» были неизбежным следствием модернизации общества, рационализации общественного сознания, закрепления состязательного образа жизни. Однако становление нового типа брачно-семейных отношений способствовало деградации сексуальной культуры. Мужчина (причем, вне зависимости от своего социального статуса) сталкивался с необходимостью каждодневно бороться за сохранение своего «места», будь то конкуренция в бизнесе, карьера чиновника, лоток торговца или обслуживание заводского конвейера. Рыночный тип отношений требовал непрерывных усилий и полной сосредоточенности, подспудно заставлял призвать постоянную угрозу разорения или увольнения. И эта стрессовая ситуация оказывала самое непосредственно влияние на сексуальную сферу, которая превращалась в важный источник эмоционального восстановления мужчины. Причем, на практике это имело два явных последствия.
Во-первых, резко вырастает рынок интимных услуг — от эротической и порнографической литературы до профессиональной проституции. Причем, характерно, что динамика востребованности «конвейерного» секс-бизнеса очень четко совпадает с развертыванием промышленного переворота. Так, например, в Париже количество борделей устойчиво увеличивается в первой половине XIX в. (в 1810 г. — 180 борделей, в 1840 г. — 220), а потом начинает заметно снижаться (в 1870 г. — 145, в 1881 г. — 125, в 1892 г. — только 59) . Но при этом происходит статусная и «ролевая» дифференциация рынка интимных услуг: мужчина «из приличного общества» уже предпочитает не посещение дома терпимости, а наличие постоянной любовницы или содержанки. С другой стороны, «любовные услуги» начинают предлагаться в магазинах, табачных лавках, ресторанах, варьете. Ширится и криминальный сегмент этого специфического рынка.
Во-вторых, возрастают и требования к эмоциональной жизни в семье, которая становилась «отдушиной» в условиях жесткой социальной реальности. Однако с учетом абсолютного преобладания мужчины как субъекта экономических отношений эта тенденция привела к ужесточению требований именно к женщине. «При сохранении традиционных сексуальных прав мужчин для женщин это означало сублимацию любви в чрезвычайно высокие требования к себе. Женщина, как и прежде, должна была сохранять девственность до брака, тогда как мужчина хотел приобрести сексуальный опыт. Чтобы реализовать эту модель двойной морали женщина усилиями буржуазной медицины и психологии была лишена прав на связанные с сексом чувства. Женщине отказали в интеллекте и способности к сексуальным переживаниям». Женщины в семье были настолько подвержены опеке, что нередко им не позволялось читать газеты, если те содержали новости, способные их расстроить. Для обеспечения внешней пристойности использовалась целая система условностей: например, надевание кринолинчиков на ножки роялей, специальные приспособления для купания — купальные машины, правило, считающее непристойным называть ноги и руки словом «конечности, правило, по которому замужние женщины не могли снять ночную рубашку в присутствии мужа, правило для беременных женщин не показываться на людях, так как период беременности считался неприличным. Что касается незамужних девушек, то им запрещалось что либо знать о деторождении и половом акте, что нередко приводило к таким случаям, когда девушка на следующий день после свадьбы возвращалась в родительский дом, так как посчитала попытку мужа ее раздеть как оскорбление, были даже зафиксированы случаи самоубийства. В таких условиях понятия «секс» и «любовь» рассматривались как два независимых друг от друга человеческих чувства: «По существу, секс не связывался с любовью, поскольку считалось, то подобная связь угрожает любви и способна поколебать супружескую верность и постоянство».
Таким образом, деформация и разрушение патриархальной модели брачно-семейных отношений в условиях становления индустриального общества оказалось сопряжено с формированием эротической культуры, репрессивной по отношению к женщине. Сформировалось своего рода «половое разделение труда», которое вызывало растущее социальное отчуждение. В итоге дальнейшее развитие сексуальной культуры оказалось неразрывно связано с решением «женского вопроса». Причем, на фоне активизации протестных общественных движений и распространения разнообразных эгалитарных концепций «женский вопрос» начал восприниматься скорее как следствие социально-экономического угнетения женщин и их бесправия в политической жизни, нежели в контексте проблем сексуальной культуры.
Во второй половине XIX в. формируется протестное движение, основанное на идеях феминизма (понятие «феминизм» впервые были сформулировано в трудах социалиста-утописта Шарля Фурье, который считал, что «социальное положение женщин является мерилом общественного прогресса»). Его представительницы выступали, прежде всего, за политическое равноправие женщин и предоставление им права участия в выборах. Поэтому их называли суфражистками (фр. suffragettes, от фр. suffrage — избирательное право). В США движение суфражисток зародилось еще в 1848 г., когда в Сенека Фоллз (штат Нью-Йорк) состоялась конференция, впервые в истории принявшая декларацию с требованиями предоставления женщинам равных гражданских прав, а также отказа от «двойного морального стандарта, с помощью которого женщины за отступление от нравственности изгоняются из общества, а мужчин же практически не осуждают». Авторы декларации Элизабет Кейди Стэнтон и Сьюзен Браунелл основали Национальную ассоциацию за избирательные права женщин, сыгравшую большую роль в общественно-политической жизни США конца XIX в. Большой резонанс имело и формирование суфражистского движения в Великобритании. Толчком в нему стало знаменитое выступление Джона Милля в парламенте с петицией в защиту избирательных прав для женщин в 1867 г, а также издание двумя годами позже его книги «Подчиненность женщин», ставшей впоследствии классикой феминизма. Первой суфражистской организацией в Великобритании стало Национальное общество за избирательных правы женщин, созданное в 1867 г. Лидией Беккер.
Первоначально суфражистское движение развивалось скорее в качестве интеллектуального андеграунда. Но на рубеже XIX-XX вв. оно приобрело черты настоящего протестного движения. Даже в викторианской Англии суфражистки использовали такие методы как несанкционированные уличные манифестации, обструкции политиков (с гостевой галереи парламента), приковывание себя наручниками к перилам в общественных местах. Создательница Женского социально-политического союза (1903) Эммелин Пэнкхерст вошла в историю как первый представитель радикального феминизма. Ее организация породила особое направление в суфражизме: милитантство (от militant — воинственный), сторонницы которого отказывались сотрудничать с правительством и вообще с мужчинами до тех пор, пока женщинам не будет предоставлено право голоса. Милитантки также развернули «атаку на собственность» — разбивали камнями окна правительственных зданий, витрин магазинов, поджигали дома, обрывали телефонные провода и даже бросали бомбы в церкви и общественные здания.
Характерной особенностью суфражистского движения стало стремление к международной женской солидарности. В 1888 г. был создан «Международный совет женщин», 1904 г — «Международный женский суфражистский альянс», в состав которого вошли представители Великобритании, США, Канады, Нидерландов, Германии, Швеции, Норвегии. Активистки организации ежегодно проводили тысячи митингов, распространяли миллионы листовок.
Идея международной женской солидарности и протестный характер радикального суфражистского движения сближала его с революционной идеологией социалистов и анархистов. Так, например, американская анархистка
Эмма Голдман стала инициатором критики «буржуазного суфражима», доказывая, что женщину освобождает не право голоса, а личная самостоятельность, выраженная посредс