Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Дипломная работа на тему «Профессиональное становление Феликса Платтера как одного из самых проницательных медиков своей эпохи»

Семейство Платтеров — это три поколения швейцарских гуманистов, оставивших свои жизнеописания в виде мемуаров или же дневников. Сын швейцарского крестьянина из кантона Валис, рано осиротевший Томас Платтер Старший (1499 — 1582 гг.) — отец Феликса и Томаса Младшего Платтера, начинал пастухом в кантоне Валлис.

Написание диплома за 10 дней

Содержание

Введение

. Платтеры и Реформация

. Медицинский факультет Монпелье в XVI веке

. Становление медика

Выводы

Список использованной литературы

Введение

Семейство Платтеров — это три поколения швейцарских гуманистов, оставивших свои жизнеописания в виде мемуаров или же дневников. Сын швейцарского крестьянина из кантона Валис, рано осиротевший Томас Платтер Старший (1499 — 1582 гг.) — отец Феликса и Томаса Младшего Платтера, начинал пастухом в кантоне Валлис. В 8 лет он уходит из дома с кузеном для получения образования. Он подробно описывает свои годы странствий из одной школы в другую, где все «обучение» сводилось к тому, что школяры просили милостыню, а по дороге воровали гусей. Так прошло десять дет, пока 18 летний Томас, убежавший от своей шайки «вагантов», начал учиться по-настоящему в классе Иоганна Сапида. Его рвение к изучению языков привело к тому, что он достаточно быстро освоил не только латынь, но также греческий и древнееврейский и даже сам начал преподавать древние языки. Став ученым-самоучкой он примкнул к группе швейцарских реформаторов, сторонников Цвингли, женился на Анне, служанке своего учителя и наставника Освальда Микония. После открыл в Базеле собственную типографию, а затем стал главой коллежа, подчиненного и Базельскому университету и муниципальным властям. Три дочери Томаса и Анны умерли от чумы в раннем возрасте, выжил лишь его сын Феликс Платтер (1536 — 1614). Свое «Жизнеописание» (Lebensbeschreibung) Томас пишет, как поучительное сочинение сыну, чтобы показать, что все, что он приобрел в жизни, явилось наградой за преодоленные испытания, и что во многом он преодолел их благодаря Господу. Однако в Германии и Швейцарии автобиография Платтера широко известна как свидетельство о реформационном движении.

Его сын Феликс Платтер (1536 — 1614 гг. Базель) — швейцарский медик, гуманист. Его карьерный рост был более плавным. Будучи отправлен отцом в университет Монпелье, Феликс с 1552 по 1557 года изучал там медицину. Вернувшись в Базель, он стал врачом города и прославился как известный медик и естествоиспытатель европейского уровня. В 1556 году он получает степень доктора. После обучения Феликс вернулся в Базель, где работал врачом. С 1571 года — он профессор Базельского университета, врач города, несколько раз занимал пост ректора и декана. Ему приписывают такие труды по медицине как «Praxeos medicae opus», «Observationum Medicinalium Libri tres», а также введение первой классификации душевных заболеваний. Томас Платтер Старший возлагал на Феликса большие надежды. К тому моменту, Феликс был единственным сыном в семье. Второй сын — Томас Младший — появился на свет с разницей в 40 лет со своим братом, когда Платтеру Старшему было 75 лет. Когда же родился Феликс, Томасу Платтеру было 37 лет, он содержал два дома и еще за два выплачивал ипотеку. Так, Феликс должен был стать кормильцем семьи, поэтому Томас всячески способствовал тому чтобы его сын получил хорошее образование.

Томас Платтер Младший (1574 — 1628 гг.) — единокровный брат Феликса. Томас Платтер Старший, овдовев, женился уже в весьма преклонном возрасте. От этого брака у него родился сын Томас Платтер-младший (1574 — 1628 гг.), для которого бездетный Феликс, бывший на 38 лет старше своего брата, выступил в роли воспитателя. Томас-младший получил блестящее образование эрудита, так же, как и его старший брат учился на медицинском факультете в Монпелье (1595 — 1599 гг.), и много путешествовал по Западной Европе, оставив объемный травелог. Он посетил Францию, Англию, Испанию, Фландрию, описал двор королевы Елизаветы, первые постановки Шекспира, карнавалы в Барселоне. Как и отец и брат, он также владел тремя древними языками, все потому что Томас Старший брал детей с собой на занятия в школу и обучал их вместе со своими учениками. Таким образом, все три поколения Платтеров явились авторами чрезвычайно интересных эго-документов.

Как и отец Феликс Платтер ведет дневник на своем родном языке — базельском диалекте немецкого языка, где описывает свое детство, юность, учебу в Монпелье, зрелые годы до 1612 года. Так же, как и в дневнике отца, повествование Феликса не лишено чувства юмора, и он порой рассказывает истории, полные иронии. Однако, за подобным образом повествования мы не видим типичного школярского сатирического произведения, которых было множество в Средние века. Это не плутовской роман, хотя начинается с описания детства. Это не лирика вагантов. Это рожденный в Эпоху Ренессанса индивидуализм, где внимание уделяется деятельности одного человека, его повседневной жизни, взлетам и падениям. Мы узнаем, как Феликс первый раз постригся, «начал ценить мускат», увидел оливковые деревья и впервые попробовал оливки (которые ему не понравились). Феликс уделяет большое внимание своей семье, описывает характер матери, трогательные сцены прощания с отцом, а затем, будучи уже в Монпелье очень часто упоминает о переписке с отцом и о том, как его тревожило долгое молчание.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Подробнее

Постоянному общению отца и сына не мешает расстояние, Томас передает сыну струны для лютни и мускат, Феликс шлет письма, лекарства, фрукты, морепродукты. Английский переводчик и комментатор дневника Феликса Платтера Шон Дженнет отмечает, что в шестнадцатом веке миля являлась переменной величиной. Феликс, судя по всему, указал расстояние из расчета немецкой меры мили (около 7500 метров), что чуть больше четырех английских статутных миль; но его представления о расстоянии, по мнению переводчика были, скорее, субъективными, чем объективными. В данном случае расчеты верны: реальное расстояние между двумя городами 444 мили или 715 км, что соответствует расчетам Феликса (712,8 км). Письма и посылки по множественным упоминаниям Феликса Платтера идут от двух до четырех недель. Возвращаясь к нашему тезису, мы хотим отметить, что индивидуализм подчеркивает и Джек Линдсей, автор предисловия английского перевода: «В результате мы имеем первый дневник, в котором мы находим исключительно личный взгляд на повседневные события, и в котором автора интересуют только его дела и заботы».

Цели и задачи:

Тексты Платтеров давно привлекали внимание историков и публицистов, однако каждый по-своему. «Жизнеописание» Томаса Старшего рассматривается как классическая автобиография эпохи Ренессанса, история «сделавшего себя» человека. Томас-младший интересен многим как внимательный наблюдатель культурной жизни Европы рубежа 16-17 веков. Одно лишь его описание Лондона с его театрами шекспировской эпохи привлекло внимание десятков исследователей. Феликсу в этом отношении повезло меньше. Его известия о пребывании в Монпелье интересовали только краеведов Лангедока, отчасти — специалистов по истории университетов. Есть определённый круг работ, посвященных вкладу работ Феликса Платтера в историю европейской науки. Но эти исследования мало связаны между собой.

В данном исследовании мы попытаемся заполнить эту лакуну — на основании записок Феликса Платтера мы рассмотрим то, как происходило его профессиональное становление как одного из самых проницательных медиков своей эпохи.

Задачи: Из-за большого количества информации нам следует ограничить предметное поле. Во-первых, в качестве источника в данной работе будут использованы только мемуары Феликса Платтера, так как медицинские труды, авторство и новаторство, требуют отдельного исследования. Кроме того, в данном случае это выходит да рамки поставленной цели. Все медицинские труды были написаны Платтером в зрелом возрасте, когда он уже долгое время был практикующим врачом. Для того, чтобы проследить именно профессиональное становление мы обратимся только к части дневника: речь пойдет о трех главах, посвященных обучению Феликса в Монпелье — это «Путешествие из Базеля в Монпелье», «Студент в Монпелье» и «Возвращение домой в Базель». Феликс застает важный период в истории становления хирургии как науки. Именно с середины XVI века хирургия входит в число университетских предметов и начинает восприниматься как наука. Следует обратить внимание на внешние факторы (политические, социальные), которые оказывали влияние на формирование личности автора, поэтому нами будут рассмотрены отдельно университетская культура на медицинском факультете Монпелье в сравнении с другими известными европейскими медицинскими факультетами, чумные вспышки в Базеле, отношение к немцам и протестантам в Монпелье второй половины XVI века.

Предмет исследования: Личность Феликса Платтера вне контекста изучения семьи Платтеров. Ранее дневник Феликса переводился вместе с другими заметками одного из представителей семейства Платтеров. Речь идет либо о сравнительном анализе дневников отца и старшего сына, как свидетелей Реформации, либо старшего и младшего брата, если речь идет о регионоведении, когда сравниваются дневники двух братьев, которые обучались в Монпелье с разницей в сорок лет, в контексте изучения того, как изменился медицинский факультет и жизнь в Монпелье за столь приличный срок. Теперь же мы хотим проанализировать личность Феликса Платтера как индивидуального автора, вне контекста его семьи, а также становление в профессиональном плане, которое мы анализируем по его дневниковым записям.

Объект исследования: Три главы из дневника Феликса Платтера, посвященные его обучению на медицинском факультете университета Монпелье. Эти главы целиком переводились на французский язык. Нами же будет использовано издание, подготовленное Валентином Лётшером в 1976 году, на базельском диалекте с обширным справочным аппаратом на немецком языке. Подробно о том, почему мы обращаемся именно к этому изданию, будет упомянуто в историографическом разделе.

Источники:

Рукопись дневника Феликса Платтера, которая представляет собой журнал из двухсот страниц «in folio» хранится в библиотеке Базельского университета. Авторство рукописного текста принадлежит Феликсу Платтеру, в последние десять лет своей жизни он полностью скомпилировал и подготовил итоговый отчет, переписав набело все имеющиеся у него записи. По многим вопросам он связывался с коллегами из Франции. Исследователи обращают внимание на то, что итоговый вариант дневника был подготовлен Феликсом в 1612 году. На это указывает и сам автор в тексте своего дневника.

На данный момент нет полного издания дневника Феликса Платтера. В 1840 году преподаватель гимназии в Базеле D. A. Fechter первым обратил внимание на дневник Феликса Платтера. Он подготовил полное издание дневника Томаса Платтера Старшего, вместе с которым опубликовал часть дневника Феликса. Текст не является переводом на немецкий язык — это репринт оригинального текста автора. Дневник Феликса в издании 1840 года содержит пятнадцать глав и объемом в 91 страницу. Издатель собрал и подготовил только те отрывки, которые представляют наибольший интерес и опубликовал вместе с автобиографией Томаса Платтера. В 1866 году швейцарец, доктор философии и права E. Fick (1834 — 1886 гг.) обратился к предыдущему издателю за разрешением перевести его наработки на французский язык. D. A. Fechter предложил перевести не только опубликованную часть дневника, но и передал будущему издателю часть своих неопубликованных наработок. Таким образом, издание 1866 года более расширенное. Оно также состоит из пятнадцати глав, которые занимают уже 123 страницы. E. Fick занимался исследованием автобиографии. Одна его монография посвящена хронисту Bourkard Zink и еще одна Bartholomгг.) — немецкому чиновнику, мэру города Штральзунд, который оставил имеющую культурную и историческую ценность автобиографию, написанную в 1595 году, когда ему было 75 лет. Издание дневника Феликса Платтера 1866 года было подготовлено в Женеве сейчас хранится в Лозанне. Официальное название «Воспоминания Феликса Платтера — врача из Базеля». В отличие от предыдущего издателя, Fick публикует только дневник Феликса. Издание 1878 года также является репринтом, а не переводом на немецкий язык. H. Boos в предисловии отмечает, что это переиздание текста 1840 года дополненное и комментированное, поэтому здесь снова представлены две автобиографии — Томаса и Феликса Платтеров. В книге представлены только первые пять глав дневника Феликса, которые, однако, занимают 211 страниц. Boos, также, как и Fechter, публикует только те отрывки, которые считает наиболее важными. Однако, в отличие от других издателей он опускает абзацы, посвященные проводимым в университете анатомическим сессиям. Университет Монпелье отличался либеральным отношением к подобным практикам, поэтому вскрытия проходили относительно часто. С точки зрения истории медицины пропуск пассажей об анатомических сессиях значительно искажает ситуацию на медицинском факультете Монпелье. Издание 1878 года было подготовлено в Лейпциге.

В 1892 году сообщество библиофилов Монпелье, ориентируясь на издание 1878 года, переводит на французский язык и издает часть дневника Феликса Платтера, объединяя его теперь уже с заметками Томаса Платтера Младшего, который побывал в Монпелье через сорок лет после своего брата (1595 — 1599 гг.). Издатели перевели только те главы, где читатель может узнать все подробности повседневной жизни Южной Франции в XVI веке. Они сделали интегральный, то есть полный перевод, но только тех разделов, которые относились к истории «края», не только к истории университета, но, шире — истории Юга. Книга делится на три главы, которые занимают 172 страницы. Книга вышла небольшим тиражом, всего 190 экземпляров. Консультировал переводческую работу профессор М. Л. Кьеффер, который хорошо знал базельский диалект немецкого языка. Дневник Томаса Платтера Младшего еще полностью не издавали, выходили публикации отдельных частей, в том числе рассказ о Лангедоке и университете в Монпелье в издании библиофилов, копию текста которым любезно предоставил главный библиотекарь базельского архива Людвиг Зибер, снабдив комментариями, относительно авторской правки Томаса.

В 1961 году английский переводчик Шон Дженнет (1912 — 1981 гг.). перевел издание 1892 года с французского на английский язык. Однако, автор обращался и к архивному оригиналу. Официальное название книги «Beloved Son Felix: The Journal of Felix Platter a Medical Student in Montpellier in the Sixteenth Century» — это перевод на английский язык части дневника Феликса Платтера, посвященной его учебе на медицинском факультете в университете Монпелье. Как и французские переводчики, Шон Дженнет перевел всего три главы, оставляя в стороне главы, посвященные детству, и жизни Феликса в преклонных летах: «Путешествие из Базеля в Монпелье — The Journey from Basle to Montpellier», «Студент в Монпелье — A student in Montpellier», «Возвращение домой в Базель — Return home to Basle». Три главы занимают 120 страниц. Издание начинается с предисловия Джека Линдсея (1900 — 1990 гг.) — английского писателя, поэта, литературоведа, историка. В этом предисловии автор сравнивает дневники Платтера с работами Рабле. Из них мы тоже можем почерпнуть информацию о повседневной университетской жизни в ироничном, в чем-то саркастичном рассказе. Подробное введение принадлежит уже самому переводчику. Шон Дженнет (1912 — 1981 гг.) — известен как автор многих книг о путешествиях, работал в типографии, переводчик дневников Томаса Платтера Младшего. В предисловии он, как и авторы издания 1892 года рассказывает прежде всего о ранних переводах дневников Платтеров, отдает предпочтение изданию 1878 года и из этого предисловия мы и узнаем, на какой ранний перевод ориентировался английский переводчик. Книгу сопровождают иллюстрации из Базельских архивов, комментарии к тексту, а также не очень обширная библиография, посвященная Томасу Платтеру Старшему, Младшему и самому Феликсу Платтеру. После вступительного слова, автор переходит непосредственно к переводу. Английский перевод Шона Дженнета является хорошим источником как для историков краеведов, биографов, языковедов (в тексте большое количество слов на латыни, испанском, французском, базельском диалекте, которые переводчик оставил непереведенными, но с соответствующими комментариями. Немецкие и швейцарские историки высоко ценят перевод Дженнета и, так как описание учебы в Монпелье занимает основную часть всего дневника, считают издание 1961 года наиболее полным и удобным для использования. Также немецкие историографы отмечают, что необходимо подготовить аналогичное издание Томаса Платтреа Старшего на английском языке, взяв при этом за образец перевод Шона Дженнета.

Наиболее полное и комментированное издание подготовил в 1976 году Валентин Лётшер (Valentin Ltscher). Он дает обширное предисловие, комментирует текст дневника. Это также репринт дневника Феликса, но не перевод на немецкий язык (хотя наиболее трудные места автор комментирует и дает перевод на немецкий язык в справочном аппарате). Первая часть дневника совпадает с предыдущими изданиями и названиями глав, однако вторая часть отличается от предыдущих, несмотря на то, что книга также делится на пятнадцать глав. Объем текста в издании Лётшера — 435 страниц. Именно это издание мы будем использовать в данной работе. Еще одно важное издание, которым мы будем пользоваться, принадлежит Эммануэлю Ле Руа Ладюри. Французский историк издает трехтомник «Век Платтеров (1499 — 1628 гг.), посвященный всем трем Платтерам. Первый том, который рассматривает время обучения Феликса на медицинском факультете называется «Нищий и профессор». Ле Руа Ладюри в своей книге также ссылается на издание Лётшера. Он приводит большое количество цитат из дневника, а также дает обширные комментарии, относящиеся к истории Юга Франции XVI века. Но, не со всеми выводами и замечаниями Ладюри можно согласиться. Тем не менее это наиболее полный комментарий к дневниковым записям Феликса, посвященным обучению в Монпелье.

Историография:

Дневник Феликса Платтера — исторический источник, полный различных описательных деталей. Мы можем рассматривать его и как источник по краеведению (Южная Франция, Монпелье), по истории университетской культуры, по истории Реформации, истории медицины, истории культуры, истории автобиографии, истории науки, истории чумы. При работе с дневником Феликса Платтера мы выделили три историографических направления в силу специфики дневника. О Платтерах говорят в контексте истории автобиографии (Томас Старший и Феликс), истории университетской культуры, в частности, истории Юга Франции (Феликс и Томас Младший), а также в контексте истории медицины (Феликс). Однако, ни в одном из направлений Платтерам не уделяется должного внимания.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Заказать диплом

Ренессансной автобиографии и рождению индивидуализма посвящено множество современных работ философов и историков. Изучение рождения индивида в европейской культуре тесно связано с исследованием автобиографии. Авторами основных исследований, посвященных истории европейского индивида являются немецкий философ Георг Миш (1878 — 1965 гг.) и швейцарский историк культура Якоб Буркхардт (1818 — 1897 гг.), который также является создателем наиболее влиятельной модели изучения автобиографии. В своей работе «Культура Возрождения в Италии» Буркхардт выделяет основной тезис своих исследований, который заключался в том, что современный европейский индивид сформировался в эпоху Возрождения в Италии. В этом же контексте работали немецкий философ и культуролог Эрнст Кассирер (1874 — 1945 гг.) и американский историк и философ Пауль Оскар Кристеллер (1905 — 1999 гг.). Исследователи рассматривали работы итальянских философов трех направлений: классический гуманизм, платонизм, аристотелизм, однако издание больше известно введением, подготовленным Кристеллером, где автор рассуждает о рождении индивидуальности в эпоху Ренессанса.

На этот счет существует множество точек зрения. Рождение индивидуализма «соотносили с Великой французской революцией (Алексис де Токвиль), капитализмом (Карл Маркс), ранним христианством и евангельской этикой (Эрнст Трельч), культурой Возрождения (Жюль Мишле, Якоб Буркхардт), протестантской (в особенности кальвинистской) этикой (Макс Вебер), эстетикой романтизма (Георг Зиммель)». Также, «ревизионист» буркхардтовой модели, британский историк религиозной мысли Колин Моррис связывает рождение индивидуализма не только и не столько с возрождением классического наследия, сколько с христианством и относит «открытие европейского индивида» к XII веку, а первой автобиографией считает «Историю моих бедствий» Пьера Абеляра. Так или иначе, начиная с XVI века, мы можем говорить об усилении самосознания в отношении формирования человеческой идентичности.

В России исследованием автобиографии и «открытием индивида» занимался Арон Яковлевич Гуревич (1924 — 2006 гг.). В своей работе «Категория средневековой культуры» он разрабатывал марксистскую идею становления личности вместе с зарождением капитализма. Леонид Михайлович Баткин (1932 — 2016 гг.) относил рождение личности к XVIII — XIX веку, и отмечал, что до этого в европейской культуре речь может идти только об индивиде. В некоторой степени соглашаясь с Буркхардтом, Баткин говорил о том, что в эпоху Ренессанса происходит взросление индивида и на рубеже XVI — XVII веков речь уже может идти об индивидуальности. Среди современных ученых-историков исследованием автобиографии XIV — XVII веков занимается Юрий Петрович Зарецкий (р.1953 г.). В своих работах он проводит компиляцию взглядов предыдущих исследователей автобиографии, а также вводит в европейскую историографию автобиографические сочинения русских авторов (Аввакум, Епифаний).

Особенности медицинской автобиографии

Автобиографические сочинения, в том смысле, в каком мы понимаем их сейчас, были крайне редки в классическую эпоху и эпоху Средневековья. В «Диалогах» Платона мы видим подробный рассказ о жизни и мысли Сократа, но мы напрасно обращаемся к этому источнику, с целью выделить основные события, которые повлияли на его становление как личности и сформировали характер. Плутах и Корнелий Непот, которые составили ряд портретов великих полководцев и государственных деятелей Древней Греции и Рима, фактически рассматривали политическую историю через призму одного конкретного персонажа, но это была военная история, а не автобиография. Отражение отношения к разным социальным сферам мы видим в таких источниках как «Размышления» Марка Аврелия и «Сновидении…» Лукиана, а также в знаменитой «Исповеди» Августина. Однако, именно это заново открытая в эпоху Ренессанса классическая мысль дала импульс к новому восприятию личности и это направление в эпоху гуманизма предвещало подъем автобиографии.

Яркими примерами автобиографических сочинений в эпоху Возрождения являются три произведения, написанные практически в одно и то же время — это «Жизнеописание» Бенвенуто Челлини, «Опыты» Мишеля Монтеня и «О моей жизни» Джироламо Кардано. Стоит отметить, что среди этих первых современных друг другу работ представлена и медицинская автобиография, автопортрет врача, Кардано. Действительно уместно считать, что первая полноценная медицинская автобиография принадлежит именно Джироламо Кардано. В XX веке изучение автобиографии переживало свой рассвет, собственно, как и сам жанр автобиографии. Отдельные исследования были посвящены автобиографиям врачей. Авторы подобных исследований выделяли ряд причин, почему медики решались написать автобиографию. Одна из причин написания автобиографии — самоанализ, когда человек, вне зависимости от профессии, подводит итоги жизни и пишет самому себе. Есть автобиографии, имеющие назидательный характер, когда человек передает свой опыт, который пережил только он, и который умрет вместе с ним, читателям, с целью воздействовать на их мысли и отношение к жизни. Так же авторы видят эстетические цели в написании автобиографии — это определяется желанием не просто описать события из своей жизни, но сделать это красиво, с долей патетики. Безусловно, любая автобиография связана с эгоизмом, авторы оставляют свои воспоминания, боясь забвения и желая сохранить память о себе. Медицинские автобиографии, в отличие от остальных выделяются примерно одинаковой структурой: детство, юношество, обучение на медицинском факультете, медицинская практика и работа. Жизнеописание врачей превращается в сборник историй о том, как проходят будни врача, и автор зачастую уходит в рассказ о своих больных или о самых замечательных случаях, превращаясь в профессионала, даже на бумаге, спустя много лет после завершения карьеры. Это и есть причины, по которой врачи пишут автобиографии (рассказать о своих опытах) и почему их так интересно читать. Все это безусловно присутствует и в дневнике Феликса Платтера, однако и здесь он выделяется из общего числа медицинских автобиография. У него своя, частная причина написания автобиографии — он подражает отцу и считает, что ведение подобных записей — традиция Платтеров, тогда как сам Томас Платтер Старший оставляет свой дневник сыну в назидание и его работа, несмотря на то, что Томас Старший также хотел быть врачом, но без особых успехов, собирал рецепты врачей, которые печатали свои книги у него в типографии, его дневник имеет скорее религиозный характер и посвящение Богу. Итак, исследователи автобиографии медиков выделяют работу Кардано как первую автобиографию врача эпоху Ренессанса. Дневники Платтеров, ни отца, ни сыновей, которые закончили медицинский факультет не упоминаются, они не фигурируют в исследованиях, посвященных автобиографии. Из российских исследователей к дневнику Томаса Платтера обращается Юрий Зарецкий, подготовивший переиздание перевода Платтера Старшего на русский язык.

Полный перевод дневника Томаса Платтера с комментариями принадлежит Николаю Васильевичу Сперанскому, филологу, автору работ по истории европейской школы. Ему принадлежат работы «Ведьмы и ведовство», «Очерк истории средней школы в Германии» и «Очерки по истории народной школы в Западной Европе», где отдельным приложением идет перевод дневника. Если же говорить о дневнике Феликса Платтера, то качественных работ в русскоязычной и англоязычной историографии мы не найдем. Существует, однако, обширная немецкая историография, посвященная Феликсу Платтеру, которую скомпилировал Эммануэль Ле Руа Ладюри в своей книге «Нищий и Профессор: Сага об одной семье XVI века», посвященной семейству Платтеров.

В немецкой историографии Феликс Платтер выступает как наследник Андреаса Везалия. Феликс Платтер умер на 78 году жизни в 1614 году, через сто лет, после рождения Везалия в 1514 году. Исследователи связывают эти две даты, и обозначают как век расцвета медицины. В контексте истории медицины немецкие историки делятся на две группы: тех, кто рассматривают немецкую медицину и обращаются к Феликсу Платтеру как к второстепенному персонажу, и тех, что занимается конкретно Платтером, притом, если речь идет о швейцарских исследованиях, Феликс рассматривается в них не только как ученый-медик общеевропейского значения, но и как известный местный врач. Таким образом, между двумя историографическими направлениями со временем возник исследовательский вопрос о сложившемся положении Платтера в историографии: переоценивают ли роль Феликса Платтера в истории медицины локальные историки, или его значение недооценивает все европейское сообщество исследователей истории медицины? Так, Феликс вошел в историографию как родоначальник швейцарской психиатрии. Также не остались без внимания его достижения в области офтальмологии. Исследователи обращаются в основном к зрелым трудам медика, которые относятся к последнему десятилетию его жизни, игнорируя при этом его увлечения анатомией и его мемуары в целом, где повествование о детстве и шести годах в Монпелье занимает большую часть всего дневника. Фриц Эрнст, исследователь трудов отца и старшего сына, объединяя два историографических направления в своей статье «Два Платтера» говорит о Феликсе в контексте медицинских открытий XVI — XVII века: «Он не был первым, но он шел впереди по сравнению с другими». В 47 лет (1583 год) Феликс выпускает свой труд «De corporis humani structura et usu», который по сути представлял собой переиздание Везалия in octavo. Это издание было подготовлено с целью популяризации анатомии, ведь в таком формате и без оригинальных гравюр книга продавалась гораздо дешевле и стала доступна студентам. Но при этом Феликс также учитывает все достижения в области анатомических исследований, которые были достигнуты за 40 лет с момента публикации оригинального «De humani corporis fabrica» (1543 г.). Например, он добавляет в издание вторичное открытие Реальдо Коломбо малого круга кровообращения (после Мигеля Сервета), описанное в «De Re Anatomica» (1559 г.), хотя сам Коломбо был в ссоре с Везалием. В целом, немецкие и швейцарские исследователи истории медицины признают в Феликсе наблюдательного медика, анатома, который руками препарировал физическое тело, а глазами — нечто более возвышенное. Ему удавалось совместить современные практики с древними авторитетами и совмещать лучшее с обеих сторон.

Медицинским факультетам в эпоху Средневековья и Раннего Нового времени посвящен ряд работ, исследователи которых отдельно обращались к истории хирургии. Работы этому периоду посвящали в частности Нэнси Сираизи и Вивиан Наттон. В России историей медицины занимается Елена Евгеньевна Бергер.

Статья «The faculty of medicine» Нэнси Сираизи в сборнике «Universities in the Middle Ages» относится как к истории медицины, так и к истории университетской культуры. Здесь упоминаются практики обучения на факультете медицины, а также медицинские работы современников Феликса Платтера и Андреаса Везалия. Кроме того, смежной теме посвящена статься американских историков науки Лоррейн Дастон и Катарин Парк в «The Cambridge History of Science». В научных изданиях Феликс Платтер фигурирует как признанный медик, о его дневнике упоминают редко, скорее больше внимания уделяется его открытиям в области медицины — метод наблюдения и первые попытки лечить психически больных пациентов. Отдельно по истории университетов в эпоху Ренессанса нами для ознакомления были использованы смежные статьи истории университетской культуры Л. Броклис и В. Роуг. Из российской историографии по смежной теме писал Николай Семенович Суворов, автор книги «Средневековые университеты». Еще одна книга в этом направлении принадлежит М. А. Катрицки «Healing, Performance and Ceremony in the Writings of Three Early Modern Physicians: Hippolytus Guarinonius and the Brothers Felix and Thomas Platter». Здесь объединяются автобиографии братьев Платтеров с целью проанализировать повседневный быт университетской жизни через призму автобиографических заметок.

Наконец, третье историографическое направление — это история края, история южной Франции в XVI веке. Во-первых, этому же исследовательскому направлению относится упомянутое нами выше издание общества библиофилов 1892 года. Во-вторых, мы возвращаемся к работам Ле Руа Ладюри. Речь идет о его монографии «История регионов Франции: периферийные регионы Франции от истоков до наших дней».

Среди этого многообразия направлений, наше исследование будет направленно в область социальной истории.

1. Платтеры и Реформация

К XVI веку закончилось формирование Швейцарского союза. В него входили теперь тринадцать кантонов. Во времена Реформации и активной деятельности Ульриха Цвингли (1484 — 1531 гг.) пять центральных кантона — Люцерн, Цуг, Швиц, Ури и Унтервальден придерживались католицизма. Однако Реформация в Швейцарии проходила не так как во всей Европе. В 1526 году в городе Баден проходит двухнедельный религиозный диспут, после которого резко накаляются отношения между центральными кантонами и реформаторскими городами — это Цюрих, Констанц, Берн, Санкт-Галлен, Базель, Биль, Мюльгаузен. Затем между кантонами вспыхивает вооруженное восстание до 25 июня 1529 года, когда было заключено первое перемирие. В октябре 1531 года мирный договор был нарушен, но уже 20 ноября того же годы был заключен новый мир, который ознаменовал победу католицизма, однако после смерти Ульриха Цвингли в семи реформаторских кантонах духовниками оставались сподвижники и последователи Цвингли.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Цена диплома

Разгар реформаторской деятельности Цвингли и Микония застал отец Феликса, Томас Платтер. Он был «custos» — слугой, помощником Микония. В то время отношения католиков и протестантов были очень напряженными и один забавный поступок Платтера чуть не привел к началу религиозной распри, но точно закончился ссорой и дракой двух монахов, а также взаимными обвинениями: «Один раз утром, когда Цвингли должен был проповедовать на заре в соборе, у меня совсем не оказалось дров. Когда зазвонили к проповеди, я подумал: «У тебя нет дров, а церковь полна идолов!» Я отправился в церковь; там еще никого не было; я — к первому попавшемуся алтарю, схватил одного Иоанна и с ним в школу, да к печке! Я сказал ему: «Ну, дружище, хоть тебе и низенько, а надо лезть в печку. Там мы посмотрим, что ты за Иоанн» … Миконий сказал на уроке: «Custos, сейчас видно, что у тебя сегодня были дрова». А я подумал: «Спасибо Иоанну». Несмотря на то, что Томас Платтер пишет свою автобиографию как поучительное сочинение сыну, чтобы показать, что все, что он приобрел в жизни, явилось наградой за преодоленные испытания, и что во многом он преодолел их благодаря Господу, автобиография Платтера широко известна в Германии и Швейцарии именно как свидетельство о реформационном движении. В автобиографии Платтера нашли отражение три ключевых события Реформации: Баденский диспут, две битвы при Каппеле в 1529 году и в 1531 году. По вероисповеданию Томас Платтер был цвинглианцем и старался следовать всем предписаниям Ульриха Цвингли, однако пришел к этому не сразу. С детства Платтер готовился стать священником: «Явился я на свет Божий в воскресенье на Масляной неделе, как раз, когда заблаговестили к обедне. Это я знаю потому, что мои родные всегда надеялись видеть меня священником». Долгое время, даже после знакомства с Миконием, Томас продолжал верить, что станет священником. Особенно сильное влияние оказала на него проповедь Ульриха Цвингли на стих их десятой главы Евангелия от Иоанна «Аз есмь пастырь добрый» (Ин. 10, 11): «Он так сильно и строго раскрывал его смысл, что мне чудилось, будто меня кто-то за волосы от земли подымает. Тогда я сказал себе: «Если это все так, то тогда прощай поповское дело!». В своих проповедях Ульрих Цвингли настаивал на том, что молодежь должна заниматься ручным трудом, потому что церковных служителей, то есть попов, было и без того много. Здесь проявляется характер Томаса Платтера, его независимость в принятии решений. Он следует завету Цвингли: на наследство от матери покупает центнер пеньки, устраивается подмастерьем и начинает плести канаты, однако при этом все равно продолжает свои studia «хотя многие тогда бросали это дело». Протестантизм Платтер называет истинной религией (rechten religion).

На долю Феликса выпало уже время казней, а не время диалогов. Мы видим, что Феликса это будоражит и пугает, он уделяет этому внимание на пути в Монпелье. Это и немудрено, ведь буквально перед входом в каждый город он видел колесованные, четвертованные или повешенные на деревьях трупы. Через восемь дней после начала путешествия Феликс впервые описывает как они увидели «тела мужчин, повешенных на деревьях». Еще через два дня перед входом в город «нескольких повешенных мужчин на виселице и еще нескольких колесованных». 25 октября 1552 года они не смогли остановиться в деревушке Ливрон, потому что реформаторы оказывали там слишком сильное сопротивление. У ворот Монпелье путники увидели «куски человеческой плоти, которые свисали с оливковых деревьев». Все эти события пугали Феликса, потому что ему, сыну протестанта, предстояло оказаться в католической среде. Как студенту, Феликсу не грозила большая опасность. Студенты-немцы не сталкивались с проблемой получения диплома, который выдавался в церкви, хотя такие опасения были. 13 декабря 1555 года Феликс получает письмо от друга отца, доктора Беруса, который рассказал Феликсу, как будет устроен его экзамен в Базеле и выразил удовлетворение по поводу того, что студенты-немцы не страдают из-за своей религиозной принадлежности. Монпелье считался городом студентов, в котором находились юноши из разных частей Европы, кроме того, студенты находились под протекцией своего патрона, который всячески оберегал своего подопечного, ведь в это время его сын также находился на территории чужой страны. Тем не менее бывали и исключения. Феликс упоминает студентах, которых казнили по религиозным причинам: «В тот же день (23 мая 1553 года) пять мучеников были сожжены, которые учились в Лозанне, и которые по возвращении были арестованы, брошены в тюрьму и приговорены к сожжению. Миконий и Гуммель присутствовали на казни и подробно рассказали все детали, которые были записаны в «Книге Мучеников».

Больше всего Феликс боялся того, что он умрет от болезни или будет убит, не успев вернуться домой. Однажды утром он испугался обычных сборщиков оливок, которые сбивали палками урожай: «Этот ажиотаж разбудил меня и, когда я посмотрел через ставни окна, мне показалось, что на площади было полно вооруженных мужчин с пиками. Я очень испугался, но Одрацхайм сказал, что это просто рабочие» и его испуг не удивителен, первое, что он увидел в Монпелье — это то, как «огромное количество Библий, которые напечатали наши земляки, были найдены в книжных лавках и публично сожжены». Он боялся шумной толпы, поэтому не пошел на празднование Нового года и остался дома, где уже боялся того, что он совершенно один в таком большом помещении. Это его очень напугало, поэтому он не мог заснуть до тех пор, пока все не вернулись и провел время за чтением «Амфитриона» Плавта. К 1554 году дневник Феликса фактически превращается в описательное повествование ежедневных казней. К 1553 году относится одно примечательное воспоминание Феликса о праздновании Пепельной среды: «Великий пост начинается с Пепельной среды. Мясо и яйца запрещены под страхом смерти, но мы, немцы, не перестаем их есть» и далее умышленно пишет, что он именно во Франции во время поста научился готовить яйца на огне. Казалось бы, он выставляет себя бунтарем, однако уже в следующем предложении мы узнаем, что готовкой он занимался, скорее всего, тайно: «Во время поста я собрал в моей комнате скорлупки яиц, которые я готовил там над пламенем свечи, но слуга обнаружил их и показал моей хозяйке, которая была очень раздражена». 1553 год в целом выдался неспокойным для Феликса.

Феликс смотрел на казни с медицинской точки зрения, при этом к казненным женщинам всегда относился с состраданием. В 1554 году в Монпелье проходило много казней, в том числе казнили сестру епископа Монпелье и ее мужа. В огне костра у приговоренной женщины задрался передник и закрыл ей лицо, что вызвало взрыв смеха в толпе. Феликсу эта ситуация была неприятна, так же, как и казнь бывшей служанки Каталана Беатрикс, которая встречала Феликса в доме хозяина в первый день приезда студента в новый дом. В 1556 году ее казнили за убийство ребенка. Хотя Феликс испытывает к ней жалость, позже он все равно будет присутствовать на вскрытии служанки и ее убитого ребенка.

Важно отметить, что Феликс не говорит открыто о своей религиозной принадлежности в рассматриваемый период. Его не волнует этот вопрос. Он приехал в Монпелье не для того, чтобы стать мучеником за веру, а для того чтобы стать медиком. Он попал в лучший университет Европы, специализирующийся на медицине и не мог рисковать своим местом. Он состоял в хороших отношениях с евреем Каталаном, дружил с преподавателем-католиком, участвовал в диспутах с французами. Из анализа дневника следует, что Феликс придерживался некоторых моральных религиозных принципов. Например, он не вскрывал гугенотов. Вообще, Платтер старался держатся немецкой среды. В университет он больше общается с земляками, потому что больше им доверяет. По пути в Монпелье, как и на обратном пути домой, он старается размещаться в гостиницах, хозяевами которых были немцы.

В отличие от отца, который в своих воспоминаниях за все благодарит Бога, Феликс обращается к богу лишь единожды с благодарностью за выздоровление матери от чумы после эпидемии 1549 года. В Монпелье Феликс боится попасть на мессу. Он не входил в католические храмы. По дороге в Монпелье он описывает античные руины, но никогда не упоминает церкви. При этом он не допускает открытой демонстрации своей веры.

Платтер обращает внимание на то, что на Юге Франции в середине XVI века всех протестантов называли лютеранами: «23 марта 1554 года комиссары прибыл из Тулузы, они искали в городе лютеран. В то время все христиане-реформаторы звались лютеранами, а имена кальвинистов и гугенотов были неизвестны».

2. Медицинский факультет Монпелье в XVI веке

Один из самых авторитетных факультетов медицины находился в университете Монпелье. Этот город стал важным торговым портом в VIII веке и его процветание в первую очередь связано с торговлей специями и травами, некоторые из которых были признаны лечебными. Это открытие привело к началу изучения медицинских свойств трав и непосредственному применению их в медицине. По началу более взрослые и опытные сборщики трав устно передавали эти знания юношам, а затем начали открываться медицинские школы. К XII веку школа медицины Монпелье стала настолько известна, что учиться туда приезжали студенты со всей Европы. В 1220 году в Монпелье появляется первый в Европе медицинский факультет, а в 1289 был учрежден нынешний университет Монпелье на базе основанных ранее школ медицины, права, философии, теологии и изящных искусств. С XII века медицинская школа в Монпелье была открыта для евреев и сарацин. В отличие от своего главного конкурента — медицинской школы в Салерно, которая придерживалась античных авторитетов, Монпельесская школа основывалась на арабской медицине ранней эпохи, что некоторое время встречало в самом Монпелье оппозицию, однако противопоставить что-нибудь свое противники восточных медицинских авторитетов не могли: «игнорируя Салерно, Монпелье тем временем с большим рвением принялось за изучение более зрелой мудрости ислама, притекавшей через Пиренеи из Толедо и других частей Испании». Монпелье отличалось от Салерно по еще одному важному критерию. «В 1238 г. Фридрих II разрешил медицинскому факультету в Салерно вскрывать один труп в пять лет, а в 1376 г. Людовик, герцог Анжуйский и правитель Лангедока, приказал своему суду отдавать университету в Монпелье один труп в год».

Монпелье находится на Пути Святого Иакова и в нем останавливаются пилигримы. Друг Феликса несколько раз отправлялся в паломничество и прошел Путь пять раз. Феликс тоже хотел отправиться в паломничество, но в итоге отказался от это идеи, потому что путешествие показалось ему рискованным и к тому же ему нужно было готовиться к экзамену и возвращению домой. Однажды мимо дома Каталана проходил пилигрим. Феликс спросил его имя и откуда он. Когда выяснилось, что пилигрим, Франц Мюллер, живет близ Базеля, Феликс дал ему три бацена в дорогу и коробочку с терияком, который он мог продать по дороге. Видимо Феликс был уверен в своей рецептуре и набил руку на приготовлении терияка. Это лекарство было действительно важно для него как противоядие от чумы, потому что он сам пережил две эпидемии, и третья царила в Базеле в момент его отъезда, но за несколько дней до встречи с пилигримом у дома Каталана, Феликс приготовил себе pillulas coccias — слабительное из алоэ, после чего ему пришлось бегать в туалет шестнадцать раз, он ослаб, и Каталан его откармливал. Видимо в приготовлении этого лекарства он немного превысил дозировку.

В XVI веке в Европе действовала система обмена между студентами. За несколько лет до отправления Феликса в Монпелье Томас-старший начал искать варианты обмена для сына. Конечно, Платтеры планировали попасть именно в Монпелье, лучший медицинский университет своего времени. Судя по всему, большое количество «немцев», как Феликс впоследствии будет идентифицировать своих друзей, отправлялись в Монпелье, а рядом с городом была целая немецкая коммуна — ее жители провожали своих земляков как до Монпелье, так и в обратном направлении. Феликс мог бы вполне отучиться в Базельском университете, но тогда он не смог бы справиться с конкуренцией — студентами, которые получили образование в Монпелье, и, следовательно, не получил бы кафедру. До Феликса в доме Каталана жил базелец Фредерик Ринер, который совершил обмен с Якобом Каталаном, одним из сыновей Каталана. Соответственно, Якоб Катала жил у отца Ринера в Базеле. Когда Платтер-старший рассматривал возможности обмена, Ринер пребывал в Монпелье уже три года, поэтому Томас надеялся, что его сын сможет занять место Ринера у Каталана. Помощь в осуществлении этой затеи оказывал Генрих Вольфиус, брат Иеронима Вольфиуса, который жил в доме Платтеров, и он приложил много усилий чтобы организовать обмен с Каталаном. Он был наставником детей Каталана до того, как Ринер пришел в Монпелье. Ринер тоже пообещал землякам сделать все возможное, до его ухода, чтобы организовать обмен.

Вскоре Ринер уехал из Монпелье в Париж, но его место у Каталана было занято Якобом Мейером из Страсбурга, а Якоб Каталан покинул Базель, чтобы отправиться в дом Мейера в Страсбург. Его брат Жильбер Каталан уже находился в Страсбурге, по обмену с Иоганном Одрацхаймом — будущим соседом Феликса, который был также с Каталаном в Монпелье. Так как обучение Одрацхайма проходило достаточно хорошо, для того чтобы позволить Платтеру-старшему предположить, что его отъезд не заставит себя ждать, Томас попросил Вольфиуса передать рекомендательное письмо Каталану.

Вскоре Якоб Мейер умер от продолжительной лихорадки, что напугало Каталана, потому что его сын находился в Страсбурге, в семье погибшего студента, и он боялся, что с его сыном теперь начнут плохо обращаться. К тому же Одрацхайм должен был вскоре покинуть Монпелье, значит под вопросом стоял обмен обоих сыновей Каталана: Якоба и Жильбера. Феликс понимает, что такой обмен выгоден для него вдвойне, потому что так он укрепит свое положение в доме Каталана. Хотя процесс обмена и переселения сыновей Каталана из Страсбурга в Базель прошел гладко, Феликсу приходилось скрывать тот факт, что в Базеле царила чума, а Каталан хотел вернуть сыновей из Базеля, потому что боялся, что они находятся под влиянием протестантов.

Положение хирургии в университете Монпелье

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Подробнее

В Средние века хирургия стояла на ступень ниже по отношению к медицине. Исследователи неоднократно отмечали, что в Средние века хирургия как область врачебной практики стояла на ступень ниже, чем другие теоретически оформленные сферы медицинского знания. Больные обращались к «цирюльникам» в крайних случаях, когда конечность следовало не излечить и привести в состояние нормы, а удалить, во избежание поражения других органов. «Кроме того, историки медицины подчеркивают, что хирурги зачастую были безграмотны, их возможности ограничивались ампутациями, вправлением вывихов, кровопусканиями, вскрытием нарывов и удалением больных зубов». В эпоху Средневековья, с появлением университетов хирургия не получила научного статуса, кроме того, она даже не считалась частью медицины в контексте университетского образования.

Прогресс в изучении хирургии начался в конце XII века, когда Рожер Салернский (ум. 1119 г.) издал «Practica chirurgia», где он описал советы, как лечить сломанные кости, кровоизлияния, различные способы перевязок, и, что примечательно, технику операции по удалению грыжи. В начале XIII века, последователь Рожера, Роланд Капеллюти (1198 — 1286 гг.) пришел в своих размышлениях к выводу, что руки у врача всегда должны быть чистыми, а пациент разгорячен. Оба автора писали о лечении различных видов ран. Затем, авторы XIV века приходят к выводу, что допускать образование гноя в ранах крайне опасно, поэтому перед операцией рану необходимо обработать вином.

Во времена чумы XIV века врачи начали посещать зараженных больных, которым нужно было вскрывать бубоны и именно тогда медикам пришлось признать, что одного теоретического медицинского знания, полученного в университете, недостаточно для решения практических задач такого рода. В это время один из выдающихся воспитанников университетов в Болонье и Монпелье Ги де Шолиак (Guy de Chauliac, 1298-1368 гг.), составил учебник, пользовавшийся популярностью вплоть до XVII века — Chirurgia Magna. В нем подробно описывались не только хирургические инструменты, но также инструкция по их применению, виды хирургических операций и способы решения множества медицинских проблем средствами хирургии (что касается лечения чумы, то здесь особенно важны инструкции по произведению кровопускания, а также вскрытию и очистке бубонов — поверхностных лимфатических узлов, воспалявшихся в результате действия инфекции, советы по проведению различных операций, например, кровопускания или вскрытия и очистки бубонов). Сам Ги де Шолиак пережил чуму 1348 года и подробно описал ее, но несмотря на всю строгость и «научность» жанра, трактат представляет собой эмоциональное повествование о знаменитой «декамероновской» эпидемии. Например, медицинское предписание избегать любого контакта с умершим от чумы родственником, невозможность проститься с ним описывается так: «люди умирали без слуг и погребались без священников: отец не видел сына, а сын отца; умерла любовь, разбита надежда». Поэтично также описание распространения чумы: «началась на Востоке и через нас направилась на Запад, пустив свои стрелы по всему миру». Тем не менее, работа прекрасно иллюстрирована и хирурги XVI века опирались на работу Шолиака при составлении новых учебников.

До эпохи Возрождения хирургия не преподавалась в университетах как научная дисциплина. Как отмечает Т.С. Сорокина, в подавляющем большинстве средневековых университетов хирургия не преподавалась и в число медицинских дисциплин не входила. Ею занимались банщики, цирюльники и хирурги, которые университетского образования не имели и в качестве врачей не признавались. В целом, средневековая медицина носила схоластический характер, будущие медики заучивали научные тексты авторитетов и не прибегали к практике.

Гуманист и современник Феликса Платтера Этьен Паскье пишет об отношении к хирургии в эпоху Средневековья следующее: «у хирургов есть старое негласное соглашение (cabale), по которому они приписывают учреждение своей коллегии святому Людовику» — начинает Паскье и тут же переходит к опровержению данного тезиса. Он анализирует первое упоминание о коллегии парижских хирургов, содержавшееся в эдикте Филиппа IV Красивого от 1311 г., а затем последовательно анализирует еще два подобных королевских эдикта 1352 и 1366 гг., в которых уточнялся порядок испытаний новых хирургов, обязанных после успешных экзаменов присягать королевскому прево Парижа. Паскье обращает внимание на то, что при всей очевидной связи университетской медицины с хирургией, в данных эдиктах Университет никак не упоминается. Да и сам Университет считал хирургию чем-то низшим, связанным с нечистотой, пролитием крови, жестокостью.

Но хирурги «во искупление этой нечистоты, посвятили свое искусство благочестию под именем братства во имя святых Косьмы и Дамиана. Повелось, что в первый понедельник каждого месяца после завершения божественной литургии в церкви они обязуются бесплатно принимать всех приходящих туда бедных, нуждающихся в помощи». Далее Паскье приводит аргументы другой стороны — Университета, показывая его связь с хирургами, практиковавшими в госпитале Отель-Дье, а затем пускается в длительный экскурс, посвященный истории сосуществования медиков, хирургов и аптекарей. Прямой конфликт медиков и хирургов — факт сравнительно недавней парижской истории того времени. Университетские медики настаивали на том, что хирурги должны производить свои операции лишь по их предписанию, тогда как хирурги, ссылаясь на королевские привилегии, настаивали на своей полной независимости. Паскье с иронией предлагает компромиссную формулировку, подчеркивающую неразрывную связь двух областей: «замечу в комментариях, что двоим все же легче снести мертвеца в могилу, чем одному». После нескольких крупных эпидемий чумы XIV — XV вв., медики эпохи Возрождения наконец ставят под сомнение преподавание медицины только по античным и арабским авторитетным трудам. Студенты начинают бунтовать против преподавателей-ретроградов, которые не только цитируют, но и заставляют заучивать отрывки из Гиппократа, Аристотеля и Галена и не дают практических медицинских знаний. Вместе с тем юноши сами ищут способы освоить навыки практической медицины.

В Монпелье середины XVI века вскрытия проходили достаточно часто, в отличие от других университетов Европы. На вскрытиях могли присутствовать девушки. Часто на анатомические сессии приходили клирики. В университете регулярно действовал анатомический театр. Преподаватели могли сами проводить операции и подобные практики не преследовались в отличие от других университетов. В Падуе, например, в то же время походили студенческие забастовки из-за того, что анатомические сессии проводились редко или проводились один-два раза в год, вместо положенных трех. Тогда преподавателю-энтузиасту Джулио Кассерио, после конфликта с университетскими властями, пришлось отстроить свой собственный анатомический театр и проводить там анатомические сессии. Но после того, как университет начал преследовать Кассерио, итальянский анатом отступил и студенческие волнения усилились.

Благодаря дневнику Феликса Платтера мы узнаем, что В Монпелье противостояние медицины и хирургии не было таким сильным, как в других европейских университетах того времени. «Хирургия — падчерица медицины» — эта антитеза преувеличена для Монпелье XVI века. Мы видим, что в борьбе поколений есть преподаватели, которые также выбирают сторону модернизации, и мэтры, которые ранее не принимали физического участия в операциях, теперь сами их проводят. Из разнообразия деталей и фактов, мы узнаем, что медицинский факультет Монпелье был одним из самых либеральных среди других своих европейских коллег, потому что на анатомические сессии допускались и девушки, несмотря на то, что вскрывали труп мужчины. Это удивило Феликса, по его мнению — это была не самая обычная практика. По общим представлениям о запретах на вскрытие трупов из истории инквизиции или из городских законов сложно представить, что студенты могли бы спокойно посещать кладбище раз в месяц и препарировать свежие трупы (в Англии было официально разрешено вскрывать и исследовать трупы только Анатомическим актом 1832 года). Однако, снова обращаясь к конкретному личному источнику, мы видим, что студенты Монпелье, которые посещали кладбища, не только не получали никаких наказаний, но и могли, после некоторых уговоров, пронести тело посреди ночи в город через главные городские ворота. Монахи, охраняющие кладбище ночью и встретившие студентов, не объявили розыск с утра и не преследовали студентов, ограничившись запретом для все студентов гулять ночью близ кладбища. Подобное отношение наталкивает нас на мысль, что среди студентов существовала далеко не одна группировка, которая пробиралась ночью в монастырь и это легко объяснить тем, что в это время вышла в свет книга Андреаса Везалия, которая увеличила интерес к анатомии и вскрытию.

Феликс отправляется учиться на лучший медицинский факультет своего времени. Об это мы поговорим подробнее в следующей главе.

 

1.Медицина как призвание (Beruf): Родительская воля и личный выбор.

А. Выбор старших

В данном параграфе мы попытаемся ответить на вопрос, почему Феликс выбирает именно профессию врача.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Заказать диплом

Стремление к карьере медика было унаследовано им от отца. Томас Платтер Старший рассказывает о том, что он сам очень хотел стать врачом. Когда в Базель приехал бывший придворный медик Вильгельма IV Баварского венецианец Иоанн Эпифаний, Томас обратился к нему за советом насчет своих головокружений. Эпифаний предложил Томасу стать его слугой, а Анне, жене Томаса, его служанкой. Томас тут же оставил свое место преподавателя-ассистента («провизора») в Базельской коллегии, и свои занятия книгоиздательской деятельностью, вызвав тем самым осуждение как городских и университетских властей, так и своих друзей-типографов. Как признается он сам: «меня очень тянуло к медицине, а доктор обещал меня ей поучить». Его согласие стать слугой тем более удивительно, что Томас всегда дорожил своей независимостью и не хотел быть никому ничем обязанным, отказавшись в свое время даже от покровительства со стороны самого Эразма Роттердамского. Тем не менее он, взяв с собой жену и грудную дочь Маргариту, отправился за венецианским врачом в Прунтрут. Кстати, если учесть цель маршрута, то перед нами — еще одно вопиющие отступление Томаса от его жизненных правил: в Прунтрут в ходе Реформации была перенесена кафедра епископа Базельского, чьим врачом и стал теперь Эпифаний. Искренний сторонник учения Цвингли, Томас резко осуждал католическую мессу и католический клир, но тем не менее соглашался войти в свиту католического иерарха. В этой поездке Маргарита умирает от чумы, которая царила в это время в Прунтруте. Заражению подверглась и жена доктора, а вскоре и сам Эпифаний, который «трусил до смерти и оттого напивался каждый день». Доктор бежал в Дельсберг, оставив больную жену, затем переехал в Мюнстер, где и скончался. Перед смертью он послал Томаса к жене, которая отказалась идти прощаться с мужем и только передала Платтеру на хранение самые дорогие вещи, в том числе и рецептурную книгу (experimentbch). Томас, вернувшись в Базель, обратился к Опорину, с которым он ранее издавал в типографии книги по медицине, и коллеги вместе взялись переписывать объемный манускрипт покойного врача. Рецептурную книгу, которая, судя по всему, обладала большой информационной насыщенностью, сулившей прямые материальные выгоды, Томас и Опорин переписывали шесть недель. Жена покойного Эпифания, отчаявшись получить книгу назад, попросила у Томаса «одолжить ей только рецепт слабительного из изюма. С продажи этого лекарства она думала жить». К сожалению, о дальнейшей судьбе рукописи Эпифания Томас-старший не упоминает. медицинский хирургия фармакопея аутопсия Среди друзей Томаса были не только книгопечатники, но и люди из медицинской среды. Так, согласно упоминанию самого Феликса, Томас однажды принимал участие во вскрытии тела преступника, выданного медикам городскими властями Базеля. Он ассистировал своим приятелям — Якобу Лё, которого современники называли «искусным анатомом», базельскому аптекарю Людвигу Генденбаху и городскому хирургу Францу Янкельману. Фигура Янкельмана была чрезвычайно значимой для Томаса-старшего и его сына Феликса. Ученик самого Везалия, Франц Янкельман был в Базеле человеком уважаемым и зажиточным, причем с Томасом его связывала давняя дружба — они вместе ходили на охоту, часто приглашали друг друга в гости. Томас мечтал, чтобы его сын женился на единственной дочери Янкельмана — Магдалене, приобщившись тем самым к заветной для Томаса среде медиков.

Янкельман, судя по воспоминаниям Платтеров, относился к этой перспективе без особого энтузиазма. После смерти жены он не хотел расставаться с любимой дочерью, да и материальное положение семьи Платтеров, обремененной долгами, не внушало ему доверия. Впрочем, он заявлял, что, если Феликс станет настоящим доктором, и уважаемым в Базеле человеком, он готов согласиться. Возможно, со стороны хирурга это была удобная формула если не отказа, то затягивания решения без разрыва отношений со своим старым приятелем. Перспектива обретения Феликсом докторской степени казалась Янкельману весьма туманной.

Однако Томас был уверен в обратном. За два года до отправки Феликса в Монпелье, Томас сказал своему другу и коллеге Паулю Хохштеттеру о своем четырнадцатилетнем сыне следующую характерную фразу: «Парень будет медиком милостью Божией. Он осуществит то, что я не мог сделать, и, добившись этого, исполнит свое призвание («beruf»).

Надежды на медицинскую карьеру переплетались у родителей Феликса с надеждами на социальное возвышение. Эти чаяния выразила его мать Анна. В 1549 году, во время опасной болезни, находясь, как все считали, при смерти, она завещала Феликсу, чтобы он не женился рано, а сначала выучился и стал настоящим доктором, чтобы не остаться на всю жизнь простым «школьным учителем».

После смерти сестры Урсулы в 1551 г. Феликс оставался единственным наследником. Все надежды семьи теперь связанны были только с ним. Отныне все свои скудные ресурсы Платтеры сконцентрировали для организации, казалось, чрезвычайно затратного мероприятия: обучения в Монпелье, а не в родном Базеле. В этой рискованной затее был свой расчет. Томас и Анна, несмотря на стремительное социальное возвышение, и достигнутые социальные позиции, так и оставались в глазах окружающих бывшими бродягой-пастушком и служанкой. В отличие от состоятельных базельских горожан, они не могли опереться на солидную материальную базу, созданную предыдущими поколениями. Успех Феликса мог быть подкреплен только личными способностями и блеском его медицинского образования, а не богатством семьи. Базельский университет, при всем успехе местных гуманистических штудий, пока не пользовался славой первоклассного медицинского центра, и полученный здесь диплом при всех затраченных усилиях, не стал бы сильным козырем в карьере Феликса. Обучение в Монпелье безусловно ему такой козырь давало. В университете Базеля было мало хороших врачей и образование, полученное в Монпелье, давало все шансы Феликсу обрести кафедру в родном городе.

Томас не обладал достаточными материальными ресурсами, но это в определенной мере компенсировалось наличием «социального капитала» в виде разветвленной системы связей в среде гуманистов, книгоиздателей, университетских деятелей. Благодаря им удалось организовать обучение Феликса по «студенческому обмену». Взяв в свою школу на пансион Жильбера Каталана, сына аптекаря из Монпелье, Томас определил Феликса на постой и в какой-то мере — на обучение к отцу своего нового ученика. Помимо очевидной экономии средств на проживание, выгода состояла в том, что Феликс сразу оказывался погружен изнутри в мир лангедокских медиков. Каталан по роду своей деятельности был тесно связан с докторами медицинского факультета университета Монпелье, и Феликс, таким образом, сразу оказывался для последних в какой-то мере «своим».

Выбор был сделан, и 10 октября 1552 г. Феликс отправился в путь. Но насколько выбор родителей совпадал с его собственными желаниями?

Б. Мотивации Феликса.

Сам Феликс с детства мечтал стать врачом. Будучи мальчишкой, он любил посещать бойни, препарировал пойманных птиц. В отличие от обычной подростковой жестокости, им двигала любознательность — его интересовали мельчайшие детали: строение скелета, вен, сосудов и капилляров. У отца и в его библиотеке, и на складе его типографии сохранилось немало медицинских книг, многие из которых были снабжены гравюрами, изображавшими строение человеческого тела. Все это интересовало будущего врача.

При этом у него были качества, явно мешавшие его будущей карьере — излишняя впечатлительность, повышенная брезгливость. В раннем детстве сестра Урсула, когда на кухне разделывали курицу, вырезала из куриного мяса колечки и надев их на пальцы, пугала тем самым брата до судорог. Он избегал общества калек и увечных, всякого рода грязи. Во время страшной болезни матери, когда ее сильно рвало, Феликс должен был держать ее голову над тазом, что он и делал, но при этом все время в ужасе отворачивался, за что получил выговор от отца. Феликс не уточняет, что именно навлекло гнев Томаса больше — отсутствие сострадания к матери или брезгливость, несовместная в будущем с профессией врача.

Феликс никогда не скрывал, что его в значительной степени привлекал блестящий антураж статуса медика. Главу «Путешествие в Монпелье» он начинает с воспоминания о том, как увидел в детстве медиков, в свите важных персон, проезжающих по городу на красивых лошадях, а жители приветствовали их и выражали почет и уважение. Богатые одежды успешных врачей, престиж, которым они пользуются и который ставит их, людей, как правило, незнатного происхождения, вровень с муниципальной элитой, или даже включает их в ранг придворных — все это впечатляло Феликса. Не случайно, рассказывая о том, как он взялся в Монпелье за переписывание неопубликованного манускрипта доктора Фалькона, Феликс подчеркивает, что это был один из самых высокооплачиваемых докторов своего времени. Э. Ле Руа Ладюри на этом основании даже делает вывод о том, что блеск и богатство врачей были для Феликса Платтера более важной мотивацией, чем стремление помочь ближним выполнением своих профессиональных обязанностей. С этим утверждением все-таки трудно согласиться.

Смерть трех сестер и, в особенности, очень близкой к нему Урсулы от чумы, по-видимому, обусловили повышенное внимание именно к этой болезни, породив стремление отыскать средства противодействия ей. В Монпелье его чрезвычайно волновало здоровье оставшихся в Базеле родных и близких, и он неоднократно будет посылать им снадобья и рецепты для практического использования, в первую очередь — профилактические средства от чумы. Конечно, богатство врачей для Феликса значило немало, однако в не меньшей степени он восхищался их верностью долгу. На прощальный ужин перед отъездом Феликса, был приглашен Франц Янкельман, большой ценитель хорошей кухни. Но он покинул трапезу в самом ее начале, поскольку его вызвали осматривать чумного больного где-то за городом. К ноткам сожаления по поводу испорченного ужина примешивается восхищение верностью профессиональному долгу со стороны будущего тестя.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Заказать диплом

Брачный сговор с дочерью хирурга (хотя публично и не разглашавшийся) оказал на впечатлительного Феликса большое влияние. Он стыдился рассказывать о своих чувствах к Магдалене и признался в них только своему другу. В дальнейшем, уже из Монпелье, он будет постоянно интересоваться новостями о Магдалене, посылая ей различные подарки. Докторская степень для Феликса напрямую оказалась связана с личным счастьем. Более сильную мотивацию трудно было представить.

И, наконец, надо напомнить о том, что Феликс отправлялся в Монпелье уже имея неплохую интеллектуальную базу. Благодаря школе Томаса-старшего у него была очень хорошая латынь (что облегчит усвоение курса и минимизирует его лингвистические трудности в романоязычной среде), некоторые познания в греческом языке и надёжный культурный багаж общего гуманистического образования. Кроме того, по-видимому, пока вопрос с организацией его отправки в Монпелье еще не решался, Феликс начал посещать лекции Иоганна Губера в Базельском университете, где начал «зубрить Гиппократа». В том же году в Базеле проходило вскрытие, и Феликс очень хотел участвовать в нем, однако этому помешал отец, поскольку объектом аутопсии был мужчина с «галльской болезнью» и Томас боялся, что его единственный сын, надежда и опора, заразится «второй чумой Европы» во время вскрытия зараженного.

Таким образом, шестнадцатилетний юноша уже не представлял для себя иной карьеры, кроме медицинской. Семейная традиция, личные пристрастия, хорошее образование и, что важно — высокое чувство ответственности за семью — все это создавало необходимые изначальные условия для становления Феликса как медика.

2.Процесс обучения.

А. Формальные рамки учебного процесса.

В середине XVI века медицинский факультет Монпелье переживал расцвет. В этот период на факультете училось самое большое количество студентов за всю историю — это 150 — 200 человек. По приезде в Монпелье, Феликс сразу же явился на факультет, где был проэкзаменован доктором Оноре дю Шателем. В результате экзамена подготовку Платтера сочли достаточной для того, чтобы он был допущен к экзаменам. Об этом была составлена соответствующая запись:

«Феликс Платтер вписан нашими руками в книгу студентов медиков, в год 1552, 4 ноября. Его патрон — доктор Сапорта, декан нашей академии, который принял это заявление. Дано в Монпелье в установленном порядке. Доктор Гвишард».

О самом процессе обучения в его повседневном аспекте Феликс говорит мало.

В Монпелье учебный год начинался после 18 октября, после праздника св. Луки, считавшегося покровителем медиков, а заканчивался на Пасху. Студенты отдыхали по воскресеньям, по церковным праздникам и по средам, этот день обозначили как «День Гиппократа». В основном преподавание было сфокусировано на изучении работ античных и средневековых авторитетов: Гиппократа, Галена, Павла Эгинского — греческого хирурга и акушера VII века, Разеса и Авиценны — персидских ученых X и XI веков, чьи работы по медицине первыми были переведены на латынь в XII и XIII веках. Однако к моменту прибытия Феликса в Монпелье, здесь уже давно шел процесс пересмотра содержания медицинского образования. Под влиянием гуманизма, в особенности — эллинистических штудий, университетская медицина отворачивалась от арабского наследия. Арабские авторы рассматривались лишь как неудачные переводчики античного знания. Успехи эллинистов, подкрепленные достижениями книгопечатания, позволили обратиться непосредственно к новообретенным и «очищенным» текстам античных медиков. Так, Феликс закупил из Лиона и Базеля новые издания Галена, которого доставили ему в Монпелье на спинах мулов. Эти книги он тут же «бегло прочитал и прокомментировал».

Занятия начинались с шести часов утра с лекций, которые читали регенты — главные преподаватели университета.

«Лекций было много утором, с шести часов лекции читали Сабранус, Сапорта, Широниус, а с девяти часов — Ронделе. После обеда — лекции Фонтанона, Бокадуса, Гвишардуса, и Гриффиуса».

Четырые «утренних» преподавателя были лекторами-регентами. Согласно 1498 года на факультет назначалось четверо регентов-лекторов, получавших жалование от короля. Из их числа избирался регент-канцлер, глава университета. До 1554 года регент-канцлером был Жан Широн, который придерживался консервативных взглядов в вопросах обучения медицине. Феликс называет шестидесятилетнего Широна очень старым и не без удовольствия пишет о нем непристойности в своем дневнике. Отношение Феликса к Широну немного напоминает отношение Везалия и его парижских однокашников к старому, скупому и занудному преподавателю Жаку Дюбуа, который настаивал на том, что медицина — это цитирование Гиппократа и Галена.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Заказать диплом

Не только Феликс, но и другие немецкие студенты предпочитали прогуливать лекции Широна. Вместе с друзьями Феликс вместо его лекции шли в харчевню «Три короля», где заказывали свинину и запивали ее мускатом. Главным было успеть вернуться к следующей лекции доктора Гийома Ронделе (Rondibilis), пользовавшегося неизменным уважением студентов и, в особенности- самого Феликса, за умение применять свои знания в практической медицине. То, что он стал с 1554 года регент-канцлером медицинского университета, было воспринято всеми с радостью. Ему, действительно, удалось многое сделать, чтобы придать образованию более практический характер.

До обеда проходили основные лекции, которые вели четыре регента, после обеда — магистерские лекции за которые отвечал под руководством декана, заведующего учебным процессом. Эти лекции читали ординарные преподаватели. Возможно, занятия были посвящены более частным вопросам, но Платтер ничего не пишет об их содержании. Единственное упоминание относится к частым отменам лекций, к сильному неудовольствию студентов. В отличие от регентов, лекторы магистерских курсов в основном зарабатывали визитами к больным и консультациями, и к своим профессорским обязанностям относились не всегда добросовестно. В 1556 г. студенты, наконец, возмутились и прекратили занятия требуя наведения порядка на факультете.

После официального окончания учебного года начинались летние курсы, которые были уже платными. Феликс не был доволен качеством этих лекций. Впрочем, возможно, его требовательность была продиктована желанием сэкономить родительские деньги. Поэтому больше времени он уделял самостоятельным занятиям.

В учебный процесс входили и анатомические сессии. Новый глава университета Ронделе, начал свою деятельность с ремонта старого и со строительства нового анатомического театра. Новый анатомический театр был открыт в 1556 г. Во время учебной аутопсии обычно председательствовали доктор Гвишард и регенты Сапорта и Ронделе. Всего, за время обучения Феликс посетил (а он не пропустил ни одну) 11 официальных анатомических сессий. В среднем за год проводилось 3-4 вскрытия в зимний период с ноября по март. Все они старательно фиксировались Платтером в его записях.

Еще одной формой обучения было участие в диспутах, игравших роль своеобразного семинара. Феликс обращает наше внимание на любопытную деталь. Несмотря на то, что диспуты, как и лекции велись по-латыни, немецкие студенты диспутировали только с немцами, французы — с французами. Единственным из «немцев», кто осмелился несколько раз выступать перед «французами» (т.е. романоязычными студентами), был сам Платтер.

В 1556 году Платтер сдавал итоговый экзамен. Процессом руководил Сапорта, как научный руководитель Феликса. Оппонентами Платтера стали тот самый Широн, бывший регент-канцелер, затем Грифиус, Фонтанон и Эроард. Экзамен длился 3 часа с шести до девяти утра. Диплом Феликс получил в церкви — это тот редкий случай, когда ему пришлось зайти в католический храм.

Б. Отношения с преподавателями.

По приезде Феликс поселился в доме Лорана Каталана — одного из самых известных аптекарей своего времени. По происхождению Каталан был мараном, так называли потомков, испанских иудеев, принявших христианство, но находившихся под подозрением в тайной приверженности старой вере. Мараны — «новые христиане» находились под подозрением испанской инквизиции и поэтому многие их них переселялись в другие страны. О приверженности Каталана иудаизму Феликс напрямую ничего не пишет, разве что упоминает об отсутствии свинины за его столом, что для швейцарца было удивительно. Вспомним, как он лакомился свининой, прогуливая лекции. Между Каталаном и Платтером установились в целом вполне доверительные отношения.

Вскоре выяснилось, что религиозные взгляды Феликса и Каталана оказались схожими. Иногда, по вечерам, расположившись у камина Каталан, который плохо знал латынь, передавал Феликсу латинскую Библию, где отсутствовал Новый Завет, и Феликс читал для него и комментировал текст. Доктора восхищала книга пророка Варуха, который проповедовал против изображений и идолов. «Он был маран и любил идолов не более, чем их любят евреи. Но он не смел говорить это открыто. Он часто прерывал меня на словах — ergo nostri sacerdotes — следовательно, наши священники…, — чтобы спросить, зачем нашим священникам они [святые] нужны? Я говорил, что они ошибались и наша религия отвергла образы и кумиры и приводил в пример множество пассажей, где это запрещает сам Бог».

Тем не менее, осторожный Каталан опасался открыто сближаться с протестантами, будучи подданным «христианнейшего короля». Вскоре выяснилось, что он хочет отозвать своего сына Жильбера из Базеля, чтобы он не стал там «еретиком». Для Феликса такое решение было бы роковым — операция по обмену студентами лишалась бы смысла. К несчастью для Каталана и к счастью для Феликса, Жильбер увлекся в Базеле одной девушкой и категорически отказался возвращаться. Любопытно, что, сокрушаясь по поводу судьбы своего непутевого сына, Каталан просил помощи у Девы Марии. По ироничному замечанию Э. Ле Руа Ладюри, Каталан на бытовом уровне проявлял экуменизм: молился Деве Марии, поддерживал протестантов, его сыновья прошли обряд обрезания, а сам он дома ел кошерную пищу руками на «испанский манер».

Как бы то ни было, то, что Феликсу сразу же удалось войти в доверие к своему хозяину и, несмотря на мелкие ссоры, сохранять его до конца обучения, обернулось для него двумя необычайно выгодными обстоятельствами. Во-первых, Феликс, не записываясь на факультет фармакологии, тем не менее получил редкую возможность обучаться тонкостям фармацевтики на практике, ассистируя Каталану и его ученикам в приготовлении лекарств. Во-вторых, он сразу же оказался включенным в сеть солидарностей, объединявших всех медиков — маранов, имевших при этом «союзнические» отношения с крипто-протестантами, как правило уроженцами Лангедока. Вместе обе этих группы составляли подавляющее большинство в медицинском мире Монпелье, и проникнуть в этот мир «со стороны» было непросто. Феликс сразу воспринимался как «свой», что дало ему возможность приписаться к самому влиятельному доктору Сапорте. Лучшего выбора Феликс не мог сделать. Но еще важнее, что мэтр согласился его взять, ведь, если верить воспоминаниям Феликса один ученый в год мог взять под свое руководство лишь одного ученика. Любопытно, что в цитированной выше записи в книгу студентов, Сапорта назван «отцом» Феликса. Связи с научным руководителем осмыслялись в терминах родства.

Антуан Сапорта — потомственный врач, местный авторитетный ученый, друг Рабле. Его дед Луи был личным врачом Карла VIII, отец, которого тоже звали Луи, был городским врачом в Тулузе, сам Антуан обучался в Монпелье с 1521 года и также стал врачом. В 1556 году Антуан Сапорта становится деканом факультета, отвечая за образовательный процесс. По происхождению Сапорта, как и Каталан, был мараном, поэтому они тесно общались. По мнению Ле Руа Ладюри, между крипто-иудеями и крипто-протестантами сложилась определенная близость на почве неприятия догматов католицизма, тайного отторжения официального культа.

Как и другие медики XVI века Сапорта занимался изучением венерических заболеваний, в частности, сифилиса. В то время как Джироламо Фракасторо (1478 — 1553 гг.) опубликовал работы о галльской болезни, сифилис стали считать второй чумой.

Еще одним близким для Феликса преподавателем был Гийом Ронделе, он же доктор Рондибилис, упомянутый Рабле в «Третьей книге героических деяний и речений доброго Пантагрюэля», в историю науки вошедший не только как врач, но еще и как выдающийся зоолог и ихтиолог. Ему принадлежит труд «Всеобщая история рыб» (1554 г.), кроме того он также был мастером составления гербариев, а также одним из лучших анатомов, проводившим множество вскрытий. Сам Ронделе был учеником Иоганна Андернаха, пионера ренессансной анатомии. С Ронделе Феликс был знаком еще до приезда в Монпелье. 21 октября 1552 года. Узнав, что этот прославленный доктор находится в Лионе, сопровождая больного кардинала де Турнона, Феликс отправляется к нему в гости, перебравшись через Рону. Доктор, который в это время ставил клистиры кардиналу, тем не менее удостоил юношу длительной беседы. В дальнейшем Ронделе был объектом восхищения и образцом для подражания Феликса. В особенности в его страсти производить аутопсию при первой же возможности, и постоянно препарировать животных и рыб. Известно, что Ронделе не пропускал ни одной возможности осуществить вскрытие, даже если речь шла о близких родственниках.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Заказать диплом

Доктор Гвишард, также выделяется Феликсом из прочих. Один из «ординарных» «послеобеденных» лекторов университета, он при этом руководил всеми анатомическими сессиями, спускаясь в анатомический театр. Он никому не доверял скальпеля и даже отказался от услуг цирюльника, котором прежде поручали «механическую» часть вскрытия. Феликс отмечает также редкий случай проведенной Гвишардом публичной операции на живом человеке.

Наконец, следует упомянуть важную для Платтера фигуру Франсуа Фонтанона, одного из четырех регентов, ботаника и анатома, сына знаменитого тогда медика Дени Фонтанона. На момент обучения Феликса уже весь Лангедок знал Франсуа Фонтанона. Отметим, что степень уважения к преподавателю почти напрямую для Феликса определялась его успехами в хирургии, знанием анатомии.

Но самые тесные отношения установились с преподавателем Оноре дю Шателем, который, как мы помним, проводил вступительные испытания Феликса. Дю Шатель — единственный преподаватель, которого Феликс часто называет просто по имени. Любопытно, что он, пришелец из северной Франции, был правоверным католиком. Это не мешало его дружбе с протестантом — Платтером, но негативно сказывалось на университетской карьере дю Шателя. По мнению Ле Руа Ладюри, в результате своеобразного союза между крипто-иудеями и крипто-протестантами, парадоксальным образом, в стране, где при Генрихе II протестанты подвергались жестоким преследованиям, ортодоксальные католики испытывали в университете нечто вроде дискриминации. Во всяком случае католик дю Шатель, в будущем — королевский врач, долгое время не мог занять должность не то что регента, но и профессора, довольствуясь лишь эпизодической ролью «летнего» лектора.

Феликс часто общается с Оноре в неформальной обстановке. Например, дю Шатель достал Платтеру билет на балкон перед эшафотом, где проходила казнь колдуна — это было лучшее место для просмотра, где сидели аристократы и вельможи. Феликс же стремился использовать любую возможность для пополнения своих знаний об анатомии.

Дю Шатель, имевший заслуженную репутацию гуляки, ухаживал за женой одного из профессоров — Грифиуса, приводил на свидание Феликса, чтобы тот играл на лютне, пока дю Шатель декламировал стихи и признания.

Но самым важным для Фелкикса было то, что Дю Шатель иногда позволял сопровождать себя во время посещений больных. Этот опыт был бесценен.

В. Неформальное общение, «горизонтальные связи».

Феликс немного рассказывает об официальной части обучения, но при этом глава о Монпелье — самая большая в дневнике. Как автор любой автобиографии, Феликс больше обращается к личным переживаниям и процесс его становления медиком лучше виден за пределами рутинного учебного процесса. Если о лекциях и диспутах говорится мало, то вскрытиях — больше, но, если верить, записям Платтера, наибольшее время занимало неформальное общение в университетской и около-университетской среде.

В окружении Феликса были друзья-медики. Знакомство с представителями медицинской профессии началось у Феликса Платтера вместе с началом его путешествия в Монпелье. Первым компаньоном Феликса на пути в Монпелье стал учитель из базельской гимназии Св. Петра Томас Шойпфиус. Изначально Шойпфиус был музыкантом, но затем он захотел стать врачом. После того, как в пути захромал конь Шойпфиуса, и учитель принял решение добираться до Монпелье водным путем, компаньоном Феликса становится Мишель Эроард, который был известным хирургом в Монпелье, выходцем из семьи медиков. Его сын Жан станет личным врачом четырех французских королей. Сам Эроард был страстным сторонником Реформации. Именно он станет оппонентом Феликса на выпускном диспуте.

В доме Каталана соседом Платтера был Иоганн фон Одрацхайм — фармацевт-стажер из Страсбурга. Именно он успокоил Феликса, когда тот испугался сборщиков оливок, явившихся наниматься на работу со своими жердями. Базелец решил, что это католики пришли расправиться с ним, узнав, что он — протестант.

Поначалу Феликс общался только в немецкой среде. В дневнике он постоянно отмечает, кто из земляков приезжает в город, а кто уезжает. С «немцами» Феликс пьет вино, прогуливает лекции Широна в харчевне «Три короля», ходит к морю, свершает экскурсии, играет на лютне и упражняется в стихосложении (его другом был немецкий поэт Лотихиус). В Монпелье Феликс знакомится с сыном Микония (у которого когда-то служил Томас Платтер) — Якобом Миконием. Вместе они ходили на уборку винограда на виллу Каталана. Еще одним другом Платтера был доктор Панталеон — великовозрастный студент, имевший теологическое образование, но в тридцать лет пожелавший стать медиком (ему удалось пообщаться в свое время и с Парацельсом, и с Везалием).

Немцы из друзей Феликса любили подшучивать друг над другом. Например, Лотихиус сразу не признался Феликсу, что он поэт и попросил Платтера дать ему уроки по стихосложению, после чего над Феликсом долго смеялись. Затем Лотихиус и Платтер издевались над Панталеоном, когда тот прописал женщине от бессонницы обливаться водой раз в час в течение ночи и называли его «Доктор-Ведро».

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Заказать диплом

Отношения между немцами были в целом доверительные. Платтер в случае необходимости (раны, вывихи, болезни) стремится оказать товарищам медицинскую помощь, получая поле для клинической практики. Но оказание медицинских услуг лицом, не получившим медицинского диплома, строго каралось. Лишь в отношении земляков Платтер был уверен, что его лечение останется тайной. Феликс внимательно следит за успехами тех, кто уже покинул университет. В каком-то смысле в том был и прагматический интерес — в немецком мире они в дальнейшем либо будут конкурировать или помогать друг другу (Феликс очень боялся, что кто-то из однокашников отправиться практиковать в родной Базель, что осложнило бы реализацию дальнейших планов семьи Платтеров).

Но в отличие от своих земляков, Платтер был открыт и для общения с французскими коллегами. С французскими студентами, например, с группой, возглавляемой неким Галлотусом, Платтера с 1554 г. связывало участие в ночных вылазках на кладбище, где будущие медики стремились обрести недостающий практический опыт. Они вскрывали свежие могилы, стараясь раздобыть пособия для проведения вскрытий. Галлотус был бакалавром медицины, женатым на жительнице Монпелье и потому обладавший собственным домом, в подвале которого можно было проводить вскрытие похищенных трупов. Опасность, порой весьма серьезная, сплачивала студентов. Конечно, речь идет о тех знаменитых историях, о которых повествуют и такие известные естествоиспытатели как Андреас Везалий и Джордж Бьюкенен (1506 — 1582 гг.), о том, как студенты под покровом ночи пробирались на монастырские кладбища, чтобы выкопать свежие трупы, перенести их в секретное место и препарировать. Первая экскурсия подобного рода состоялась 11 декабря 1554 года. Ночью Галлотус привел компанию в монастырь августинцев, где их встретил монах — брат Бернард, готовый предоставить любую помощь студентам. Когда студенты пришли в монастырь, в келью Бернарда, они спокойно пили вино, дожидаясь полуночи. Затем, в тишине, со шпагами в руках, они прошли на кладбище и выкопали труп руками, потому что земля была еще легкая, «покойника закопали сегодня… это была женщина с врожденной деформацией ног, обе ступни были повернуты внутрь». Брат Бернард указывал студентам на свежие могилы, трупы приходилось выкапывать руками, потому что выйти незамеченными с лопатами через городские ворота и охрану у группы студентов вряд ли бы вышло. В этот раз студенты напрасно вооружились, вся экспедиция на кладбище Св. Дионисия прошла спокойно. Вдохновившись удачным походом, в следующий раз студенты повторили вылазку через пять дней, а по словам самого Феликса — поход планировался уже через два дня после первого. Но поход 16 декабря 1554 г. прошел не так гладко, как первый, студенты подверглись большой опасности. Следует отдать должное Феликсу и его подробным отчетам, с толикой юношеской наивности, которая превращает рассказ о варварских занятиях в юмореску. Сначала юноша рассказывает о том, какую вкусную курицу с капустой приготовил им брат Бернар, восхищается кулинарными способностями монаха и тем, как хорошо питаются монахи. Затем юноши отправились на кладбище, чтобы вырыть два новых трупа, в это время к ним почти вплотную приблизились монахи, вооруженные шпагами. Студенты этого сразу не заметили, поэтому трупы пришлось спешно завернуть в одеяла, пробежать с ними до города и пролезть под городскими воротами, чтобы не будить швейцара, и протолкнуть туда же трупы. Стоит отметить, что до этого студенты придумывали легенду для сторожа, о том, что и зачем они перетаскивают в город в столь поздний час и спокойно проходили через городские ворота. По итогам ночного приключения, Феликс отметил для себя два главных события: во-первых, он поцарапал нос, во-вторых, как истый протестант не мог иронично не отметить, как все-таки славно живут монахи и какая у них вкусная курица на ужин. Одеяло — flassada — в которое заворачивали трупы, Феликс упоминает с первых дней своего прибытия в Монпелье. Он купил его на деньги, которые выдал ему Каталан за лошадь. Одеяло, вероятно, запомнилось Феликсу именно благодаря ночным похождениям, а не потому, что в комнате, где ночевал Платтер не было стекла и монпельесскими зимами спать в ней было холодно.

Несмотря на опасности и на обещание монахов впредь стрелять в студентов без предупреждения, подобные вылазки будут повторяться неоднократно.

Любопытно, что немцы очень хотели присоединиться к этим ночным вылазкам, и Платтер однажды взял с собой Микония. Это была неудачная экспедиция, за ними долго гнались вооруженные монахи, сторожившие кладбище.

В тот день их добыча состояла из мертвого студента, которого они знали, его легкие разлагались, воняли, а наши студенты обнаружили камни в его легких. Второе тело принадлежало маленькому ребенку, из него студенты сделали скелетик. Хотя ни студенты, ни монах не были уличены или наказаны, кладбище с тех пор стали охранять и не подпускали студентов на пушечный выстрел. Возвращение юношей на кладбище состоялось спустя всего полтора месяца после инцидента с вооруженными монахами.

-го января юноши вскрывали старую женщину и ребенка прямо в стенах монастыря, потому что унести тела с кладбища было невозможно. Никаких подробностей о том, насколько было опасно вскрывать тело в монастыре автор не дает, но в их случае все прошло гладко.

Французы взяли с Платтера обещание, держать в тайне от немцев планы их очередной экспедиции. Это было чревато для Феликса конфликтом с соотечественниками, затаившими за это на него обиду. Немцам тоже очень хотелось расширить свою практику.

В ноябре 1556 г. Феликсу пришлось испытать более серьезный «конфликт идентичностей», столкнувшись с необходимостью выбора между верностью связям «горизонтальным» и связям «вертикальным». Возмущенные, тем, что профессора часто пропускают занятия, студенты организовали бурную сходку, призывая явиться на нее всех студентов, находящихся в аудиториях. Феликс беседовал со своим руководителем — Антуаном Сапортой, когда за ним явился немецкий студент Хохштелер, требуя присоединиться к «сходке студентов всех наций». Платтеру очень не хотелось расстраивать своего патрона, тем более, что Спарота в это время занимал должность декана, в чьи обязанности и входил контроль за учебным процессом — следовательно недовольство студентов в итоге было направлено непосредственно против него.

Но Феликс вынужден был присоединиться к студентам, единственный раз расстроив своего университетского «отца». В конце концов, после подачи коллективной жалобы в суд, требования студентов были удовлетворены.

3.Области интересов будущего медика.

А. Фармакопея.

В первую очередь Феликса заинтересовала фармацевтика, которой он занимался в аптеке Каталана. Из-за того, что все свои знания об этой дисциплине он получал по месту своего жительства, мы даже не знаем, входили хотя бы элементарные курсы фармакологии и ботаники в обязательный curriculum будущих медиков.

Феликс живо интересовался средствами, способными противостоять чуме. Напомним, что это болезнь унесла жизнь его сестер. Его поспешный отъезд в Монпелье также был вызван тем, что эпидемия снова вернулась в Базель, и следовало спешить, пока вести об этом не распространились далеко за пределами города, и тогда Феликса, прибывшего из зачумленной местности, никто не принял бы. Уже в Монпелье Феликс некоторое время опасался, что Каталан, узнав от сыновей об эпидемии, свирепствующей в Базеле, выгонит Платтера из дома.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Цена диплома

Феликс однажды отправляет домой терияк и толченную фиалку, как средства от чумы. Терияпротивоядие, средство против звериного яда) — со времен Античности терияк считался лекарством «сверхъестественного» происхождения, исцеляющим любые болезни. Рецепт терияка разнился, однако, чем больше различных компонентов животного, растительного, минерального происхождения добавлял медик, тем действенней считалось лекарство. Самый большой рецепт терияка описывает до 70 компонентов. Античные, арабские и средневековые авторы считали терияк сильнейшим лекарством против чумы. Феликс сам занялся приготовлением различных вариаций этого снадобья.

Осенью того же 1554 г. года Феликс подготовил уже сам себе лекарство от болезни глаз, а затем излечился от простуды благодаря своим же снадобьям.

Б. Аутописии.

Кроме фармацевтики Платтера чрезвычайно интересовали анатомические вскрытия. Он сам продолжал препарировать животных и птиц, подражая своему кумиру — доктору Ронделе. Стремление расставлять препараты в доме Каталана, вызвало серьезные нарекания последнего. Но ничего не помогало. По словам Э. Ле Руа Ладюри — для Платтера проводить вскрытия было как для нас дышать. Он даже к письмам домой часто прикладывал не только лекарства, но и какой-нибудь «маленький скелетик».

Он старательно отмечает присутствия на университетских вскрытиях. Первая анатомическая сессия проходит через месяц после прибытия Платтера в Монпелье. «14-го ноября проходило вскрытие в старом театре (воспоминание написано post factum, поскольку новый анатомические театр был открыт лишь в 1556 г.). Оно проводилось на теле мальчика, который умер от абсцесса в желудке (плеврит). Внутри его груди «in succingente membrane» была только синюшность, ни припухлости, ни абсцесса. Легкое было присоединено к организму связками, которые должны были быть вырезаны перед удалением. Доктор Гвишард председательствовал на вскрытии трупа, а цирюльник делал операцию. Кроме студентов, в аудитории было много людей из знати и вельмож и даже молодые девушки, несмотря на то, что препарировали юношу, также присутствовало несколько монахов». Перед нами классическое разделение обязанностей: ученый-медик дает указания, а хирург-цирюльник, представитель «рукомесла» осуществляет практические действия по команде врача. Но эта система подрывалась с двух сторон — хирурги претендовали на самостоятельность, и даже превосходство и сами издавали труды на французском языке. С другой стороны, ученые-медики сами брали в руки скальпель все чаще, как тот же Гвишард через год после описанных событий. Феликс является отличным наблюдателем, он специально отмечает тот факт, кто председательствовал на сессии, и кто на самом деле препарировал тело. Кроме того, он вполне подробно описал плеврит, с учетом того факта, что это всего третья неделя его обучения. С точки зрения истории университетской культуры мы получаем важный исторический факт — женщины могли присутствовать на вскрытии. Интересен факт присутствия в анатомическом театре представителей клира.

Далее упоминает совсем коротко о еще одной анатомической сессии 5 декабря 1552 года, руководство над которым осуществлял уже Доктор Сапорта — анатомические сессии происходили в университете относительно часто. Ко времени поступления Феликса на медицинский факультет, Андреас Везалий (1514 — 1564 гг.) уже издал свою знаменитую работу «De humani corporis fabrica», поэтому анатомические занятия набирали популярность. Историки медицины отмечают, что анатомические вскрытия проходили зимой, потому что в канун Рождества у учеников и учителей не было основных занятий, поэтому они свободно могли посещать вскрытия с Рождества и до окончания зимних каникул, хотя и двух недель в год не хватало для подробного изучения анатомии. В Монпелье, как мы видим, проходило несколько сессий в год, и они были интегрированы в учебный процесс.

Итак, спустя год, Феликс упоминает совсем коротко о еще одной анатомической сессии. Как мы видим, перерыв между анатомическими сессиями мог быть достаточно большим, однако примечательно, что в этот раз сессию проводил сам врач, а не приглашенный цирюльник. Однако скорее всего это была частная практика, потому что дальнейшие дневниковые записи либо умалчивают о том, кто проводил анатомическую сессию, либо это был все тот же цирюльник. Нэнси Сираизи выделяет социальные категории среди хирургов, то есть, например, мэтры занимали более высокое социальное положение, чем цирюльники, и здесь мы имеем дело как раз с этой иерархией. Гвишардус сам является мэтром, но часто сам не проводит операций. Еще одну анатомическая сессия проходила 2 февраля 1554 года: «2 февраля была еще одна анатомическая сессия, субъектом был мужчина, чьи легкие были в ужасном состоянии. Председательствовал Гвишард». Никаких подробностей более мы не узнаем. Однако это была вторая сессия за последние три месяца и проходила она явно в Рождественские каникулы. Медицинский факультет Монпелье проводил больше анатомических сессий, чем в других университетах Италии, Франции и Испании.

Однако, по всей видимости, как и везде, студенты, как и пришедшие «зрители», впрочем, как и сам мэтр были лишь наблюдателями, а вся практическая часть по-прежнему предоставлялась непрофессиональным хирургам. Накануне Дня всех Святых того же года, под председательством Ронделе, препарировали обезьяну, ее печень и селезенка были покрыты водяными гнойничками, которые лопались от малейшего прикосновения. Феликс предположил, что она умерла от водянки. Интересно, что в данном случае Феликс скорее всего говорит о собственном опыте, то есть когда вскрытие проходило на животных студенты могли находиться очень близко к объекту исследования и даже собственноручно его исследовать.

В следующие два года обучения (1555 — 1556 гг.) анатомические занятия шли своим чередом — теперь они проходили чаще, в данном случае Феликс упоминает их два раза за год, но это все равно не заменяло личного опыта, который получал будущий медик в кружке французов. Тем временем с кануна Дня всех Святых в университете снова проводилось официальное вскрытие. 17 января 1555 г. Феликс в одну строчку упоминает о том, что вскрывали молодого работягу, где председательствовал Гвишард,

Последний ноябрь учебного цикла также пополнил коллекцию анатомических сессий: 2 ноября проходило вскрытие мужчины под руководством доктора Бокадуса, 22 ноября Мишэль Эроар (некогда сопровождавший Феликса из Швейцарии в Монпелье) — хирург, делал операцию на варикозных венах бедра живого каноника, для предотвращения формирования абсцесса. Это первое и единственное упоминание об операции на живом человеке, хотя Феликс и не говорит ничего об исходе операции.

Вскрытия в основном происходили в зимние месяцы, с наступлением холодов (ноябрь — февраль). Как и в других университетах Европы, в Монпелье вскрытия проводились в холодное время года для лучшей сохранности трупов, однако значительно чаще, чем других университетах.

К этому надо добавить, что Феликс посещает многочисленные казни, проводимые в городе. Кроме упомянутого случая со скипидаром для аутодофе, его записи не отражают внутренних переживаний. Интерес, скорее, профессиональный — еще одна медицинская операция. Только в одном случае, он демонстрирует некое сострадание. В 1556 году Феликс присутствует при казни своей знакомой. Служанка, жившая сперва у Каталанов, (она стащила с Феликса дорожные сапоги, когда он впервые прибыл в Монпелье), позже перешла в услужение одному клирику. Забеременев от него, она избавилась от ребенка, была разоблачена и подверглась казни. Феликс присутствовал и при вскрытии трупа младенца. Интересно что и на сей раз он воздержался от социальной критики — клирик, виновный в гибели служанки, остался безнаказанным.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Цена диплома

Тем не менее, студентам остро не хватало самостоятельного опыта вскрытия, что они и компенсировали рискованными ночными походами на кладбище.

В. «Книга живой природы».

Еще одной отличительной чертой молодого медика-Платтера было его напряженное внимание к окружающей природе. Судя по всему, Феликс уже обладал некоторыми знаниями о пользе целебных трав, которые передал ему отец, собиравший медицинские рецепты на протяжении всей жизни.

По приезде он сразу отмечает одну особенность региона: «Я очень удивился, увидев, что розмарин растет в поле также свободно, как можжевельник растет у нас. Там была душица и тимьян рос так хорошо, заполнив все поле и так тесно, что никто не обращал внимания на него. Розмарин используется для обогрева, здесь его так много. Они переносятся в город на спинах ослов и сжигаются в очагах. Для готовки они жгут бревна из деревьев, которые называются падуб (остролист), это разновидность дуба (дуб каменный). Их ягоды дают алый краситель или малиновый (cramoisi). Последнее название пошло от ягоды, которая называется kermes (кермес), они содержат маленьких червячков, которые дают оттенок, и, если ягоды не собраны вовремя, у червячков отрастают крылья и они улетают из кокона».

Все это время Феликс усиленно занимался ботаникой и начал собирать свой гербарий. Каталан передает Платтеру присланный из Испании лист инжира и Феликс начинает взращивать фиговое дерево. Летом 1553 года Феликс ездил собирать травы в Граммон, туда же, через сорок лет будет ездить Томас-младший.

Уже в первый учебный год (1553) он вместе с немецкими студентами отправляется на прогулку к морю, где собирает ракушки, крабов, наблюдает за земноводными. Сами жители Монпелье не ходили к побережью, потому что боялись подхватить малярию в болотистых местах близ моря. К тому же само побережье находилось достаточно далеко от города. Феликс и здесь проявляет наблюдательность. Он любил наблюдать за рыбаками, которые вытаскивали неводы и доставали из них морских обитателей. Вспомним, что его кумир — доктор Ронделе прославился еще и как ихтиолог.

Кроме наблюдения за морской флорой и фауной, Платтер посещает побережье и в медицинских целях — он принимает «песочные ванны». Однажды он простудился и заболел бронхитом после очередной прогулки к морю (закапывался в песок, проверяя его целебные свойства), но сам себя вылечил слабительным. Перед отправлением назад в Базель Феликс уже сам водил вновь прибывших немецких студентов к побережью.

Во время длительных экскурсий, Феликс живо интересуется термальными источниками, минеральными водами, отмечая их целебные свойства. Особое внимание он, в духе медицины того времени уделяет состоянию воздуха — влажный воздух болотистого берега опасен, сухой ветер с севера более благоприятен и т.д.

Таким образом, на примере воспоминаний Феликса Платтера мы получаем представления о «составляющих» успешного профессионального обучения. Прежде всего — хорошая мотивация и неплохая базовая подготовка.

В университете он усваивает общий теоретический курс медицины. Достаточно критически, порой, относясь к лекторам, он дополняет свой багаж за счет самообразования, покупая книги и переписывая рукописи. Большим подспорьем оказывается природная наблюдательность Феликса, его увлечение ботаникой и зоологией. В духе времени, в какой-то мере идя по пути Везалия, Платтер остро ощущает недостаток практических занятий по хирургии. Учебная программа Монпелье, пожалуй, на тот момент была наиболее ориентированной на освоение практической хирургии и анатомии. Но и этих занятий не хватало, и студенты стремились любыми путями восполнить недостаток практики своими рискованными предприятиями.

Важнейшим козырем Платтера оказалась возможность ознакомиться с фармакологией за счет пребывания в доме Каталана. Вообще-то «химию» и рецептуру изучали на особом фармакологическом отделении, готовившим аптекарей. Они всегда работали в тесном контакте с медиками, но все же это были различные ветви медицинского знания. Феликс стремится преодолеть этот разрыв также как он преодолевает разрыв между хирургами и врачами общего профиля.

С современной точки зрения, подготовке Платтера, как и всех других студентов Монпелье катастрофически не хватало клинической практики. Но разрыв медицинского образования с клинической практикой будет преодолен еще не скоро. Феликс стремиться его компенсировать, занимаясь самолечением (и тщательно описывая симптомы и применяемые средства), практикуясь на своих немецких друзьях и лишь изредка сопровождая Оноре дю Шателя во время осмотра больных.

Нужна помощь в написании диплома?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Сдача работы по главам. Уникальность более 70%. Правки вносим бесплатно.

Подробнее

Главное же, что дает университет будущему медику — возможность постоянного неформального общения с медицинской средой. Важно было выработать определенные навыки общения. Бурная студенческая жизнь с своими непременными атрибутами — шутками и розыгрышами опасными приключениями, особым типом доверительных отношений и узами солидарности оказывалась необходимым условием для профессионального становления. Главное было обладать внутренней твердостью, чтобы не потерять меру и еще — умением заниматься самообразованием, использовать любую возможность для пополнения знаний.

Феликс Платтер обладал всеми этими качествами в избытке.

Выводы

Итак, что почерпнул для себя Феликс Платтер в Монпелье и что определило его дальнейшую карьеру как медика.

Феликс известен как составитель гербариев. Мишель де Монтень, во время своей поездки в Швейцарию в 1608 году не упустил момента ознакомиться с коллекцией Платтера. Гербарий Феликс начал собирать еще в студенческие годы в Монпелье, под руководством Ронделе и Каталана.

Изначально занимаясь фармакопеей и увлекаясь исследованием новой флоры и фауны, Феликс затем переходит к самостоятельным вскрытиям сначала животных, затем и людей. Его развитие проходило по всем направлениям: он комбинировал изучение древних авторитетов с чтением современной ему литературы, посвященной медицине, знал, как приготовить лекарства, готовился к сдаче итоговых испытаний и одновременно к поступлению на службу в Базельский университет и, кроме анатомии и фармацевтики, обращал внимание на «модные» в то время темы: Феликс также будет заниматься изучением сифилиса, как его научный руководитель, и женской гинекологией, популярной после публикации трудов Реальдо Коломбо. Внимание ко всем сторонам жизни медика: к практической (ботаника, анатомия), теоретической (античные и современные авторы) сулили Платтеру хорошую карьеру, в чем нельзя было сомневаться. Его наблюдательность и внимательность касались не только медицины, но и умения разбираться в людях, ориентироваться в новой обстановке.

По возвращении в Базель одна из главных заслуг Феликса заключалась в том, что он привнес в curriculum медицинского факультета Базельского университета учение Везалия и поместил его над древними авторитетами: Гиппократом и Галеном. Это не значит, что и сам Феликс отвернулся от достижений древних авторов, однако в том, что касалось достижений в области его любимой анатомии, он соглашался со своими современниками. Кроме того, Феликс был настоящем гуманистом эпохи Ренессанса и не мог не признавать превосходство достижений своих современников над античными авторитетами. На родине Феликс прославился больше как городской врач. Платтер был первопроходцем в области эпидемиологии. Его трактат, посвященный чуме, пользовался большим успехом, а разработкой лекарств против чумы он занялся еще в Монпелье.

Он работал врачом в пяти эпидемиях чумы, которые были в Базеле в период с 1563 по 1611 год, но застал на своем веку всего семь волн эпидемий. В своих мемуарах он посвящает этим событиям отдельную главу, которая называется «Семь смертей Базеля». Первые шесть эпидемий (1539 — 1542, 1550 — 1553, 1563 — 1564, 1576 — 1578, 1582 — 1583, 1593 — 1594) он описал по памяти, а во время последней эпидемии (1609 — 1611 гг.) он хотел иметь полный контроль над скоростью протекания болезни, уровнем смертности и выживаемости, поэтому составил городскую статистику, где описал все дома города и количество жильцов в них. Платтер, как опытный врач хотел избежать предыдущие чужие недочеты. Знакомый с трудами итальянских врачей и опытом борьбы с чумой в Италии, Феликс понимал, что главная ошибка городских властей заключалась в продолжении внешней торговли во время эпидемии чумы. Городские власти боялись, что с прекращением торговли пошатнется экономика города, тогда как Феликс настаивал на том, что город необходимо закрывать на карантин, потому что заражение как раз приходит извне. Таким образом он составил подробную статистку чумной эпидемии за 1610 — 1611 год.

Мы не можем говорить о том, что именно в Монпелье Феликс увлекся психиатрией, которая принесет ему славу и благодаря которой он войдет в историю. Однако именно вскрытия, которые он проводили в тайном кружке с французами принесли ему достаточно опытного материала, который он мог использоваться впоследствии. Например, студент описывает вскрытие черепной коробки женщины. После университета, Феликс увлекается устройством мозга и отсюда — психиатрией. Кроме того, на тайных собраниях студенты часто вскрывали младенцев. Впоследствии в медицине появится термин «синдром Платтера» — расширение вилочковой железы у младенцев, изучением которого занимался Феликс Платтера.

Из его дальнейших увлечений к университетскому периоду не относится только офтальмология, хотя и в этой области Платтер совершит прорыв, однако уже в зрелые годы.

Еще в университете Феликс проявляет себя как классификатора и экспериментатора. Это методы будут проявляться в дальнейшей работе, как это было с базельскими эпидемиями. Он — приверженец сугубо индуктивного метода и ничего не берет на веру. Как отмечает советский исследователь истории психиатрии Юрий Владимирович Каннабих: «в трудах Платтера нет литературы и книжной учености. Его руководительницей была сама жизнь, а не авторитеты; его «Наблюдения», как он с гордостью отмечает, содержат только то, что он сам действительно видел, изучал, разбирал: quae ipse vidi, animadverti, tractavi».

В нашей работе мы проследили формирование личности Феликса Платтера как студента-медика. Будущий ученый наблюдателен, раним, он интроверт, но с потребностью находится среди близких людей, которым он доверяет. Больше всего его интересует анатомия и его работа в аптеке, где он может изготавливать лекарства, а значит может и спасти своих близких от болезни. К учебе он подходит ответственно, потому что ему предстоит стать кормильцем семьи, но при этом отец говорит ему: «Попробуй, не получится так не получится, не понравится — вернешься домой. Не смотри на успехи других, там дети из богатых знатных семей, а ты из простой семьи, поэтому справляйся по мере своих сил». Он свободно читает на латыни, интересуется античными комедиантами и богословием.

Из дневника мы узнаем мало информации об официальном процессе обучения, только общую организацию. Гораздо больше фактов мы можем почерпнуть из неформальной обстановки на факультете. Связи и знакомства Феликса позволили ему получить практический опыт вдвое больший, чем могли себе позволить остальные немецкие студенты, не занимавшиеся незаконной аутопсией. В процессе становления медиком для Феликса была важна самоподготовка: ему приходилось покупать книги, посещать казни, все время наблюдать и запоминать. Он всегда ловит момент и начинает собирать гербарий именно в Монпелье, потому что пользуется дарованным отцом и судьбой шансом и берет все не только от университета, но и от города, от его окружения, флоры и фауны.

Средняя оценка 0 / 5. Количество оценок: 0

Поставьте оценку первым.

Сожалеем, что вы поставили низкую оценку!

Позвольте нам стать лучше!

Расскажите, как нам стать лучше?

744

Закажите такую же работу

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке