Эпоху «удавленных» царей, самодуров и деспотов, сменила эпоха гуманизма, позволившая бесследно кануть в Лету инциденту отцеубийства, виртуозно поданная общественности под соусом органического проистечения обстоятельств: апоплексический удар как нельзя лучше изъяснял кончину Павла Петровича, личности туманной и довольно неврастеничной. Широким либеральным шагом Александр Первый переступил через труп своего отца Павла, наскоро пустив сыновнюю слезу и сиюминутно придавшись делам государственным.
Такова свычка дворцовых переворотов, при которых, по словам А. де Кюстина, абсолютная монархия, стройно «умерялась убийством».
Между тем, повсеместно воздавалась хвала (да неудержим был запал желающих поднять заздравную чашу) то ли погибели неугодного сумасброда Павла I, то ли новому императору российскому Александру I … На последнего возлагались мириады надежд, но как обернулась действительность? «Дней Александровских прекрасное начало!» − воспевал А. С. Пушкин русского императора. А всё-таки, каково было начало реформ Александра I? Можно ли оправдать последнего за сверхмерную осторожность и незавершённость либерализации управления?