Введение
Данная выпускная квалификационная работа посвящена исследованию концептосферы «детство» в произведениях писателей первой волны русской эмиграции.
Чтобы дать определение понятию концептосферы, обратимся к к.ф.н. Ижбаевой Гульназ Ришатовне, которая в своей диссертации «Концептосфера повести М. Карима «Долгое-долгое детство» дает такое определение:
«Как известно, с точки зрения лингвокультурологии и когнитивной лингвистики каждая языковая единица в процессе актуализации в произведении представляет собой определенную совокупность ассоциативных связей с другими единицами: она образует вокруг себя некую семантическую сферу, а совокупность семантических сфер, расположенных во взаимосвязанном поле, создает условия для образования сфер более высокого порядка − концептосфер, организующих большое концептуальное пространство. Взаимодействие семантических, семиотических и концептуальных пространств составляет языковую картину мира автора». 1 Другими словами, концептосфера — совокупность концептов, составляющих микромир произведения. В таком случае следует определить, что же такое концепт. Это понятие довольно обширное, имеет множество различных интерпретаций, каждое из которых, однако, не противоречит друг другу.
Своим происхождением термин «концепт» обязан религиозному философу С.А. Аскольдову, который в 1928 году предложил обратить внимание на соотношение терминов «понятие», «слово» и «концепт». Он также указывал на необходимость рассмотрения художественного текста через призму концепта, что давало бы возможность раскрыть творческое сознание писателя. Сам концепт он определил как «мысленное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода».Все концепты С.А. Аскольдов делил на познавательные и художественные, главное отличие которых друг от друга состояло в «чуждой логике и реальной прагматике художественной ассоциативности»; в качестве основных характеристик концепта называются: заместительная функция по отношению к понятию;
символическая природа;
динамизм (изменчивость);
и потенциальная открытость интерпретациям (применительно к художественным концептам).
Исследования С.А. Аскольдова продолжает Д.С. Лихачев, который предлагает называть концепт «алгебраическим выражением значения». По его мысли, каждое словарное значение в русском языке имеет свой концепт, свое смысловое выражение, и в то же время он «не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным опытом человека и народным опытом. Потенции концепта тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека». Здесь ученый исходит из лингвокультурологического подхода к концепту. Заслугой Д.С. Лихачева является то, что он обращает внимание на взаимосвязь всех концептов и вводит понятие концептосферы как совокупности концептов. Помимо Д.С. Лихачева, лингвокультурологический подход представлен такими учеными, как Ю.С. Степанов, Г.Г. Слышкин, В.А. Маслова, и др. Концепт понимается как минимальная составляющая культуры в ментальном мире человека, а сама культура — совокупность этих самых концептов. Ю.С. Степанов утверждал, что концепты — это «сгустки культурной среды в сознании человека, а также приравнивал «концепт» к понятию «смысл», разделяя «смысл» и «значение»: «значение» у него — предмет или совокупность предметов, к которым слово применимо, а «смысл» − это концепт.
Маслова В.А. выявила несколько признаков концепта:
«- это минимальная единица человеческого опыта в его идеальном представлении, вербализующаяся с помощью слова и имеющая полевую структуру;
-это основные единицы обработки, хранения и передачи знаний; концепт имеет подвижные границы и конкретные функции; концепт социален, его ассоциативное поле обусловливает его прагматику;
это основная ячейка культуры».
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Представители когнитивного подхода, Стернин И.А. и Попова З.Д., рассматривают концепт как мыслительную единицу, принимая во внимание прежде всего мыслительные процессы человека. Этого же мнения придерживаются и авторы «Краткого словаря когнитивных методов»: для них концепт − «оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона». Следует обратить внимание на то, что, по мнению представителей когнитивного подхода, часть концептов имеет «языковую привязку» , а часть концептов выражена при помощи невербальных способов: картинки, образы, гештальты, схемы, и проч. В понятие концепта входят и понятийные содержания, и конкретно-образные элементы в психике человека. Лингвистический подход, говоря о концепте, указывает на некий объект из «идеального» мира, который отражает определенные представления человека о мире «действительном», обусловленные его культурной принадлежностью. Значения отдельных языковых знаков представляют собой определенные семантические области концепта, но не весь концепт в целом, поскольку мир мыслей никогда не удастся выразить в полной мере посредством лексических единиц.
Попытку объединить все имеющиеся подходы к пониманию концепта предпринимает лингвоконцептология — направление, название которой обозначил С.Г. Воркачев в своей статье «Лингвоконцептология и межкультурная коммуникация: истоки и цели». По мнению представителей данного направления, концепт можно обозначить как некое ментальное образование, которое содержит в себе представление человека об определенном событии фрагменте действительности, а также воплощает в себе культуру, к которой человек относится. По мнению академика Н.Ю. Шведовой, «концепт — это содержательная сторона словесного знака… за которой стоит понятие (т.е. идея, фиксирующая существенные «умопостигаемые» свойства реалий и явлений, а также отношения между ними), принадлежащее умственной, духовной или жизненно важной материальной сфере существования человека, выработанное и закрепленное общественным опытом народа, имеющее в его жизни исторические корни, социально и субъективно осмысляемое и — через ступень такого осмысления
соотносимое с другими понятиями, ближайше с ним связанными или, во многих случаях, ему противопоставляемыми».
В целом концепт можно обозначить следующим образом: это особое ментальное образование, представляющее уникальную, художественную картину мира автора, заключающее в себе, с одной стороны, универсальный культурный опыт, и с другой — опыт индивидуальный, чувственные и эмоциональные проявления отдельно взятого индивидуума. Таким образом, нами были взяты за основу лингвокультурологические представления о концепте.
Выделяются три компонента концепта, обозначенные Ю.С. Степановым (эти компоненты будут приняты во внимание при дальнейшем изучении составляющих концептосферы «детство»):
«1) основной, актуальный признак;
2)дополнительный, или несколько дополнительных, «пассивных» признаков, являющихся уже неактуальными, «историческими»; внутренняя форма, обычно вовсе не осознаваемая, запечатленная во внешней, словесной форме». В первый компонент входят общепринятые понятия, входящие в систему понимания обществом определенных общечеловеческих дефиниций; второй — понятия, которые утратили свою актуальность, но входят в основу этих дефиниций; третий — первооснова, полученная изначально и в данный момент чаще всего не осознаваемая.
По мысли автора данной выпускной квалификационной работы, в концептосферу «детство» писателей русского зарубежья входят два главных концепта, которые составляют основу произведения: это концепты «детство» и «дом». Произведения писателей будет рассматриваться с позиций этих трех концептов.
Писатели русской эмиграции оказались в непростой ситуации: они потеряли родину, но вдали от нее ее же и обрели в форме единого литературногои становится концептосфера «детство», в рамках которой воссоздается среда, которая ушла в прошлое. Художник в эмиграции приобретает возможность вскрыть пошлость и глупость старых штампов и предрассудков, он может надсмехаться над оставленной позади грязью, презирать лживые авторитеты и не скупиться на колкости — и вместе с тем, образ старого мира, который он воссоздает в своих произведениях, тщательно оберегается от любого грубого слова посредством маски, которую автор надевает на себя. Об этом говорит О.Ю. Осьмухина. В своей диссертации «Маска в культурно-художественном сознании Российского Зарубежья 1920-1930-х годов: на материале творчества В.В. Набокова» она упоминает о том, что маска — одна из форм взаимодействия автора с ушедшей эпохой. «Авторская маска, предстающая одной из ипостасей создателя художественного текста, не просто непосредственно связана с ее носителем, то есть автором, но предстает одним из способов самовыражения, сокрытия / проявления автором самого себя в пределах текстового пространства с присущими лишь ему индивидуальными особенностями мироощущения, мировоззрения, стиля, соответственно рассмотрение явления авторской маски позволяет не только конкретизировать и уточнить соотношение категорий автора и его маски, но и, что значительно существеннее, — достаточно четко обозначить способы позиционирования автора в художественном тексте, отделив реального автора от, условно говоря, его воспроизведения».
Таким образом, цель данной работы — исследовать концептосферу «детство» в автобиографических произведениях писателей первой волны русского зарубежья — романе «Лето Господне» И.С. Шмелева и повести «Детство Никиты» А.Н. Толстого. Эти произведения были выбраны не случайно: несмотря на кажущееся различие (изображение идеального православного мира у И.С. Шмелева и поэтика дворянской усадьбы у А.Н. Толстого), есть ряд несомненных сходств, которые были представлены в рамках данной работы. : Рассмотреть основные концепты, входящие в состав концептосферы «детство»; Показать, как эти концепты отражается в произведениях писателей первой волны Русского Зарубежья (И.С. Шмелев, А.Н. Толстой); Сопоставить способы выражения данных смысловых единиц в романе «Лето Господне» и «Детство Никиты». связана с важнейшей задачей современной гуманитаристики: противопоставить теории хаоса и конфликтов, заключающихся в жизни вдали от родины, гармоничный и безопасный мир Родины, воплощающийся в воспоминаниях о детстве. заключается в том, что рассматриваемый материал может стать подспорьем при изучении темы детства в творчестве писателей Первой Волны Русского Зарубежья. заключается в возможности использования результатов исследования в вузовском и школьном преподавании русской литературы XX века, в разработке общих и специальных курсов по теории и истории литературы: в частности, при изучении истории русской литературы, а также при изучении литературно — художественного наследия представителей первой волны русской эмиграции. представляет собой сочетание компаративного и структурного подходов к изучению произведений. Компаративный подход, включающий в себя сравнительный и сравнительно-исторические методы, позволил сопоставить названные произведения о детях И.С. Шмелева и А.Н. Толстого, выявить в них общие и различные черты.
Структурный подход сделал возможным выявление особенностей структур произведений, которые, с одной стороны, объединяют их с другими произведениями подобной тематики, а с другой — отличают, определяют новизну писательских методов изображения внутренней жизни ребенка, его мировоззрения, места в окружающей природе, а также изображения дома как первоосновы бытия.
Подспорьем в исследовательской работе стали труды по истории и теории культуры Ю.М. Лотмана, статьи, учебники и монографии таких отечественных исследователей, как Н.М. Солнцева, Г.В. Адамович, В.В. Агеносов, О.Ю. Осьмухина, Д.С. Лихачев, Ю.С. Степанов, Л.А. Спиридонова, В.П. Скобелев, и др.
Исследование состоит из введения, основной части, включающей в себя две главы, заключения и списка используемой литературы.
Во введении рассматриваются понятия концептосферы и концепта, их воплощения в творчестве писателей первой волны русского зарубежья.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
В первой главе «Концептосфера «детство»: главные составляющие» рассматриваются два основных концепта: «детство» и «дом». Помимо общей характеристики каждого концепта, описаны особенности их воплощения в русской литературе разных временных рамок.
Во второй главе «Изображение детства в романе «Лето Господне» И.С. Шмелева и повести «Детство Никиты» А.Н. Толстого» подробно рассматриваются оба концепта и проанализированы главные их составляющие: ребенок, его окружение, взаимоотношения с окружающим миром, проч. Также даны характеристики дома как Дом-Храм у И.С. Шмелева и Дом-Усадьба у А.Н. Толстого.
В Заключении сделаны выводы по проведенной работе, а также дан краткий сопоставительный анализ концептосферы «детство» в романе «Лето Господне» И.С. Шмелева и повести «Детство Никиты» А.Н. Толстого.
1. Концептосфера «детство»: главные составляющие
1.1 Концепт «детство»
Само по себе понятие детства сложное и трактуется разными областями науки по-своему. Однако это не означает, что феномен детства относится лишь к определенному этапу становления общества. Как известно, у каждого общества, отдельно взятого, есть собственные представления о детстве; соответственно, детство — феномен культуры. Вопрос в том, каким было отношение общества к подрастающему поколению. Взаимодействие общества с детским периодом претерпевало изменения от полного его игнорирования как времени, чрезвычайно важного в становлении личности в традиционной культуре, до признания ребенка полноправным членом общества в процессе активной социализации в эпоху индустриализации. А потому исследование концепта «детство» связано в первую очередь с переменами в обществе, следующими в определенный промежуток времени. Концепт «детство» неразрывно связан с понятием времени: это период жизни человека от его рождения до совершеннолетия. Более того, концепт является универсальным, поскольку относится к любой народности и национальности (у каждого человека ведь есть детство в общекультурном смысле).
Детство в представлении человека неразрывно связано с ребенком. Однако мнение о том, что концепты «детство» и «ребенок» тождественны друг другу, ошибочно: семантическое поле концепта «ребенок» гораздо шире (здесь разнообразные понятия, относящиеся к возрасту, полу, поведению, родителям и проч.) и находится ближе ко «времени». Несмотря на это, имеется ряд признаков, объединяющих «детство» и «ребенка». У В.В. Зеньковского они описаны следующим образом:
«1) детский мифологизм;
2)игра как главная форма детской активности; необычайно широкий и богатый мир детской фантазии; целостность детской души, ее наивность и непосредственность, отсутствие в ребенке всякого раздвоения, искусственности, духовное и душевное здоровье; свобода от стереотипов, норм и условностей, свобода выражения чувств, духовная свобода; 14 В основе данного концепта — противопоставление ребенка взрослому в плане физического и интеллектуального развития. Но если говорить о сфере духовной, то противоположность эта не только не выражена ярко, но зачастую и направлена в обратную сторону: нередко детство ассоциируется с чистой и нетронутой душой, в отличие от циничного мира взрослых.
Следуя схеме Ю.С. Степанова, приведенной во Введении данной магистерской диссертации, определяем три основных конпонента данного семантического поля:
) Основной, актуальный признак — находим следующие определения детства: «Социология трактует детство как постоянную и естественным образом сменяющуюся часть общества, выполняющую в нем специфические функции и взаимодействующую с обществом в целом и с отдельными его элементами. С позиции физиологии и психологии, детство — это стадия жизненного цикла человека, когда начинается и продолжается развитие организма, формируются его важнейшие функции. В социальной педагогике детство рассматривается как начальный этап социализации личности, включающий усвоение определенной системы знаний, норм и ценностей, освоение социальных ролей, которые позволяют ребенку формироваться и функционировать в качестве полноценного члена общества». На сегодняшний день нет единой схемы разделения детства на периоды. Вот какую классификацию дает С.А. Лишаев:
а) младенчество (в-другом-бытие) — от рождения до 12-18 месяцев, б) присутствие без присутствующего (не-при-себе-бытие) — от 1-1.5 месяцев до 2.5-3 лет, в) от первого лица (игровое детство) — от 3-3.5 лет до 7 лет, г) годы отрочества, погружение в заботу — от 7 до 14 лет. 16 Советский педагог и психолог В.В. Давыдов выделял следующие детские периоды:
а) от 0 до 1 года, от 1 года до 3 лет — предметно-манипуляторная, б) от 3 до 6 лет — игровая, в) от 6 до 10 лет — учебная, г) от 10 до 15 лет — общественно-полезная, д) от 15 до 18 лет — профессиональная. 17
В XXI веке появляется новый тип ребенка — полуребенок — полувзрослый. Такой ребенок, взрослый не по годам, становится идеалом нового времени, а воспитанный в среде безразличных взрослых при помощи современных технологий, вырастает во взрослого-инфантила. В то же время современное детство определяется как период, пронизанный любовью и бескорыстием. Некоторые социологи указывают на «идеи детоцентризма и индивидуализма, ценности и неповторимости каждой детской души».
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
В системе семейных взаимоотношений происходят перемены. Под влиянием современного общества роль семьи как социального института падает, на смену ему приходят институты вторичной социализации, которые могут образовываться спонтанно, например, группа сверстников, средства массовой информации. Молодое поколение становится преемником инноваций, которые наносят сокрушительный удар по старым традициям. Этот процесс не может пройти бесследно. Ускоряются темпы технологической эволюции, в результате которой реальных собеседников детям заменяют всевозможные гаджеты, компьютерные игры, интернет — общение, и проч.
Растет популяризация личного успеха, индивидуализации личного «Я», погоня за успехом и признанием. Эта идеология мотивирует молодое поколение на гонки, соревнование. В то же время, в связи с укрепившейся уверенностью в том, что повышение требований к уровню образования является залога успеха человечества в будущем, образовательные программы вынуждены «забегать вперед», что не позволяет укреплять физическое и психическое здоровье людей должным образом. Как следствие, общество получает ослабленное и психически незрелое молодое поколение.
2)
Детство мыслится как время быстро проходящее и малозначимое в жизни человека. Примечательно и то, что в живописи в это время дети изображаются как уменьшенная копия взрослых.
В XVII веке отношение к детям начинает заметно меняться. По мнению французского демографа Ф. Арьеса, связано это с появлением портретов умерших детей, чья смерть с этих пор начинает восприниматься как непреодолимое горе и непреодолимая утрата (несмотря на то, что до этого она считалась естественным и логичным жизненным процессом). В это время и появляется первая концепция детства, которая мыслилась как «семейная».
«Ребенок рассматривался как очаровательная игрушка, малыш, которого хочется баловать, холить, нежить». В конце XIX века детская психология обращается к личности ребенка, ищет ответы на вопросы, как их воспитывать и как с ними общаться. — по нашему мнению, здесь необходимо рассмотреть этимологию слова «детство», с этой целью обратимся к толковым словарям. 22 23 Похожее определение дает и Д.Н. Ушаков: «ДЕТСТВО, а, мн. нет, ср. Детский возраст, детские годы (от младенчества до отрочества). Провел д. в деревне. Привык с детства к чему-н. <> Впасть в детство — от старости потерять рассудок, выжить из ума».
Таким образом, в понятие «детство» входят не только временные рамки, в которые проходит этот период, но и эмоциональная составляющая, воспоминания об этом периоде, а также переносные значения.
Для большего понимания концепта «детство» необходимо обратиться и к психологическим и философским (религиозным) теориям. Так, ребенок по Ф. Ницше — «невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения». Детское время он мыслил как наиболее подходящее для духовного и творческого совершенства. Ребенок для него — образец свободного творчества и неординарного мышления. В понимании З. Фрейда ребенок подобен художнику, поскольку в процессе игры он способен создавать уникальный художественный мир, относясь к нему со всей серьезностью и искренностью.
Отсюда следует, что детство с точки зрения мыслителей — период, характеризующийся креативностью и незамутненностью восприятия, что относится к личности творческой.
Христианство рассматривает ребенка в качестве идеального человека, а детство — как совершенную часть человеческого Я.для достижения гармонии необходимо приблизиться к миропониманию ребенка, поскольку его духовная организация стоит выше взрослой, она ближе к Богу. Многочисленные работы о детстве, концепте детства появляются в XX веке. Здесь стоит упомянуть книгу Филиппа Арьеса «Ребенок и его жизнь при старом порядке» (1962), которая рассматривала детство в качестве понятия, у которого в разные периоды существования человечества были разные социальное и культурное содержание. Главной характеристикой общества и его культуры становится отношение к ребенку, роль ребенка в нем (обществе).
Концепция детства по Ф. Арьесу:
1)«В старом традиционном творчестве продолжительность детства была сведена к самому хрупкому периоду, когда маленький человек еще не может и обходиться без посторонней помощи; очень рано, едва окрепнув физически, он тут же смешивался с взрослыми, разделяя их работу и игры»; Семья не имела влияния и не осуществляла контроль над передачей системы ценностей и обычаев ребенку. Весь опыт, все эмоциональные контакты ребенок получал вне семьи, в окружении нянек и слуг; В XVII веке развивается система школьного обучения, а вместе с этим и меняется отношение к воспитанию ребенка. Теперь школа отвечает за получение ребенком необходимой информации и его социализации. Соответственно, навыки общения и взаимодействия в окружающей среде дети получают независимо от взрослых, а в компании сверстников. Стоит отметить, что до возникновения романтизма литература для детей несла прежде всего дидактический характер, была направлена на воспитание ребенка («Эмиль» Ж.-Ж. Руссо). Детскость была связана с некими препятствиями в эпоху Просвещения. Романтизм, возникший в XVIII веке, провозглашал детство как уникальное и неповторимое время в жизни человека. Отсюда и увлечение фольклором в это время, появление сказок братьев Гримм, Гауфа, Андерсена. Культ детства достигает апогея: по мысли авторов того времени, это — идеальное время, время гармонии с собой и окружающим миром.
В России долгое время не существовало такого понятия, как литература о детях, и образ ребенка, если и встречался в художественном произведении, то почти не был маркирован. Тем не менее, существовало большое количество развивающих и дидактических произведений для детей. Сюда относятся книги для обучения чтению и письму (азбуки-книги для чтения и азбуки-прописи), которые были адресованы детям младшего школьного возраста. Начинает свое становление и проза для детей. Как правило, это адаптированные русские повести, историческая литература, литература о вопросах мироздания, и т.д. Появляются первые попытки написания рассказа (рассказ о сыне, который откусил ухо своей матери, ибо она, по его мнению, была виновна во всех его злоключениях), однако обрисовка детских образов подменяется многословными дидактическими рассуждениями. В них отсутствуют детские образы и прослеживается поучение и дидактика.
Век XVIII ознаменовался всесторонними реформами Петра I (1672-1725). «Ведущая цель воспитания ребенка петровского времени — служение общему благу государства, при этом представление о благе диктовал царь — реформатор».В детях того времени видели будущих госслужащих, придворных, а потому и от детской литературы ждали пользы, а не развлечения. Вместо нравственной проповеди на страницах появляются правила этикета и морали, в качестве примера можно привести легендарное «Юности честное зерцало». Ю.М. Лотман отмечал: «Считается, что у детей должен быть мир взрослых интересов, а само состояние детства — это то, что надо пробежать как можно скорее. Тот, кто задерживается в этом состоянии — тот митрофан, недоросль, тот недоросль, тот недоразвит и глуп». Некоторая оттепель наблюдается в последней трети XVIII века, во время правления Екатерины II. Возникают такие понятия, как «женская библиотека», «детская библиотека». Связано это, в первую очередь, с новыми веяниями моды. Появляется стремление к естественности (выразителем его стал Ж-Ж. Руссо, который призывал к природе, к «естественности» нравов), которое пришло в Россию из Европы. Это видно во всем: в одежде, в этикете, в образе жизни людей того времени. Но в первую очередь, оно оказало влияние на семью, на семейный уклад. Возвращается кормление грудью как признак женственности, как черта, присущая хорошей матери. И с этого же времени начинают ценить детство. В отношения между домочадцами вносятся гуманность, забота о ребенке. И огромную роль здесь сыграла женщина. Именно она создает детский мир, именно на нее возложено воспитание и развитие детей. И для того, чтобы воспитать ребенка, женщине необходимо самой пережить детские и юношеские годы заново. В этом помогают книги. А потому женщина становится читательницей, и приучает к этому детей. Как следствие — женская библиотека постепенно становится и детской.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
В основном такие библиотеки составляли переводные произведения европейских авторов: любовные романы, исторические и героические произведения. Такая литература ворвалась вихрем в жизнь детей (это прекрасно описано у Карамзина — в «Рыцаре нашего времени»). Очень часто примером для подражания в будущем для молодых людей становились именно герои книг, с которыми они познакомились еще в детстве, читая романы вместе с матерями.
Таким образом, можно увидеть, что на рубеже XVII и XVIII веков упрочняется связь литературы для детей с фольклором. Начавшаяся эпоха сентиментализма изменила детскую литературу, привнеся в нее фольклорные мотивы и элементы волшебной сказки. В моду вошла «легкая поэзия» (Ю.А. Нелединский-Мелецкий, Н.М. Муравьев, К.Н. Батюшков), которая воспевала радости жизни. Писатели предлагали публике сказки о сказочных существах и далеких странах, они уловили настроение публики и не собирались отходить от намеченного пути. Появляется также и художественный психологизм, когда показаны внутренние конфликты и переживания героев. Однако все эти нововведения не затрагивают образы детей. Они, как правило, обрисовываются довольно шаблонно, авторы не уделяют должного внимания подробному описанию мира ребенка.
Перед литературой того времени стоял немаловажный вопрос — изображение народности в произведениях. Народность представляла собой прежде всего выражение народного русского духа. Менялось время, менялись установки, в том числе и педагогические. Старая литература не удовлетворяла запросы педагогов, им нужны были новые произведения. Именно в первой половине XIX века закладываются традиции детской литературы, которые существуют и сегодня.
Происходит смена литературных парадигм: одним из ведущих направлений в русской литературе становится романтизм, постепенно намечаются и реалистические тенденции. В это время появляются новые течения — романтизм и реализм. Смешение их, а также сентиментализма и классицизма дало богатую палитру для творчества детских писателей. Писатели-романтики впервые вводят психологически очерченный мир ребенка, мир детства они увидели как самостоятельный, непохожий на взрослый мир, полный ярких красок.
Большое влияние на развитие литературы для детей оказывают салоны. Для детей устраивались праздники, дети участвовали в домашних театральных постановках, они рассказывали стихи и музицировали.
В процессе развития детской литературы происходят некоторое смещение ориентиров: традиционная пара «добродетельный-порочный» заменяется на «чувствительный-холодный». Это новое понимание ребенка окрепло в эпоху романтизма и вошло в основу, составляющую концепцию детства. В 40-50 годы XIX века эту концепцию подхватывает и «большая» литература. Детство теперь представляется как пора невинная и чистая. Дети гораздо нравственнее и чище взрослых: они не лгут, они общаются со сверстниками, не интересуясь их доходом или происхождением. Таким предстает детство в русской классике, такой образ ребенка можно увидеть у С.Т. Аксакова, В.Ф. Одоевского, Л.Н. Толстого.
В 50-60 годы XIX века романтизм переживает спад. «Именно в это время появляется реалистическая повесть о детях». Принципиально новым стал элемент мемуаров в повестях о детей писателей второй половины XIX века — именно это наполнило их жизненным правдоподобием. Среди писателей, которые обращались на своих страницах к теме детства, можно выделить Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Д.Н. Мамина — Сибиряка, В.Г. Короленко, и других.
Писатели — «восьмидесятники» (В.Г. Короленко, В.М. Гаршин, и др.) обращались к детской теме в поисках идеала на фоне неприглядной действительности. Они видели в детях прежде всего нравственную чистоту, непосредственность, естественную простоту, которые еще не успели испортиться.
Таким образом, можно увидеть, что XIX век был крайне плодотворен как для русской литературы в целом, так и для литературы для детей в частности. До этого периода детская тема не выделялась как самостоятельная в русской и зарубежной литературе. «Только романтизм почувствовал детство не как служебно-подготовительную фазу возрастного развития, но как драгоценный мир в себе, глубина и прелесть которого притягивают взрослых людей». 30 потому из волошинской формулы «Мир есть книга» следует, что книга написана для ребенка. Потому многие писатели перешли к созданию произведений для детей, оставляя далеко позади разработку традиционной концепции детства. Максим Горький (1868-1936) искал ответ на вопрос: что же будет дальше? И искал он этот ответ в изображении социальных условий детства, показывая, как закаляется и крепнет детский характер (яркий пример — повесть «Детство»). Аналогичную задачу ставил перед собой и Леонид Андреев (1871-1919), однако он изображал детей, оказавшихся в ситуациях, когда мечты о лучшей жизни недостижимы (сюда относятся его рассказы «Ангелочек», «Петька на даче»). «Темам народного страдания и нравственного самоопределения ребенка посвящали свои произведения и другие писатели реалистического направления: П.В. Засодимский, А.И. Свирский, А.С. Серафимович, А.И. Куприн».
Символисты видели в ребенке Сфинкса — существо загадочное, знающее ответы на вопросы мироздания. Акмеисты провозгласили детское сознание в качестве преобладающего у человека Нового времени. Футурист Владимир Маяковский назвал революцию 1917 года «детской».
Но, несмотря на такой интерес к теме детства в русской литературе, литература для детей переживала тогда не самые лучшие времена. Причина — в ужесточенной цензуре. Появилось огромное количество книг для детей, не блистающих литературным талантом, однако интересных благодаря своему содержанию. Вместе с тем начало XX века получило название «века ребенка», поскольку именно в этот период шел активный поиск новой модели детской литературы.
В это время писатели стали внимательно относиться к оформлению своих книг, в литературе для детей стала цениться изобразительность. Таким образом, произошел синтез искусств — живописи и литературы. Возникает понятие «детская книга», и ярким примером становится «Азбука в картинках» Александра Бенуа, увидевшая свет в 1904 году.
Итак, в первой трети XX века литература для детей значительно изменилась, во многом благодаря появлению модернизма. Она «стала быстрее и точнее реагировать на современную жизнь, началось освоение языка художественной публицистики».
Подводя общий итог, можно сказать, что детство всегда привлекало писателей. В нем видели и беззаботную пору, и период кризисов и травм, и потерянный рай, и период проказ и нарушений взрослых запретов. Концепт «детство» становится центральным в концептосфере М. Твена, Л. Кэрролла, Ч. Диккенса, Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, М. Горького, А.Н. Толстого и других авторов.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Перед писателями русского зарубежья стояла задача воссоздать утерянную Родину. Дети в их произведениях — некие проводники в ту страну, которая канула в небытие и возвращение которой невозможно. Дети эти уникальны, со своими взглядами на жизнь, со своими характерами, и помимо воссоздания при помощи их образов утерянного детства, писатели ставили перед собой еще одну задачу — возродить образ утраченной Отчизны. Детство в произведениях описано как прекрасный и светлый период, в котором ребенок чувствует свое единение с родными краями, весь окружающий мир обрастает новыми, фантазийными и воображаемыми образами, а в самых обычных бытовых действиях просвечивает ощущение прекрасной и лучезарной жизни.
1.2 Концепт «дом»
Образ дома в сознании человека традиционно связывался с миром, вселенной, а также неким храмом, населенным древними духами. Помимо этого, дом видели центром жизни семьи, хранилищем житейской мудрости и моральных устоев; благополучие в семье, семейные традиции являлись гарантом сохранности этого уклада жизни. И действительно, если посмотреть определение лексемы «дом» в «Большом толковом словаре русского языка», то, помимо стандартных определений «жилое помещение, здание, квартира», можно и найти и «семья, люди, живущие вместе». Носителями славянской культуры дом воспринимается не что иное, как достаток, род, семья. Очень часто в образе дома можно было усмотреть противопоставление «свое-чужое», которое, кстати, близко религиозным взглядам славян. Через дом человек входит в мир, эта область хорошо изучена, в доме свои, близкие люди, там безопасно, в отличие от враждебно настроенного окружающего мира. Такое представление о доме — прочное, нерушимое бытие — восходит к фольклору. В философских работах Алехиной С.Н. и Разовой Е.Л. можно встретить представление о доме в двух смыслах: физическом (жилище, пространство, пригодное для существования, защищающее) и метафизическом (жизненное пространство, собственный обитаемый микромир, встроенный в общую картину мироздания). Отсюда можно сделать вывод об универсальности дома как пространства для жизни человека, организующего все его стороны жизни.
Е.В. Потураева в своей статье «Метафорические обозначения концепта «дом» в русской языковой картине мира» выделяет следующие основные значения концепта «дом»:
1)дом — это некое строение, имеющее свои внешние (стены, потолок) и внутренние (помещения, комнаты) границы; здание, предназначенное для жилья, а значит, наполненное необходимыми предметами, обслуживающими жизнь человека; дом — семья, люди, живущие вместе, одним хозяйством. В понятии «уют» присутствует психологический компонент — ощущение своего, своего дома, места, нахождение «домашности». «Уют» включает в себя и представления о мещанском и крестьянском доме, и дворянское поместье. И в том, и в другом случае несомненной составляющей является ребенок, младенец. У К.С. Петрова-Водкина в повести «Хлыновск» находим следующий отрывок: «Рождение ребенка перевернуло жизнь в келейке, подняло ее темп, сблизило живущих и, можно сказать, сгрудило их возле крошечного существа. Отец, мать, бабушки, дядя Ваня и Андрей Кондратьич стали непременными участниками в младенческих перипетиях. Каждый из них нес свои лучшие запасы, годные для ребенка: бабушки ворчали на промахи неопытной еще матери, урывали к себе новорожденного зверька, укутывая, убаюкивая его, волнуясь из-за малейшего его писка, и грелись сами над тем, который будет продолжать их кончающуюся жизнь…»
Из понятия «уют» складываются понятия «уютного уголка», «уютного дома», которые, однако, характеризуют не мещанскую или крестьянскую избу, а дворянский или купеческий дом (позже их место займут квартиры). В этом движении — от усадьбы к квартире — заметен переход от больших, полупустых пространств дворянских усадеб к маленьким и обставленным мебелью и прочими предметами обихода помещениям, даже в тех случаях, когда это не является вынужденной необходимостью. Например, от просторных помещений дворцового типа к концу XIX века переходят к комнатам с низкими потолками, в которых наблюдается обилие всевозможной мебели, фотографий, подушек на кроватях и прочего (как, например, было в комнатах царской семьи Николая II). Здесь чувствуется желание человека уединиться, уйти в «свой» мир. Со временем под размеры помещений начинают подстраиваться и предметы интерьера. С этими переменами связывалось и новое понятие «уют». Подтверждение этому находим у А.Н. Толстого: «Чего только не было в антикварной лавке! Павловские черные диваны с золотыми лебедиными шеями. Екатерининские пышные портреты. Александровское красное дерево с восхитительными пропорциями, в которых наполеоновская классика преодолена российским уютом наполненных горниц. Здесь была краса русского столярного искусства
карельская береза, согнутые коробом кресла, диваны корытами, низенькие бюро с потайными ящиками…».38 По мысли Ю.С. Степанова, таким уютное помещение видят и сегодня. В то же время, он отмечает, что «уют» вытесняется «комфортом». «На несколько наших вопросов к молодежи, знакомо ли им представление об «уюте», с пожиманием плеч было отвечено: «Уют? — Непонятно. Комфорт, это да!»
Нередко можно встретить «очеловечивание» дома, придание ему человеческого облика: например, окна и ставни нередко ассоциируются с глазами, фасад — с одеждой, и так далее. Придавая дому такую выразительность, человек делает его живым, хозяином в системе внешнего мира, но помимо этого, самоидентифицирует себя во внешней среде, выражает глубинное Я через свое жилище. «Теперь настало время превращений: владельцы таких домов все чаще обращаются к специалистам, которым под силу полностью изменить не самую симпатичную «физиономию» дома, сделав его уютным и дружелюбным к своим обитателям» (Надежда Бахромкина).
Не только внешняя, но и внутренняя атрибутика дома видится в качестве органов. Причем, это органы жизненно важные в человеческом представлении: сердце, глаза, пуповина. Эти части тела не только выполняют важные функции в организме живого существа, но и наделяются неким метафорическим значением и ценным культурным смыслом: например, сердце — важнейший жизненный центр, и потому располагается обычно в гостиной. Пуповина — связывающий мать и ребенка орган, представляется в доме в виде печи. Часто дом в контексте детско-родительских отношений выступает в роли матери, а человек, в нем живущий — в роли еще не родившегося ребенка, который связан с матерью посредством пуповины. Возле печи очень часто собираются домочадцы, мать читает детям сказки — печь словно связывает членов семьи. Глаза (которые, как было сказано ранее, представляют окна), помимо органов зрения, выполняют еще одну функцию: зеркало души, они являются некой визитной карточкой дома и семьи, его населяющей. Олицетворяя дом, видя в нем человеческие черты, человек невольно одушевляет его, видит своим защитником, духом семьи.
Однако этим понимание концепта «дом» не ограничивается. Есть еще несколько аспектов этой области:
1)Зооморфные образы — олицетворяют пригодность-непригодность к жизни (живучесть-неживучесть). Обычно сопоставлены с животным миром: очень часто можно встретить такое наименование человеческого жилища, как «нора», «берлога», «муравейник». В системе русского языка животное обычно противопоставлено человеку как существо, стоящее ниже на ступень развития, а потому сопоставление дома с жилищем животного обычно происходит в случаях, когда необходимо показать грязное, неприбранное помещение, непригодное к проживанию; С другой стороны — быстрое появление новых зданий может говорить о потребительском отношении человека к дому, о потере им духовных связей с миром, соответственно, о необходимости переосмысления жизненных ценностей; Артефактоморфные образы — внешние признаки дома: форма, устройство (можно встретить представление о доме как о сосуде: в таком случае обычно упоминаются большие родовые гнезда, где «набиваются» дети и внуки и заполняют собой все пространство дома). Образ дома в качестве символа рода активно использовался в русской литературе XIX века. Дом ассоциировался с гармонией, покоем, устройством жизни и появлением жизненных ценностей. Образ отчего дома неразрывно связывался с семьей, с неким гарантом благополучия; помимо этого, в доме формировалась личность героя, его социальная и нравственная позиции. Встретить образ такого дома можно на страницах произведений А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, И.С. Тургенева.
В конце XIX-начале XX века ситуация меняется. Ее описала И.А. Тарасова: «В художественных текстах возможна актуализация признаков, не входящих в ядро национального концепта, а также неузуальная оценочная интерпретация ядерных признаков». Особенно ярко это проявляется в творчестве А.П. Чехова: еще в 1880-х дом у него ассоциируется с символами счастья, любви, гармонии, но уже в 1890-х отношение к дому меняется и он теперь выражает мещанство, душевную лень. 44 Подобные настроения присутствуют и у писателей Русского Зарубежья: потерявшие Родину навсегда, они бережно хранят образ дома на страницах своих произведений. В связи с этим мы считаем, что целесообразно включить в концепт «дом» такие концепты, как «cвои-чужие» и «Родина». Далее идет разбор этих значений.
«Свои-чужие». Этот концепт, заключающий в своей основе противопоставление, пронизывает народное, массовое мироощущение. Значение его зависит от коллектива (начиная компаний мальчишек одного двора и заканчивая одним гражданами одного государства), в рамках которого мы его рассматриваем; но всегда имеется четкое различие «своих» и «чужих». Древние европейские народы были уверены: каждое племя имеет свой запах, и его представители легко смогут узнать друг друга, доверившись собственному обонянию. В русских сказках, например, это высказывание можно услышать из уст Бабы-Яги: фу, русским духом пахнет! В.Я. Пропп указывает на то, что здесь определение «русский» выражает скорее не принадлежность к народу, а живого человека (мертвецы запаха не имеют).
Родина, родная земля. Свое выражение данный концепт находит в представлениях об особой русской религиозности. Находим высказывание об этом у Н. Бердяева: «От русской души необъятные русские пространства требовали смирения и жертвы, но они же охраняли русского человека и давали ему чувство безопасности… Всегда слишком возлагается он на русскую землю, на матушку Россию. Почти смешивает и отождествляет он свою мать-землю с Богородицей и полагается на ее заступничество». Выразил эту идею и В.В. Розанов: «Есть две России: одна — Россия видимостей, громада внешних форм с правильными очертаниями, ласкающими глаз; с событиями, определенно начавшимися, определительно оканчивающимися… И есть другая — «Святая Русь», «матушка-Русь», которой законов никто не знает, с неясными формами, с неопределенными течениями, конец которых непредвиден, начало безвестно…»
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Более того, встречается и другое соотношение: концепта «родная земля» с матерью или женой. Наиболее точно это отразилось в поэзии А. Блока:
«О, Русь моя! Жена моя! До боли Нам ясен долгий путь!
Наш путь — стрелой татарской древней воли
Пронзил нам грудь».
В этот концепт также входит и любовь к соотечественнику, к «родному человеку».
У рассматриваемых нами писателей русского зарубежья концепт «Родина» выходит на первый план и совмещает в себе и особую религиозность, и трепетной отношение, как к матери, и воспевание соотечественников, которые вместе с родными краями ушли в невозвратное прошлое. Образы родной земли приобретают особый смысл, становятся не вспомогательными, помогающими ярче и выразительнее изобразить окружающий героев мир, но главными, ведущими в произведениях.
2. Изображение детства в романе «Лето Господне» И.С. Шмелева и повести «Детство Никиты» А.Н. Толстого
Русская литература XIX века по-особому изображает детство. Связано это, в первую очередь, с появлением романтизма и реализма, под влиянием которых писатели-романтики впервые вводят психологически очерченный мир ребенка, детство они увидели как самостоятельный, непохожий на взрослый мир, полный ярких красок. Начинает эту традицию Л.Н. Толстой в своей повести «Детство» (1852), затем ее продолжает С.Т. Аксаков, изображая мальчика Сережу в повести «Детские годы Багрова-внука» (1957). Полвека спустя эти традиции были заимствованы писателями первой волны русского зарубежья, в частности, И.С. Шмелевым и А.Н. Толстым.
2.1 Мир сквозь призму восприятия ребенка: образ Вани как ведущий в романе «Лето Господне»
Иван Сергеевич Шмелев (1873-1950) покинул Родину в 1922 году после страшной трагедии: расстрелян единственный сын Сергей, бывший офицер Добровольческой армии, ставший одной из многочисленных жертв так называемого «красного террора». Невозможно описать словами весь тот ужас, охвативший Шмелева. Он без раздумий принимает приглашение И.А. Бунина выехать за границу, и в 1922 году оказывается в Берлине. Из Берлина писатель переезжает в Париж, где позже создает наиболее значимые произведения о потерянной и исчезающей Родине. В 1923 году выходит в свет «Солнце мертвых» − скорбный эпос русской национальной трагедии.
Все эти годы Шмелев живет воспоминаниями об ушедшей России, о сказочно прекрасной стране Детства; он не хочет вспоминать о недавних ужасных событиях своей жизни. Старая Москва и дух Замоскворечья вдохновляют его на написание романов «История Любовная» (1927), «Няня из Москвы» (1933). В этот период ведется работа и над романом «Лето Господне» (1927-1948), который подводит черту под всеми испытаниями, выпавшими на долю не только России, но и всего мира. Изначально роман, наряду с его продолжением, романом «Богомолье», создавался как цикл очерков о церковных праздниках и обрядах для детей, которые должны были рассказать ребенку о русской жизни и православной вере — главной составляющей Руси, по мнению писателя: в России «все — сильное и глубокое — пронизано лаской, светом, стоит на Христе, − на Боге и от Бога. Вот они, цветы наши, набирающие жизнь-силу от корней Родины, так слагалась душа России».Уже позже автор создаст образ Вани и сделает роман автобиографическим. Нам кажется, что изначально, работая над циклом рассказов для своего племянника, Шмелев преследовал цель выразить Родину через текст, дабы воссоздать веру в жизнь. Вера дает ему силы и надежду на светлое будущее, он берется за воплощение в жизнь своей идеи создать объемное произведение о былой родине и о вере. Таким образом писатель встраивается в общую канву произведений памяти — прозаических полотен о былой России, оставленной позади. Гуссерль, писал, что «субъект нигде и никогда не выходит за рамки повествования». И.С. Шмелев, «сам, по-видимому, того не сознавая, отвечал новым европейским литературным критериям, хотя написал и по духу, и по стилю откровенно русское произведение». Это ⸺ заветный дар соотечественникам, собрание духовных наставлений для будущей России, которая непременно возродится, как верил Шмелев. Связано это, в первую очередь, с построением произведения: показанная действительность дана в восприятии ребенка ⸺ мальчика Вани семи лет; восприятие это наивно и конкретно одновременно. , соответственно, с их помощью проще всего воссоздать Россию и сохранить национальное самосознание. У каждого праздника имеется свой сакральный знак, который связывает главного героя с миром неземным: масленица, верба, яблоко. Однако преданность вере не сделала из него религиозного фанатика. Он мягок, склонен к шутке, но шутки его тоже мягкие: «Выходят отдохнувшие после обеда плотники. Вышел Горкин, вышли и Антон с Глухим, потерлись снежком. И пошла ловкая работа. А Василь-Василич смотрел и медленно, очень довольный чем-то, дожевывал огурец и хлеб.
Постишься, Вася − посмеиваясь, говорит Горкин. − Ну-ка покажи себя, лопаточкой-то… блинки-то повытрясем». 61 С некоторой долей юмора Горкин относится и к смерти. Когда умирает отец Вани, Михаил Панкратович находится рядом с ним. И всячески пытается разрядить обстановку шутками. «Делов пуды, и она туды» − в этой фразе Горкина скрывается истинно русское отношение к смерти. Что бы ни происходило − жизненная дорога человека обязательно имеет начало и конец. Каждому уготована смерть, а потому скорбеть о потере человека не стоит, ведь завершается один жизненный цикл, в то время как на смену ему приходит другой.
Речь Горкина полна прибауток, пословиц, народной мудрости; именно они утешают героя в самые трудные минуты, придают ему сил. В глазах Вани он представляется настоящим святым: «Какие у него грехи? Он ведь совсем святой − старенький и сухой, как и все святые». Мальчик сравнивает Горкина с Сергием Радонежским, находит у них общие черты во внешности: «Маленькое лицо, сухое, как у угодничков, с реденькой и серой бородкой, светится, как иконка».
Благодаря Горкину мальчик хорошо знаком с Народной Библией, потому и окружающих его людей он воспринимает как библейских персонажей. Это и продавец птиц Солодовкин, который занимается этим делом не ради получения прибыли, а исключительно из любви к птицам; это и банщик Акимыч, про которого поговаривают, будто он по ночам свою выручку бедным раздает; это и приказчик Василий Васильевич Косой, который, несмотря на свое положение, ни разу не присвоил себе ни копейки, не воспользовался доверием своего хозяина, и который уважает подчиненных ему рабочих. Они становятся для мальчика мужиками из народа, Ваня живет с ними бок о бок:
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
«- Погоди, Панкратыч, − говорит Антипушка, тыча в царя Соломона пальцем. − Это и будет царь Соломон, чисто месяц?
-Самый он, священный. Мудрец из мудрецов. Православный, значит… русский будет? 64 Все они для маленького Вани − настоящие народные праведники, а первый среди них − Горкин. Именно такое справедливое отношение к людям делает этого человека всеобщим любимцем, а в глазах мальчика он становится истинным христианином. В его характере деловитость сочетается с христианским смирением и бескорыстием. Он постоянно думает о выгоде, заработках ради своей семьи, мальчик чаще всего видит его со счетами, во время деловых разговоров с подрядчиками; а между тем, он платит пенсии долго работающим у него старикам, жертвует еду в богадельню, трудится плечом к плечу со своими работниками до седьмого пота. И поступает он так, как и должен поступать христианин, говорит мальчик. Описанием внутренней красоты отца повествование не ограничивается, мальчик постоянно подчеркивает, как красив он внешне: это и русская щеголеватость, и походка, и запах флердоранжа, исходящий от него, словно у западного денди, и умение держаться в седле. Например: «В одном пиджаке, без шапки, вскакивает на лед отец, ходит по острым глыбам, стараясь удержаться… Расставил ноги, выпятил грудь и смотрит зачем-то в небо».
Отец в произведении воспринимается как Бог-отец; ключевой в романе является идея Троицы: Отец-Сын-Святой Дух Старой Москвы, и именно Бог — отец является главной фигурой. Вместе с его кончиной уходит и Дух Старого Мира. Остается только Сын (Ваня), который все же верит в воскресение исчезнувшего, казалось бы, Замоскворечья. Здесь есть перекличка с евангельским сюжетом; однако там погибает Сын (Христос), дабы искупить грехи человечества, а Отец остается вечно живым. В романе же все наоборот: погибает Отец, а вместе с ним Дух. В идеальный мир проникает грех, а Сын остается на земле и верит в возрождение старого уклада жизни.
Образ отца мальчика также неразрывно связан с образами птиц. Птица вна страницах романа в окружении разнообразных пернатых. Вот одно из первых упоминаний: «Долго они толкуют, а отец все не замечает, что пришел я прощаться — ложиться спать. И вдруг зажурчало под потолком, словно гривеннички посыпались.
-Тсс! − погрозил отец, и все поглядели кверху. Жавороночек запел! В круглой высокой клетке, затянутой до половины зеленым коленкором, с голубоватым «небом», чтобы не разбил головку о прутики, неслышно проживал жавороночек. Он висел больше года и все не начинал петь. Продал его отцу знаменитый птичник Солодовкин, который ставит нам соловьев и канареек. И вот, жавороночек запел, запел-зажурчал, чуть слышно.
Отец привстает и поднимает палец; лицо его сияет.
-Предшествует этому купание птиц − традиционный обряд на Благовещение. Считалось, что без купания птицы не будут петь и, таким образом, не смогут приносить в дом благие вести. Но помимо этого, здесь еще и ритуал омовения: тело покойника необходимо очистить, чтобы душа смогла спокойно его покинуть и уйти в мир иной. Таким образом, герои романа словно омывают отца, готовя его к отходу в последний путь. А отпускание Ваней птички − своеобразное прощание с Духом Замоскворечья и прошлым Миром. Подобно птице, душа парит в течение трех дней над оставшимися на земле живыми (снова отсылка к Троице), а потом улетают безвозвратно. Писатель словно готовит своего юного героя к большим свершениям, которые ему предстоит сделать, когда жизнь на Земле изменится. Наглядно воспринимаются и капель, и лед. В каждом движении, в каждом событии угадывается чудо: и в том, что Кобыла останавливается на месте, где когда-то умерла бабушка; и в том, что прилетели воробьи; и в том, как выглядят самые обыкновенные тараканы. Таким образом, показано, что маленький Ваня чувствует свое родство с природой, он видит единство людей, животных, растений. В этом, по мысли писателя, и состоит главная особенность русского национального характера. В церковных праздниках для героя запечатлена реальная жизнь, сегодня, здесь и сейчас. «Кажется мне, − говорит Ваня, − что и в нашем дворе Христос. И в коровнике, и в конюшнях, и на погребнице, и везде».
Эта тема − тема всеединства − продолжается и во второй части «Праздники». Ребенок видит сакральный смысл даже в простом бытовом действии, например, в солении капусты. Лейтмотив второй части − жизнь, слово «живое». «Дышит» там буквально все; даже крендель, подаренный отцу на именины, «живой».
И жизнь обрывается в третьей части, «Скорби». Связано это со смертью отца. Для мальчика это становится трагедией, все вокруг померкло, радости жизни ушли безвозвратно. Ребенку трудно смириться с кончиной близкого ему человека. И единственным, кто говорит с Ваней о смерти, становится Горкин. Именно на его долю выпало проводить Сергея Ивановича в последний путь. Но о смерти самого Горкина ничего не сказано: он не может умереть, ведь он принадлежит Замоскворечью, он − главная его составляющая. Вместе с отцом умирает и Старая Москва, Святая Русь.
«Подобно своему небесному покровителю, охраняющему Райские Врата, Михаил Панкратович навеки остался хранителем «золотых ключей, что отомкнут двери в неведомое Царство», поиску которых посвящено все творчество И.С. Шмелева периода эмиграции».
Однако Ваня, а вместе с ним и автор верят в чудесное Воскресение отца, а вместе с ним и всего старого уклада жизни, которое, по их мнению, единственно верное. Поэтому не случайно финальными словами романа являются строчки из молитвы Трисвятое: «Святый Бессмертный, помилуй нас». Таким образом показано, как старый мир, мир идеальный и прекрасный, уходит, на его место приходит совсем другой уклад жизни. Но надежда на возрождение былого все еще есть, и она живет вместе с автором.
Так в чем же заключается задача главного героя? Шмелев, оказавшись вдали от дома, от привычного ему уклада жизни, пытается воссоздать утерянный мир в своих текстах. Для него таким миром становится мир детства − там все гармонично, там люди обладают сказочными чертами. Однако, оторванный от родных мест столь долгое время, писатель не может вернуться обратно, поскольку «ритуально нечист» Мир этот чист, он не знал пока разрушений и несчастий − и только маленький Ваня способен провести туда.
Нами уже было сказано ранее, что в уподоблении жизнеописания Вани житию Сергия Радонежского читается некая важная миссия, которая неразрывно связано с еще одной сюжетообразующим понятием — понятием дома. В системе романа образ дома — ведущий и связан с утерянной Родиной. Можно сказать, что дом олицетворяет собой Россию дореволюционную (кстати, по этой причине роман не печатался в России до 80-х годов — советская цензура назвала его антисоветским). И.Р. Гальперин вот что говорил по этому поводу: «Литературно-поэтический образ, формально развертываясь во времени (как последовательность текста), своим содержанием воспроизводит пространственно-временную картину мира, притом в ее символико-идеологическом, ценностном аспекте». Соответствуя признакам концепта «дом», происходящим из религиозных взглядов славян, в основе модели мира Шмелева лежит бинарная оппозиция: противопоставление «свое / чужое». Замоскворечье — замкнутое пространство, образует собой пространственно-временную картину как отражение внутреннего ощущения писателя. Это национальное пространство пронизано подробностями жизни народа, бытовыми деталями, что позволяет отнести его к особому, общенациональному Дому, так как он универсален и отражает психологию и мифологию народа. Этот общенациональный Дом образует собой некий мифологический Космос — особая структура в системе мироздания. Космос противостоит Хаосу, поскольку у него есть своя структура, имеется некая упорядоченность и сплоченность. «Всякая территория, занятая с целью проживания на ней или использования ее в качестве «жизненного пространства», предварительно превращается из «хаоса» в «космос», посредством ритуала ей придается некая «форма», благодаря которой она становится «реальной».
Замоскворечье для Шмелева олицетворяет собой Святую Землю. В статье «К родной молодежи», написанной в 1928 году, он обращается к молодым девушкам-эмигранткам с такими словами: «Вы, русские бездорожницы, вышли искать Россию, Град-Китеж, потонувший! Ищите смело — и найдете. Я тоже ищу ее, и верю в нее, и верю, что найду ее. Я ищу ее в образах и думах. Быть может, такой и найду ее, бесплотной… но Вы найдете и осязаемую!»По преданию, когда монгольское иго попыталось захватить Китеж, он ушел под воду волшебным образом. Последнее, что видели изумленные воины — это крест на куполе соборе. С тех пор ходит легенда о том, что город появится из-под воды снова, но только тогда, когда в него уверуют многие. Подобно Китежу, Замоскворечье окутано туманом: «Дорога течет, едем как по густой ботвинье… Тихая Якиманка снежком белеет. Весь Кремль золотисто-розовый, над снежной Москвой-рекой. Что во мне бьется так, наплывает в глаза туманом? Это — мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы… И слышу всякие имена, всякие города России. Кружится подо мною народ, кружится голова от гула. А внизу тихая белая река, крохотные лошадки, ледок зеленый, черные мужики, как куколки. А за рекой, над темными садами, − солнечный туманец тонкий, в нем колокольчики-тени, с крестами в искрах — милое мое Замоскворечье»
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Дом отделен от внешнего мира. Мальчик узнает о других городах по разговорам окружающих его людей. Похожий мотив находим в «Грозе», где странница Феклуша рассказывает о враждебном внешнем мире: «Говорят, такие страны есть, милая девушка, где и царей-то нет православных, а салтаны землей правят… Что по нашему закону так выходит, а по-ихнему все напротив».Но в отличие от «Грозы», где спасения нет ни во внутреннем мире, ни во внешнем, в «Лете Господнем» Замоскворечье описано глазами ребенка, а потому здесь нет места «темному царству» с его грязью и деспотией. Все самое дорогое и близкое сердцу сосредоточилось дома, никуда не нужно уезжать. Наоборот, господа приезжают сюда специально для того, чтобы послушать свирели талантливого пастуха, слава о котором идет на всю округу. Что лишний раз подтверждает теорию о том, что Замоскворечье — центр мироздания, куда стекаются все дороги. Главная роль в системе Дома отводится отцу. Он, как было сказано ранее, представляется Богом. Это не только впечатление Вани. Дом как гарант безопасности и защиты не может быть без покровителя. Та структурированность, которая присуща Дому как Космосу, заложена в образе отца, который противостоит силам Хаоса и сдерживает катаклизмы. После его смерти Дух Замоскворечья должен был бы охраняться подросшим Ваней. Однако преждевременная смерть отца впускает Хаос в Дом. Не случайно в последней главе романа идет дождь, все окрашено в серый цвет. Финал остается открытым, автор не дает прямого ответа на вопрос, остался ли Ваня дома, удалось ли ему сохранить дух Замоскворечья.
Тема преемственности, отца и сына переплетается, по нашему мнению, с личной трагедией автора. Как было сказано ранее, Иван Сергеевич потерял единственного сына в 1921 году. Мобилизованный насильно в Первую Мировую вчерашний студент, Сергей Шмелев получил двусторонний туберкулез легких и приехал к родителям в Алушту в 1920 году поправлять свое здоровье. Подчинившись приказу №4 об обязательной регистрации в трехдневный срок, молодой человек отправился в Феодосию в особый отдел, откуда отправил родителям письмо и открытку. После этого Шмелевы не слышали ни слова о своем сыне. Долгие поиски, ежедневные письма Шмелева к друзьям с просьбой о помощи не принесли результатов («Мы гаснем в муках, в сознании полного безумия и угнетенности страшной. Мы как зачумленные. Нам избегают писать, запуганы люди»). Когда же наконец была получена новость о расстреле сына, Шмелев впал в глубочайшую депрессию. Эта новость стала поворотной точкой в его судьбе: писатель решает покинуть страну и меняет свое мнение о новой России. Вот что пишет он в письме В.В. Вересаеву: «Все мои взгляды на жизнь людскую перестроились, словно мне — вставили иные глаза. Все, ранее считавшееся важным — уже не важное, великим — уже не то. Знаете ли, я сразу состарился лет на 1000! И многое, раньше звучавшее стройно, как церковный орган, — только скверная балаганная музычонка! И люди попали на глаза мои новые и в новом виде, и как же пожалеть можно все и всех. Увидал бы новое — и сказал бы новое и по-новому. И природу увидал по-новому… И как же мне хочется указать человеку истинное местечко в мире и изменить кой-какие ярлыки».
В первоначальном, «природном» понимании мира ребенок мыслится как продолжатель рода. В первобытной, крестьянской культуре семья и материнство были неразрывно связаны с землей. Земля давала обновление всему живому из года в год, благодаря чему продолжалось существование человека. Но в отличие от земли, цикл жизни которым был кольцевым (от рождения к умиранию, и так продолжалось из года в год), жизнь человека была линейной: от рождения к смерти. Жизнь человеческая была конечной, а потому сама по себе не могла нести плодородие и продолжение в мир. Чтобы хоть как-то нести свое существование в свет, человек должен был перед своим уходом из мира оставить поле себя потомство — другого человека, который продолжил бы эту цепочку. И если он самостоятельно либо в силу каких-либо обстоятельств отказывался от функции продолжения рода, он брал на себя большую ответственность за происходящее, ибо последствия этого были неизвестны. «Такое понимание жизни и смены поколений давало иное, отличное от нашего восприятие тела, которое можно назвать амбивалентным. Конечно, тело у каждого свое собственное, но зависимость от рода, от кровных связей, была столь велика, что человек не мыслил свою телесность как нечто абсолютно отдельное: тело принадлежало ему, но и в какой-то мере «другим», большой семье ныне живущих и умерших предков».
Так же и в «Лете Господнем»: в структуре Космоса, представленной Домом, все гармонично благодаря преемственности. Ваня выпала роль стать его преемником и продолжить род (отсюда и рассмотренное ранее предчувствие некоей святой миссии). Но жизнь отца обрывается преждевременно, а вместе с ним гибнет и Дух Замоскворечья. А Ваня еще слишком слаб для того, чтобы взять его в свои руки. Пока остается только надеяться на бессмертие души:
«- Ишь, все-то упомнил. А плачешь-то чего? Ра-доваться об таких усопших надоть, а ты… Бессмертный… Господи, Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный… Все души бессмертные, не отмирают…
А телеса… воскреснут?… И… жизни будущего века, да?
Обязательно воскреснут! Никак, меня?. Ужо поосвобожусь — приду».
Используя прием авторской маски, И.С. Шмелев создает условный и в то же время вполне реальный образ прошлого. Его герои приходят к нам из воспоминаний писателя, обрастают конкретными чертами и становятся образами. Эпизоды биографии писателя позволяют образовать особое текстовое пространство, в котором, конечно, речь не идет о буквальном совпадении автора и героя; передавая ему свое имя, автор создает обобщенный портрет человека своего времени, изгнанника, сохранившего память о прошлом.
Многие русские писатели, отправляясь в эмиграцию, забирают части той, старой и привычной Родины в виде текста: это и тексты классиков, и Священные книги. И.С. Шмелев воссоздает образ ушедшей Родины на страницах своего романа. «В ней, − говорит писатель о своей книге, − я показываю лицо Святой Руси, которую я ношу в своем сердце».По словам писателя, быт и обычаи Старой Москвы представлялись ему своеобразным учебником жизни: «Это была первая прочитанная мною книга − книга живого, бойкого и красочного слова. Здесь, во дворе, я увидел народ. Я здесь привык к нему и не боялся ни ругани, ни диких криков, ни лохматых голов, ни дюжих рук. Эти лохматые головы смотрели на меня очень любовно… Здесь я слушал летними вечерами, после работы, рассказы о деревне, сказки и ждал балагурства. Дюжие руки ломовых таскали меня с конюшни к лошадям, сажали на изъеденные лошадиные спины, гладили ласково по спине. Здесь впервые почувствовал тоску русской души в песне, которую пел рыжий маляр… Эти лохматые на моих глазах совершали много чудесного. Висели под крышей, ходили по карнизам, спускались под землю в колодезь, вырезали из досок фигуры. Ковали лошадей, брыкающихся, писали красками чудеса, пели песни и рассказывали дух захватывающие сказки… Двор наш для меня явился первой школой жизни − самой важной и мудрой. Здесь получались тысячи толчков для мысли. И все то, что теплого бьется в душе, что заставляет жалеть и негодовать, думать и чувствовать, я получил от сотен простых людей с мозолистыми руками и добрыми для меня, ребенка, глазами».
Когда в 1920 году Алексей Николаевич Толстой получает заказ журнала «Зеленая палочка» написать цикл рассказов для детей эмигрантов, он настолько увлекся своими детскими воспоминаниями и поддался душевному порыву воссоздать образ Родины в словесных картинах, что задумал одно из самых поэтичных повестей своего «эмигрантского» периода
повесть «Детство Никиты». Поселив на страницах своего произведения себя в 9-летнем возрасте, дав имя своего сына, Толстой создает во многом автобиографическую повесть: «Никита — это я сам, мальчик из небольшой усадьбы вблизи Самары».
«Детство Никиты» обладает многими реалистическими подробностями: например, прототипы реальных людей, которых автор перенес из своего детства (Мишка Коряшонок, репетитор Аркадий Словоохотов, проч.). Это качество роднит повесть с такими автобиографическими произведениями, как «Детство» Л.Н. Толстого, «Детство Багрова-внука» С.Т. Аксакова.
И Никита у А.Н. Толстого, и Николенька у Л.Н. Толстого, и Сережа у С.Т. Аксакова выросли в дворянской среде, где постигали жизнь в гармонии и согласии с окружающим миром, чувствуя свое слияние с природой. Детская наивность, первая езда верхом на лошади, первая влюбленность, первое разочарование, связанное с противоречиями бытия, которые до этого были незаметны — вот то, что объединяет героев. Однако нельзя отрицать и существенного различия между ними. «Автобиографические повести о детстве дворянского ребенка — это произведения исповедальные, сосредоточенные на преимущественном раскрытии отчуждающейся от мира или уже отчужденной личности, вне зависимости от того, тянется маленький герой к этому миру или нет». Такими предстают перед читателями Сережа и Николенька, в изображении которых авторы основной упор делали на процесс развития индивидуального «я». Здесь и берет свое начало психологический «герметизм». В противовес этому мнению можно привести высказывание А.В. Алпатова о том, что Николенька как бы привносит «усложненность, с такими наслоениями, которые шли скорее уже от сознания взрослого повествователя, вспоминавшее давнее»; Никите, однако, «чужд элемент морализирования», в повести «все дано так, как это воспринимает ребенок, пытливо смотрящий на мир широко раскрытыми глазами». и Никита — часть ее. «А.Н. Толстой, изображая детство своего героя Никиты, описывает его существование в рамках «единого пространства — родина, Россия, вечно юная, неделимая неделимая и светлая», то есть замкнутого, идиллического, и эпического времени, круглого, завершенного, соотносящегося с временами года».
Отец Никиты изображен настоящим хозяином: с его приездом вовсю начинаются весенние работы. Он показан мужественным, деловитым человеком, но вместе с тем и ему не чужды недостатки: Толстым подчеркивается его страстная любовь к лошадям, ему непросто устоять перед покупкой удалого жеребца. Он иногда спорит с женой, в чем-то ей уступает, а где-то и не идет на согласие. Этим лишний раз подчеркивается их естественное и свободное поведение. Тем не менее, ссоры не оставляют отпечаток на мировоззрении Никиты, ибо они не устраивают грандиозные скандалы, а решают все полюбовно. Жизнь в усадьбе неотделима от крестьянского быта и от работы.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Интересны отношения Никиты и Аркадия Ивановича. Они противостоят друг другу, соперничают — но ни один из них не может одержать окончательную победу над другим. Никита хочет уклониться от занятий и убежать на улицу без завтрака — его перехватывает Аркадий Иванович. Аркадий Иванович замешкался, узнав о том, что прибыла почта — Никита пользуется моментом и убегать к друзьям. И тем не менее, во всем этом чувствуется равенство в положении каждого. Это понятно по тому, как Аркадий Иванович обращается с Никитой, в его фразах чувствуется внимание к ребенку, уважение его личных границ:
«Когда Никита, протирая глаза, сел на постели, Аркадий Иванович подмигнул несколько раз и шибко потер руки.
-Сегодня, братец ты мой, заниматься не будем. Почему? Потому, что потому оканчивается на у. Две недели можешь бегать, высуня язык. Вставай» Нет вертикали «учитель над учеником», оба участника событий стоят друг друга.
Во всем этом присутствует некое гармоническое начало, «уравновешенность побед и поражений, печалей и радостей, воплощенная наглядно».После драки с «предводителем» «кончанских» Степкой Карнаушкиным они с Никитой становятся приятелями. Матушка бывает расстроена Никитиным поведением, но это длится недолго, они приходят к примирению. Никите стало тоскливо в долгий зимний вечер — приехали гости из Самары. Все неприятности длятся недолго, на их место приходят веселье и любовь. В этой мировой гармонии — особенность детского восприятия окружающей действительности. Все вокруг наполнено особым смыслом. Во сне Никита слышит голос, который призывает что-то достать из вазочки — наяву мальчик находит колечко, которое дарит Лиле — своей первой любви. Первая любовь тоже входит в состав жизненной гармонии, связывая теплыми воспоминаниями Никиту с домом. Действительность вокруг него воспринимается единым образным миром, в котором все обретает иной смысл: портреты прадеда и загадочной дамы в бархатной амазонке оживают во сне и преследуют Никиту, купец с аршином сукна из обычной арифметической задачки становится живым, худощавым, в длинном пыльном сюртуке. Фантазия ребенка рисует совсем уже неожиданные картины, не имеющие ничего общего с арифметикой: «На пыльной плоской полке лежали два куска сукна; купец протягивал к ним тощие руки, снимал куски с полки и глядел тусклыми глазами». В воображении ребенка животные также наделяются характерными признаками, собственной линией поведения. Описана реакция ежа Ахилки, кота Василия Васильевича, имя которого звучит очень солидно. Даже скворцу дали свое необычное имя — Желтухин.
Примечательно появление Желтухина в общей канве повествования. Автор использует так называемый прием «текст в тексте»: несмотря на повествование от третьего лица, все теперь дается от имени скворца, попавшего в дом к людям и не понимающего, так ли он опасен, как кажется. Выражен характер птицы, ее мысли и чувства по поводу того, что она оказалась в неволе. Это — частый прием, которым пользуется К.Г. Паустовский в своих рассказах о животных. Наделяя животных человеческими качествами, Паустовский показывает взаимосвязанные отношения в природе, и в то же время — ее хрупкость, легкий переход от баланса к дисбалансу. Этот прием использует и А.Н. Толстой, чтобы подчеркнуть гармонию и взаимосвязь в окружающем Никиту мире. Все вокруг него живет, дышит и понимает его. Вот и Желтухин, увидев в Никите защитника, спасшего его от покушений коварного кота, становится его верным другом и спасителем: одним засушливым вечером он предсказывает дождь по барометру.
В православной традиции птица — символ души. Эту идею перенесли в свои произведения многие русские писатели. У И.С. Шмелева многочисленные птицы становятся символом души отца — главного человека в жизни Вани. А.Н. Толстой ассоциирует Желтухина с Никитой. Будучи маленьким желторотым птенцом, он тоже знакомится с миром через призму своего неопытного восприятия — совсем как Никита. Возмужав и окрепнув, скворец покидает дом, а Никита чувствует с ним свою связь, когда уезжает из деревни в город: «В сумерки Никита сидел у окна. Закат за городом был все тот же деревенский. Но Никита, как Желтухин за марлей, чувствовал себя пойманным пленником, чужим — точь-в-точь Желтухин».
Примечательно то, что детство Никиты кончается, как только пора уезжать в город. В этот момент герой перестает быть единым целым с народом. Его взросление обусловлено фабулой повествования:Аксакова, которых такое проявление отрешенности и индивидуальности интересовало, А.Н. Толстой не мыслит своего героя в отрыве от народа. И теряет к нему интерес. В этом, по мысли В.П. Скобелева, двойственное положение: с одной стороны, такой архаический элемент повествования, как народ, открывает «идилличность», торжественность, что скрывается в «упрощенности» всенародного бытия, которую можно назвать художественным воплощением если не реальным, то уж точно воспоминанием о нем; с другой стороны — есть то, что этой упрощенности и идеальности противостоит: это современная жизнь, выраженная в образе города, сословно-классовые отношения, социальное неравенство, отчуждение обособляемого «я» от коллективного «мы».
В финале видно, что в народной жизни ничего не изменилось — все так же бегает по двору Дуняша и строит глазки своему возлюбленному, работнику Василию. Трава, несмотря на тронувший ее иней, все так же зелена. Сельские жители готовятся к предстоящей зиме. Яркие краски добавляют праздничности повествованию.
И совсем другим предстает город. Он изображен в серых тонах. Жизнь беспокойная, люди на улицах «бегут, прикрывая рот воротниками от ветра, несущего бумажки и пыль».Каждый за себя, бежит по своим делам, в отличие от Сосновки, где всех объединяло общее дело. В деревне Никита чувствовал себя свободно, ему не нужно было думать ни о своем внешнем виде, ни о своем общественном положении. В городе он замечает разницу между деревней и городом, и ему становится стыдно за то, что его семья не похожа на других. Даже знакомые мальчику люди начинают вести себя по-другому. Лиля больше не смотрит на него ласково и будто бы осуждает его за проявление нежных чувств. Ее брат Витя тоже чем-то озабочен, встревожен, норовит куда-то убежать. Даже Аркадий Иванович меняется: ему больше нет дела до мальчика, он спешит на свидание с возлюбленной. В этом — очередной контраст между свободной жизнью за городом и замкнутой, вечно спешащей куда-то жизнью внутри него. Очередное противопоставление «деревня-город». Она обусловлена, в первую очередь, не физическим и душевным здоровьем Никиты (несмотря на то, что это играет важную роль), а тем, что за его спиной — надежный тыл, детская родина, основанная на сплоченности и единстве всех и каждого.
Русскую дворянскую усадьбу можно по праву называть уникальным явлением отечественной культуры. Усадьба в произведениях русских писателей становится центром мироздания, источником народной культуры, а также национальных и материальных благ общества. Почти всегда главную роль, характеризующую господский дом, в изображении усадьбы играют картины природы, погода, местный ландшафт. Помимо этого, в представлении писателей XIX века усадьба — место, где проходит возмужание человека, становление его личности. Эта тенденция проявляет себя в «Детских годах Багрова-внука» С.Т. Аксакова и «Детстве» Л.Н. Толстого. Для писателей русской эмиграции изображение национального быта было тем дороже, чем тяжелее была их жизнь за рубежом. Насильственно оборванные связи с родной землей принуждали их к воспоминаниям и их выражению на бумаге. Б.К. Зайцев так писал о жизни в эмиграции: «Здесь нет ни стихии живого быта, ни океана живого языка, питающих работу художников».
А.Н. Толстой в «Детстве Никиты» продолжает традицию своих предшественников, вводя в текст своего повествования образ дома как родового гнезда, в рамках которого протекает жизнь всех его домочадцев. Дом — центр жизни русского дворянина. «Дом, совершенно очевидно, представляет собой некую привилегированную сущность, − разумеется, при условии, что мы берем дом в его единстве и комплексности одновременно и стремимся интегрировать все его частные значения в единую фундаментальную ценность. Дом для нас — источник разрозненных образов и вместе с тем некое целостное целое».
Дом представляет собой центр вселенной, в рамках которой существует ребенок. В самом начале произведения дом светлый, залит солнечным светом, который укрепляет в ребенке ощущение счастья. «Никита вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Сквозь морозные узоры на окнах, сквозь чудесно расписанные серебром звезды и лапчатые листья светила солнце. Свет в комнате был снежно-белый. С умывальной чашки скользнул зайчик и дрожал на стене».
Дом гармонично и неразрывно слит с природой, которая вместе с ним образует единое пространство, Космос, в котором развивается ребенок.
Автор мастерски и проникновенно описывает просторы родной природы. Времена года, вращающиеся в непрерывном круговороте, представлены в повести в виде сменяющихся природных пейзажей. Все — животные, растения, стихии — наделены человеческими чертами, подчеркивая тем самым гармоничное начало Дома:
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
«И вот в воскресенье, в солнечное утро, в еще не просохших от росы деревьях, у пруда закуковала кукушка: печальным, одиноким, нежным голосом благословила всех, кто жил в саду, начиная от червяков: — Живите, любите, будьте счастливы, ку-ку. А я уж одна проживу ни при чем, ку-ку…».
Язык повествования создает особую гармоничность, ясность изображаемого благодаря своей простоте. Язык свободен от громоздких языковых конструкций, метафор. Яркий пример — начальные изображения природы, помещенные в главы «Сугробы», «Елка».
Одушевляет Никита все вокруг: животных, явления природы. Даже предметы быта становятся у него живыми: громоздкий обеденный стол превращается в многоногого монстра. Вообще весь предметный мир, любые новые вещи, появляющиеся в поле зрения ребенка, наделяются особым смыслом. Перед читателем возникает не сухое изображение действительности, но поэтические образы как выражение особого, детского взгляда на мир. «Поэтический образ — не результат какого-нибудь толчка, импульса. Он — не эхо прошлого, скорее наоборот: во вспышке образа давнее резонирует множеством отголосков и неясно, на какой глубине отражаются и затухают эти отзвуки. Поэтический образ с присущими ему ноизной и активностью обладает собственным бытием, собственной динамикой». С этой целью, например, показан процесс изготовления салазок: в системе детских ценностей салазки — неотъемлемая часть дома-усадьбы, символ детского веселья, благополучия жизни. Помимо красот окружающего мира, Толстой активно воспроизводит и собственный, фантазийный мир Никиты. Сюда входят и ранее описанные нами образы, возникающие в ходе решения арифметических задачек, и сны, и воспоминания. По мысли автора, это — особый дар ребенка, врожденная способность не только воспринимать эстетически внешний мир, но и создавать собственный, внутренний мир. Таким образом, в систему дома оказываются включенными и фантазийные образы мальчика.
Для А.Н. Толстого возвращение к дому, в котором прошло его детство
не просто воспроизведение воспоминаний с целью придачи произведению биографической точности. Писатель, как и многие его коллеги-эмигранты, противопоставляет трагическим событиям настоящего, связанного с вынужденным отъездом, то нетленное, светлое бытие, которое помогает противостоять окружающему Хаосу, обрести опору в мире, потерявшем духовные ценности и основы. Родина в ее первозданном понимании едва ли будет обретена в реальном, зримом виде. Все, что остается, − изобразить ее в литературе.
Заключение
Подводя итоги проделанной нами работы, можно говорить о кольцевой рецепции детских образов, своеобразном круговороте, движении от Хаоса к Космосу. Если изначально в русской литературе (древнерусская литература, литература первой половины ХVIII в.) тема детства практически отсутствовала, а на стыке XVIII и XIX вв. происходит зарождение Космоса детства из Хаоса взрослой словесности, то в XX веке в представлении писателей русского зарубежья Космос детства вплетен в образ утраченной и идеальной Родины.
На основе этого Космоса создается концептосфера «детство», включающая в себя такие базовые концепты, как «детство» и «дом». Как можно заметить в тексте диссертации, эти концепты неотрывно связаны с другими, не менее важными словесными семами — «Свой-чужой» и «Родина, родная земля». Писателям русского зарубежья важно семантическое поле «дома» не только в качестве выражения уюта и тепла, но и как образа родной стороны, находящейся в оппозиции к чужой земле. Поэтому необходимо ввести такие концепты, как «свой-чужой» и «Родина, родная земля». Воплощаясь в концепте «дом», они помогают воплотиться уникальному образу России.
Перед писателями русского зарубежья стояла задача воссоздать утерянную Родину. Дети в их произведениях — некие проводники в ту страну, которая канула в небытие и возвращение которой невозможно. Дети эти уникальны, со своими взглядами на жизнь, со своими характерами, и помимо воссоздания при помощи их образов утерянного детства, писатели ставили перед собой еще одну задачу — возродить образ утраченной Отчизны. Детство в произведениях описано как прекрасный и светлый период, в котором ребенок чувствует свое единение с родными краями, весь окружающий мир обрастает новыми, фантазийными и воображаемыми образами, а в самых обычных бытовых действиях просвечивает ощущение прекрасной и лучезарной жизни.
В рассмотренных нами произведениях — романе «Лето Господне» И.С. Шмелева и «Детство Никиты» А.Н. Толстого — просматриваются как общие, так и частные черты. Рассмотрим их подробнее.
В первую очередь, изучим образы детей на страницах произведений. Ваня, как уже было сказано ранее — маленький праведник, которому поручена особая миссия на Земле, о которой он пока только догадывается. В связи с этим речь мальчика наполнена библейскими сюжетами, молитвами; он остро чувствует присутствие божественного духа во всем, что его окружает в старом Замоскворечье. При этом он не лишен детской восприимчивости: яркие и пестрые описания бытовых сцен, еды, природы наполнены у него детской наивностью и удивлением, а их необычайно богатая и искренняя лексическая нагрузка наполняет роман деталями, позволяет читателю глубже погрузиться в мир Старой Москвы.
Никита, напротив, лишен благоговения перед божественными образами, его речь не наполнена библейскими сюжетами. Перед читателями — обычный мальчика, которому не чуждо мелкое хулиганство: он может и пририсовать усы дочке пастора в журнале, и сбежать с урока, пока учитель не видит. Но так же, как и Ваня, мальчик смотрит на мир сквозь призму своего воображения и присущей ему восприимчивости. Он представляет живыми и окружающую природу, и животных, населяющих их дом, и предметы быта. Ярко описаны А.Н. Толстым сны и фантазии ребенка, которые подчеркивают не только возраст ребенка, но и его способность к образному мышлению, стремление создать свой, фантазийный мир.
Стоит отметить, что сон встречается и у И.С. Шмелева. Однако функции сновидений и их роли разные: если в «Лете Господнем» сон является предвестником неминуемой гибели, встраиваемым в систему народных поверий о «вещих снах», то в «Детстве Никиты» он является дополнительным отражением фантазийного, сказочного мира ребенка, дополняя его, делая живым и насыщенным.
Описания народа схожи у И.С. Шмелева и А.Н. Толстого. И там, и там народ показан единой системой, живой и выразительной, которая входит в основу жизни России, утраченной Родины. У него есть собственные способы самовыражения, своя фольклорная составляющая, которая отнюдь не противостоит главным героям, а напротив, дополняет их. Никита в «Детстве Никиты» неразрывно связан с жителями Сосновки; маленький Ваня познает «Народную Библию» через своего учителя Горкина, который, таким образом, становится его наставником и поводырем в мир Старой Москвы.
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
Отношения Никиты со своим учителем Аркадием Ивановичем отличаются от тех, которые выстроились между Ваней и Горкиным. Если для Вани Горкин — учитель, наставник, на которого он смотрит немного снизу вверх, то Никита и Аркадий Иванович равны друг другу. Учитель не стремится занять главенствующую позицию, он уважает своего ученика и его личное пространство. Между ними присутствует некий дух соперничества, азартной игры, когда один пытается поймать другого. Тем не менее, победу в этой игре не может удержать никто по причине их первоначального равенства.
Неразрывно связаны с народом и образы родителей. И отец Вани, и родители Никиты никогда не указывают своим детям на их происхождение, на их положение выше окружающих их людей. Никита задумывается о проблемах социального неравенства только будучи оторванным от деревни, в городе. Ваня воспринимает окружающих его рабочих как героев притч и былин.
Отец Вани наделен идеальными, божественными чертами. Он — Хозяин не только своего дома, но и всего Замоскворечья. Имеются внутренние и даже внешние сходства с богатырем из старинных русских сказок. И даже смерть свою он находит от своего коня — подобно Вещему Олегу. Ему не зря придаются такие черты: в системе Триединства, которая, лежит в основе романа — Отец-Сын-Святой Дух — отец представляется в роли Отца-Бога, благодаря которому и поддерживается гармония в Космосе ребенка и всей Старой Москвы. С его смертью перестает существовать и все Замоскворечье.
В отличие от отца Вани, родители Никиты изображены в гармонии с окружающими их людьми. Они естественны, не лишены недостатков. Показаны их конфликты, недомолвки. Это еще больше подчеркивает их близость к простому русскому народу, и таким образом — единение с Родиной. Они работают на равных с крестьянами, им не чужды радости простого крестьянского труда. От них Никита перенял свою любовь к русскому народу, ощущение полного взаимопогружения.
Нельзя обойти стороной и образы птиц. Они присутствуют в обоих произведениях. Однако если в «Лете Господнем» они ассоциируются с отцом и предсказывают его скорую смерть, то в «Детстве Никиты» птица связана с самим Никитой, отображая процессы его взросления, жизни в дворянской усадьбе и в городе.
«Лето Господне» завершается вместе с гибелью отца. Без Бога-Отца Дух Замоскворечья больше существовать не может, поэтому финал романа наполнен серыми и черными красками. Ваня, как Сын, должен был стать преемником отца, взять на себя роль по сохранению уклада жизни Замоскворечья. Но он еще слишком мал и, по всей видимости, не готов к такому ответственному шагу. Поэтому автор не дает пояснений по поводу дальнейшей судьбы мальчика. Вернется ли он домой, будет ли рядом со своим народом? Об этом остается только догадываться.
В «Детстве Никиты» детство закончилось тогда, когда Никите нужно уезжать в город и поступать в гимназию. Трагедия, по мнению автора, заключается не в гибели старого уклада, а в отрыве от него. Здесь деревне противопоставляется город как холодный, замкнутый мир, где все живут только своими интересами, в отличие от деревни, жители которой живут общим делом. Показаны и перемены в жизни дорогих Никите людей: они тоже меняются под тяжестью обстоятельств. Однако А.Н. Толстой оставляет место для оптимизма: финал открыт, ведь у Никиты все только начинается!
Грядут перемены, он открывает новую главу своей жизни — отрочество, где сможет встретить новых друзей, найти свое место в мире и быть счастливым. Потому что у него есть главное — детство, оставленное в качестве прочного фундамента, главная идея которого — единство и гармония с народом и с собой. Да и кто сказал, что Никита не сможет возвратиться к родине, к народу? Как мы знаем, так получилось в жизни самого писателя: после непродолжительной жизни за рубежом А.Н. Толстому все-таки удалось вернуться домой в 1923 году.
Немаловажны и значения дома, их воплощения на страницах этих произведений. И у И.С. Шмелева, и у А.Н. Толстого дом, по сути, является образом родины — России, которую писатели вынужденно покинули. Однако если у И.С. Шмелева она, подобно былинному граду Китежу, исчезает с лица Земли, и воссоздать ее образ он видит возможным только на страницах своих романов, то, по мысли А.Н. Толстого, народное, национальное начало сохранилось, герой по ряду причин покинул его.
Дома в «Лете Господнем» и «Детстве Никиты» представлены светлыми и прекрасными. Выражается это даже в тексте повествования: комнаты залиты светом, они большие и просторные.
Однако есть и ряд различий. Дом у И.С. Шмелева представляет собой Храм — идеальное, гармоничное пространство, Космос, который способен противостоять окружающему его Хаосу. Писатель связывает его со Святой Землей, чудесным градом Китежем, который скрылся под водой в стародавние времена, и только уверовав, можно вернуть его обратно. Похожие черты здесь он улавливает и в духе Замоскворечья. Образ дома составляют и люди, его окружающие. Многочисленные народные приметы, былины вкупе с библейскими притчами и православными праздниками создают особый фольклорный мир, который составляет Дух Старой Москвы.
А.Н. Толстой создает дом-усадьбу, отдавая таким образом дань своим предшественникам — Л.Н. Толстому и С.Т. Аксакову. Это родовое гнездо, гармоничный уклад которого формирует мироощущение ребенка. Никита немыслим без своего дома, который представлен, помимо самой усадьбы, красотами окружающей природы, животными, обладающими каждый своим характером, и, конечно, народом. Воспроизводя таким образом дом своего детство, А.Н. Толстой создает образ светлой и чисто Родины, той постоянной и неделимой единицы, которая способна противостоять внешнему Хаосу, как у И.С. Шмелева, способна вернуть веру в будущее. По его мысли, крепкий и надежный дом — главная основа в формировании личности человека и его самоидентификации в большом мире. Здесь он продолжает традицию писателей второй половины XIX века.
Таким образом, обращение к концептосфере «детство» давало писателям первой волны русского зарубежья воссоединиться с потерянной родиной, воссоздать ее на страницах своих романов. Детство мыслилось как чистое время, свободное от предрассудков. Ребенок духовно чист, близок к природе, может чувствовать мир особым образом, а потому именно этот период становится ведущим в изображении оставленного Отечества.
Список литературы
Нужна помощь в написании диплома?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.
1.Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1919-1996). М.: Терра. Спорт, 1998. 543 с. Адамович Г.В. Одиночество и свобода // СПб.: Алетейя, 2002. 476 с. Аксаков С.Т. Собрание сочинений в 5 томах. Том 1. М.: Правда, 1966. 443 с. Алпатов А.В. Творчество А.Н. Толстого. М.: Учпедгиз, 1956. 198 с. Анциферов Н. Душа Петербурга. YMKA-PRESS, Paris, 1978. 335 с. Арзамасцева И.Н., Николаева С.А. Детская литература. Учеб. пособие для пед. ВУЗов // М.: Академия, 2005. 576 с. Арьес Ф. Возрасты жизни // Философия и методология истории. М., 1977. С. 26-43. Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург: Издательство Уральского Университета, 1999. 416 с. Аскольдов А.С. Концепт и слово // Русская словесность: От теории словесности к структуре текста: Антология. Под общ. ред. В.П. Нерознака М.: Academia, 1997. С. 267-279. Барковская Н. Двор как пространство первичной социализации в современной русской популярной литературе [Электронный ресурс] URL: https://public.wikireading.ru/162677 13.05.2017 (дата обращения: 10.05.2017). Барская Е.А. Изучение произведений И.С. Шмелева в 5-11 классах с учетом специфики автобиографического повествования: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата педагогических наук // Московский педагогический государственный университет. М., 2011. С. 103-106.
12Башляр Г. Избранное: Поэтика пространства: пер. с франц. М., 2004. 376 с. 13. Бердяев Н. О власти пространства над русской душой // Бердяев Н. Судьба России. М.: Советский писатель, 1990. 457 с.
14Бесчасная А.А. Детство в современном мире // Вестник Челябинского государственного университета. №17. 2007. С. 43-48. Бочаева Н.Г. Мир детства в творческом сознании и художественной практике И.А. Бунина: диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Елец, 1989. 174 с.
408 с.
20Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура. Три лингвострановедческие концепции: лексического фона, рече — поведенческих тактик и сапиентемы. М.: Издательство «ИНДРИК», 2005. 1038 с. Вишняк М.В. Современные записки. СПб., 1993. 317 с. Возрождение. 1956. №59, ноябрь. Волошина С.В. Автобиографический дискурс как объект лингвистического анализа // Вестник ИГЛУ, 2014. С. 267-273. Воркачев С.Г. Лингвоконцептология и межкультурная коммуникация: истоки и цели // Филологические науки. 2005. №4. С. 76-83. Встречи с прошлым. Вып. 8. Гайсина Г.И. Мир детства как социально-педагогическая проблема // Психолого-педагогические проблемы образования. Педагогическое образование в России. №5. 2011. С. 125-128. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1987. 144 с. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. М.: Прогресс, Культура, 1995. 480 с. Дальние берега. Портреты писателей эммиграции. М., 1999. 383 с. 31. Демакова И.Д. Понятие «детство» в педагогике и психологии // Ценности и смыслы. №3 (19). 2012. С. 14-22. Ефремов В.А. Теория концепта и концептуальное пространство // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. №104. 2009. С. 96-106 Жак Желис. Ребенок как индивидуум: Тело «для себя» и тело «для других». Завер Т.В. Дом и Бездомье героев русской городской прозы 2-ой половины XX века: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Архангельск, 2015. 22 с. Задорина А.О. Мотивный комплекс, восходящий к текстам Священного Писания, в романе Л.М. Леонова «Пирамида»: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Красноярск, 2012. 26 с. Залевская А.А. Психолингвистический подход к проблеме концепта // Методологические проблемы когнитивной лингвистики. Воронеж: Изд-во ВГУ, 2001. С. 36-45. Зеньковский В.В. Психология детства. Екатеринбург: Деловая книга, 1995. — 346 с. Ижбаева И.Р. Концептосфера повести М. Карима «Долгое-долгое детство»: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.02. Уфа, 2014. 18 с. Иконникова Я.В. Концепт «дом» как маркер оппозиции «свои-чужие» в прозе А.И. Куприна периода эмиграции (на материале повести «Купол св. Исаакия Далматского») // Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. №9. 2012. С. 257-261. Ильин И.А. Переписка двух Иванов. 1927-1934. М.: Русская книга, 2000. 568 с.
41История русской литературы. Т.4. Л., 1983. 512 с. Казанцева И.А. Православная аксиология в русской прозе XX-XXI веков: автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук. 10.01.01. Тверь, 2011. 34 с. Котукова Е.Ю. Концептосфера творчества в ранней прозе Б. Пастернака: аксиология художественного пространства: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Магнитогорск, 2009. 22 с. Кошелева М.В. Образ идиллического хронотопа в повести А.Н. Толстого «Детство Никиты» / М.В. Кошелева // Дергачевские чтения — 2011. Русская литература: национальное развитие и региональные особенности: материалы X Всерос. науч. конф. Екатеринбург, 2012. Т. 2. С. 164-167. Краснослободцева Е.А. Детство как социокультурный феномен // Гуманитарные науки. Философия, социология и культурология. Вестник ТГУ, выпуск 5 (73). 2009. С. 102-108. Куприна К.А. Куприн — мой отец. М., 1979. 287 с. Курнант Н.Б. Воспоминание детства в русской дворянской мемуарной культуре конца XIX-начала XX века: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Санкт-Петербург, 2004. 20 с. Лакшин В.Я. О доме и бездомье // Владимир Лакшин. Литературно — критические статьи. Geleos Publishing House, 2004. С. 176-185. Лапонина Л.В. Мир глазами ребенка в рассказах А.П. Чехова 1880-х гг. [Электронный ресурс] URL:#»justify»>& (дата обращения: 11.05.2017). Лишаев С.А. Четыре возраста детства // Вестник Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина. №3. 2016. С. 145-156. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века). С.-П.: Искусство-СПб., 1994. 484 с. Ляпушкина Е.И. Русская Идиллия XIX века и роман И.А. Гончарова «Обломов». СПб, 1999. 148 с. Маслова В.А. Введение в когнитивную лингвистику: Учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2004. 296 с.
59Маслова Ольга Олеговна. Концепт детства в научной и художественной традициях XX века: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии. 24.00.01. Ярославль, 2005. 206 с. Мелетинский Е.М. О литературных архетипах // Российский государственный гуманитарный университет. М., 1994. 136 с. Мессер Р.А.Н. Толстой. Критический очерк. Л.: Государственное издательство «Художественная литература», 1939. 174 с. Минералова И.Г. Детская литература. Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2002. 176 с. Михайлов О. Разрушение дара: о Владимире Набокове // Михайлов О. Избранные произведения. М., 1989. С. 169-175. Мущенко Е.Г. Поэтика прозы А.Н. Толстого. М.: Воронеж, 1983. 65. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. М.: Мир и Образование, Оникс, 2011. 736 с.
66Осадчая О.А. Идейно-художественная нагруженность образа усадьбы в русской литературе // Вестник Брянской государственной сельскохозяйственной академии. №5. 2014. Осьмухина О.Ю. Маска в культурно-художественном сознании Российского Зарубежья 1920-1930-х годов: На материале творчестве В.В. Набокова: диссертация на соискание ученой степени кандидата культурологии. 24.00.04. Саранск, 2000. 197. Павлович Н. Словарь поэтических образов: На основе русской художественной литературы XVIII-XIX веков: в 2 т. М.: Эдиториал УССР, 2007. 248 с. Поляк Л.М. Алексей Толстой — художник. М.: Наука. 464 с. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. 2-е изд., доп. и испр. М.: Наука, 1979. 235 с. Последние новости. 1924. №1174, 20 февраля. Потураева Е.А. Метафорические обозначения концепта «дом» в русской языковой картине мира // Язык и культура. №1 (9), 2010. С. 58-73. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986. 274 с.
78Пушкарева В.С. Сочетание «детской» и «взрослой» точек зрения в формировании художественного целого (Из наблюдений над поэтикой Достоевского) // Литературное произведение как целое и проблемы его анализа. Кемерово, 1979. С. 174. Римский В.П. Ковальчук О.В. Субкультурная методология в изучении образов ребенка и детства // Известия Тульского государственного университета. №2. 2010. С. 13-20. Романова Н.И. Повесть Л.Н. Толстого «Детство» в контексте русских художественно-автобиографических повестей середины XIX века: диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. М., 2009. 209 с. Розанов В.В. Психология русского раскола. 1896 г. // Розанов В.В. Религия. Философия. Культура. М.: Республика, 1992.
82Русская литература, 1973. №4. Самофалова Е.А. Жанровые признаки семейной хроники в женской мемуарно-автобиографической прозе второй половины XIX века: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Москва, 2015. 32 с. Святополк-Мирский Д.П. История русской литературы с древнейших времен по 1925 год / пер. с англ. Р. Зерновой. 5-е изд., испр. и доп. Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2014. 872 с. Скобелев В.П. В поисках гармонии: Художественное развитие А.Н. Толстого. Куйбышев: книжное издательство, 1981. 176 с. Соболев Н.И. Повесть И.С. Шмелева «Неупиваемая чаша»: творческая история, история текста, поэтика: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.08. Москва, 2013. 26 с. Солнцева Н.М. Иван Шмелев. Жизнь и творчество // М.: Эллис-Лак, 2007. 486 с.
88Соловьев В.С. Философия искусства и литературная критика. М., 2001. 701 с.
89Спиридонова Л.А. Художественный мир И.С. Шмелева. Монография. М.: ИМЛИ РАН, 2014. 240 с. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. 3-е изд. М.: Академический проект, 2004. 991 с. Струве Глеб. Русская литература в изгнании. Опыт исторического обзора зарубежной литературы // Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1956. 448 с. Суровова Л.Ю. Творческая история романа И. Шмелева «Лето Господне»: от очерка к роману: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Москва, 2004. 22 с.
96Устами Буниных. Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны и другие архивные материалы. Под редакцией Милицы Грин. В 3 томах. Т. 2. Франкфурт-На-Майне, 1981. 909 с.
99Ф. Ницше. Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого // Ф. Ницше. Сочинения: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990. 829 с. Фокина Ю.М. Особенности репрезентации индивидуально-авторской концептосферы в англоязычной и русскоязычной прозе (на материале рассказов А.П. Чехова и Д. Джойса): автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.02.19. Саратов, 2010. 21 с. Хализев В.Е. Теория литературы // М.: Высшая школа, 2000. 240 с. Черева Е.А. Мифопоэтика романной прозы И.С. Шмелева: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. 10.01.01. Магнитогорск, 2006. 22 с. Шведова Н.Ю. Русский язык: Избранные работы. М., 2005. 639 с. Шестакова Е.Ю. Концепция детства в русской классической литературе (первая половина XIX века и Русское зарубежье начала XX века) // Филологический класс. №16. 2006. С. 27-30. Шмелев И.С. Лето Господне. 11-е изд., испр. М.: изд-во Сретенского монастыря, 2014. 638 с. Шмелев И.С. Лето Господне. М.: Синергия, 1998. 446 с. Шмелев И.С. Душа Родины; Москва в позоре. Собр. соч.: в 5 т. М.: 1998-2002. Т. 2. Элиаде М. Космос и история. М., 1987. 312 с. Юзефович И.В. Национальный мир глазами ребенка (на примере романа И.С. Шмелева «Лето Господне» и рассказов Ш.Й. Агнона из цикла «В шатре дома твоего»). Преподаватель XXI век, 2013, №2. Часть 2. С. 333-340.