Ключевые слова: объект преступления, родовой (видовой) объект преступления, категории построения, система, институты Особенной части уголовного права.
Большинство современных высказываний об институтах Особенной части уголовного права объединяет мысль о том, что последние выделяются на основании такого критерия, как объект уголовно-правовой охраны. В этой связи возникает оправданная необходимость строить исследование системы институтов Особенной части с учетом и сквозь призму учения об объекте преступления.
Здесь, прежде всего, необходимо обсудить вопрос о количестве охраняемых уголовным законом объектов, а, следовательно, и о количестве институтов Особенной части уголовного права. В самом общем виде номенклатура всех охраняемых уголовным правом объектов представлена в ч. 1 ст. 2 УК РФ, которая признает таковыми права и свободы человека и гражданина, собственность, общественный порядок и общественную безопасность, окружающую среду, конституционный строй РФ, мир и безопасность человечества. Перечень этот в законе закрыт и, строго говоря, не подлежит расширительному толкованию. Однако в специальной научной литературе уже неоднократно отмечалось, что если сравнивать его со списком тех охраняемых объектов, которые определены в наименовании глав Особенной части УК РФ, то он окажется далеко неполным и противоречивым [1, с. 38, 6667, 287]. Такое положение вещей нельзя признать нормальным. Принципиальную важность предельно четкого определения круга охраняемых уголовным законом отношений трудно переоценить как для установления пределов уголовно-правового регулирования, так и для решения более частных вопросов систематизации институтов Особенной части уголовного права. В этой связи неслучайно, что рядом ученых-юристов предлагается дополнить и расширить перечень объектов уголовно-правовой охраны в ч. 1 ст. 2 УК РФ. Но формулируя новую редакцию данной нормы, авторы сохраняют существующий и сегодня прием, предполагающий закрытый перечень таких объектов.
Вместе с тем обращение к опыту некоторых зарубежных стран демонстрирует возможность и целесообразность иного подхода, исходящего из открытого характера перечисления указанных объектов. Так, например, Уголовный кодекс Республики Беларусь устанавливает, что имеет задачей охрану мира и безопасности человечества, человека, его прав и свобод, собственности, прав юридических лиц, природной среды, общественных и государственных интересов, конституционного строя Республики Беларусь. Уголовный кодекс Казахстана определяет объектами охраны права, свободы и законные интересы человека и гражданина, собственность, права и законные интересы организаций, общественный порядок и безопасность, окружающую среду, конституционный строй и территориальную целостность Республики Казахстан, охраняемые законом интересы общества и государства, мир и безопасность человечества. Аналогичным образом Уголовный кодекс Узбекистана к числу своих задач относит охрану от преступных посягательств личности, ее прав и свобод, интересов общества и государства, собственности, природной среды, мира и безопасности человечества.
Как видим, перечисление конкретизированных объектов уголовно-правовой охраны в упомянутых Кодексах сочетается с указанием на обобщенные «права и законные интересы человека, общества и государства». Представляется, что использование такого законодательного приема весьма перспективно, поскольку обеспечивает системе институтов Особенной части «открытый вход» на границе с внешней социальной средой, под воздействием которой эта система формируется. Он позволяет признать динамичный характер системы уголовно-правовых институтов, возможность их развития, изменения и дополнения. Это особенно важно в современных условиях, когда общественная жизнь и социальные стандарты устойчиво приобретают свойство быстрой изменчивости и «текучести». Стоит лишь подчеркнуть, что система институтов Особенной части уголовного права, будучи динамичной, в каждый отдельный момент времени является вместе с тем исчерпывающей, что предопределено предписаниями принципа законности и запретом применения уголовного закона по аналогии.
Построение системы институтов Особенной части уголовного права на основе объекта посягательства предполагает необходимость выбора вида (уровня) объекта как критерия систематизации. Речь идет о соотношении системы институтов Особенной части с так называемой «вертикальной» классификацией объектов преступления. Она традиционно относится к числу остро дискуссионных и не имеющих однозначного решения. Проанализировав данную ситуацию, Ю.Е. Пудовочкин даже утверждает, что «современная система Особенной части отечественного уголовного законодательства не позволяет выстроить универсальную вертикальную классификацию объектов преступлений; равно как отсутствие в отечественной науке единого представления о вертикальной классификации объектов не позволило законодателю создать непротиворечивую систему Особенной части уголовного закона» [2, с. 57]. Между тем основное значение этой классификации как раз и состоит в том, чтобы представить внутренне непротиворечивую систему объектов уголовно-правовой охраны и соответствующую ей систему институтов Особенной части уголовного права.
В нашем понимании вертикальная классификация объектов включает в себя непосредственный объект (объект реально совершенного, отдельного преступления), видовой объект (зафиксированный в составе преступления на уровне отдельной статьи уголовного закона), родовой объект (единый для некоторой группы преступлений и зафиксированный на уровне главы уголовного закона) и общий объект (совокупность всех поставленных под охрану уголовного закона отношений).
Признавая, что преимущественной формой внешнего выражения уголовно-правового института является глава УК РФ, институты Особенной части уголовного права справедливо представить как совокупность предписаний об ответственности за преступления, имеющие единый родовой объект и сгруппированные в рамки одной главы уголовного закона. Об этом же пишет Н.И. Коржанский в рассуждениях о перспективах развития уголовного права: «Систему Особенной части уголовного законодательства необходимо привести в соответствие с классификацией объектов преступления, построив ее главы строго по признаку родового объекта» [3, с. 150].
В оценке того, насколько последовательно сегодня выдержан принцип формирования института Особенной части уголовного права на основе родового объекта посягательства, мнения специалистов расходятся. В.И. Плохова, например, прямо пишет: «Признакам правового института не отвечает соответствующее структуре Особенной части УК РФ объединение уголовно-правовых норм по главному родовому объекту преступлений, в связи с чем они объединены в главы и (или) разделы. Такое объединение, как правило, не включает все однопорядковые уголовно-правовые нормы, выделенные, например, в специальные, с разных сторон охраняющие определенную группу общественных отношений» [4, с. 325 ].
Представляется, что это мнение излишне категорично и по большому счету несостоятельно с точки зрения теории права. Стремление автора свести в единый институт все, в том числе и специальные нормы, охраняющие «различные стороны одних и тех же отношений» (например, все нормы об ответственности за причинение смерти, включая статьи 277, 295, 317 УК РФ) неоправданно ни настоящими представлениями о строении отрасли, ни перспективами совершенствования системы институтов уголовного права. Не отрицая саму возможность такого объединения, приходится все-таки констатировать, что оно приводит к формированию не предметного правоохранительного, а комплексного уголовно-правового института Особенной части, который не является элементом системы права, а представляет собой результат «удвоения его структуры», значимый для исследования внутриотраслевых системных связей уголовного права, внутренней согласованности образующих его норм.
Кроме того, позиция В.И. Плоховой основана на неверном понимании соотношения основного и дополнительного объекта в специальных составах преступлений. Не углубляясь в дискуссию относительно того, какой именно объект в таких случаях выступает в качестве основного, главного, отражающего социальную сущность посягательства, следует все же поддержать позицию законодателя, который учитывает при определении объекта посягательства (и, следовательно, при размещении специальных норм в системе уголовного закона) направленность умысла, цель действий виновного. Именно такая позиция указывает на те социальные ценности, которым виновный стремится причинить вред. Кроме того, она же оправдывает законодательные решения о помещении, например, нормы об ответственности за посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля — в главу о преступлениях против государственной безопасности; нормы об ответственности за уничтожение военного имущества — в главу о преступлениях против военной службы и т.д. В связи с этим нельзя согласиться с тезисом В.И. Плоховой о необходимости переоценки основного объекта специальных посягательств и перемещении всех специальных норм в главы, построенные на основании иного родового объекта.
Вместе с тем сказанное вовсе не отрицает того, что порой законодатель действительно неверно оценивает истинное содержание родового объекта того или иного преступления. В целом ряде случаев было бы целесообразно и теоретически оправданно переместить отдельные нормативные предписания в структуре Особенной части УК РФ из одной главы в другую. Однако это не колеблет общего вывода о том, что законодатель в основном адекватно оценивает социальную сущность криминализированных им деяний и выстраивает адекватную системе уголовного права систему уголовного закона.
Список использованных источников
1. См.: Пирвагидов С.С. Понятие, источники и принципы уголовного права: сравнительно-правовой анализ законодательства России и стран — участниц Содружества Независимых Государств: Дис. … канд. юрид. наук. Ставрополь, 2002; Лопашенко Н.А. Основы уголовно-правового воздействия: уголовное право, уголовный закон, уголовно-правовая политика. СПб., 2004; Мальцев В.В. Принципы уголовного права и их реализация в правоприменительной деятельности. СПб., 2004.
2. Пудовочкин Ю.Е. Учение о составе преступления. М., 2009.
3. Энциклопедия уголовного права. В 35 т. Т. 4. Состав преступления / Под ред. В.Б. Малинина. СПб., 2005.
4. Плохова В.И. Некоторые проблемы уголовного права как системного образования // Системность в уголовном праве: Материалы II Российского конгресса уголовного права, состоявшегося 31 мая — 1 июня 2007 г. М., 2007.