Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Научная статья на тему «Сэмюэль Джонсон в споре о шотландском мифе»

Аннотация: Статья посвящена критической оценке Джонсоном образа живописной Шотландии и жанровой канвы путешествия, представленной в его книге «Путешествие по западным островам Шотландии», а также литературной полемике Джонсона с Макферсоном.

Ключевые слова: Сэмюэль Джонсон, путевой очерк, шотландский культ.

К семидесятым годам XVIII века Сэмюэль Джонсон уже был «доминирующей фигурой в литературе того времени» и «диктовал литературный вкус и стиль в Англии» [2, c. 324]. Полученная в 1762 г. пожизненная пенсия позволила ему вырваться из бедности и потворствовать своей природной лености, которая делала занятие литературой неприятным для него делом. Эти годы Джонсон проводит в светских развлечениях и путешествиях.

Привычный уклад жизни был нарушен в 1773 году, когда, поддавшись уговорам своего друга Джеймса Босуэлла и собственному любопытству, Джонсон отправился в знаменитую экспедицию на Гебриды. Он никогда не был на севере Британии, питая давнее предубеждение против Шотландии и шотландцев, подсказанное религиозными и политическими взглядами. Он не пытался скрывать свои антипатии, обнаруживая их иногда самым неожиданным образом. Составитель Словаря дает такое определение слову «овес»: «зерно, которое оставляют в Англии на корм лошадям, а в Шотландии предлагают людям». Поездка продолжалось с 14 августа 1773, со дня прибытия в Эдинбург, до 22 ноября, когда путешественники отправились назад в Англию. Любое путешествие в те дни напоминало исследование Африки; но двое друзей благополучно завершили его, хотя временами приходилось несладко. Особенно рискованными были переходы в открытых лодках. Эта поездка дала Джонсону возможность наблюдать абсолютно новую для него местность, которую нечасто посещали путешественники, и помогла преодолеть многие из его старых предубеждений против Шотландии и шотландцев. Весь следующий год Джонсон посвятил записи своих впечатлений. По признанию самого Джонсона он «провел почти всю жизнь в городе» [5, c. 164], что делало его «непредвзятым путешественником» [8, c. 137]. Книга «Путешествие по западным островам Шотландии» появилась в начале 1775-го и была основной темой разговоров на протяжении многих недель, поскольку была написана в период расцвета шотландского культа. Идеализированный образ Шотландии складывался из совокупности нескольких значений: чувствительность и героика (Макферсон), естественность (Смоллет), живописность (Пенант). Непосредственным объектом критической оценки Джонсона стал миф в жанре: образ живописной Шотландии и жанровой канвы путешествия.

Для Джонсона это был первый опыт в подобной форме, но еще в начале тридцатых годов, в «Путешествии в Абиссинию преподобного отца Лобо», самой ранней из опубликованных работ, Джонсон обозначил возможности очеркового жанра: «Доверять чувственному опыту, а не сочинять романтическую чепуху» [5, c. ix.]. Это замечание могло бы показаться общим местом, если бы речь шла не о законах конкретной жанровой формы. Путешествие живет фактом и стремление к точности становится не просто методом, но темой произведения, поскольку «Путешествие» Джонсона есть одновременно и высказывание о самом жанре. Опытное наблюдение – это тот способ видения и оценки действительности, которое предлагает жанр путевого очерка, это тот способ, которым Джонсон испытывает новые идеи и образы. Живописный миф не выдерживает такого испытания. «Отвесные скалы, напоминающие тюремный колодец, внушают ужас. Вверху – узкая полоска света, внизу – черная морская бездна. Мрачный колорит ущелья казался живописным до тех пор, пока не представилась возможность исследовать прибрежные пещеры. Дамы предпочитают устраивать здесь пикники, а контрабандисты прячут оружие». Взгляд наблюдателя фиксирует прозаические детали: цивилизация способна разрушить образ дикой нетронутой природы, чему Джонсон ищет попутное подтверждение. «Незамерзающее озеро Лох-Несс – для многих восхитительная странность, которое, однако, имеет вполне реальное объяснение. Все дело в высоких берегах и подводных течениях. Естественнонаучные положения не способствуют созданию живописного эффекта, напротив они призваны развенчать шотландский феномен. Потустороннее эхо, которое, как уверяют, слышали старожилы – плод фантазии, мидии и моллюски на стенах пещеры – неопровержимый факт». То, что мы находим у Джонсона, можно назвать «пародией, воспроизведением жанра в комическом ключе. Он провоцирует и обманывает наши ожидания, заманивает читателя, открывая перед ним живописную перспективу, а потом заставляет спуститься на землю» [8, c.139].

Непоследовательность и противоречивость суждений Джонсона, в которых его упрекали шотландские авторы, есть последовательное разрушение и опровержение живописного мифа. Пародийная функция джонсоновских описаний очевидна. «Пейзаж поражал своим мрачным великолепием, напоминая унылое и безлюдное пространство Сибири. Поднявшись на вершину, мы оказались вблизи такой устрашающей бездны, что поспешили отвести глаза. Когда же наконец отважились заглянуть вниз, то обнаружили высохший ручей, подтачивающий камни» [5, c.34]. Подобный эффект в описании дикой музыки природы достигнут за счет упоминания самых обыденных занятий: «Я начал считать потоки, пересекавшие дорогу, досчитал до 55 и бросил» [5, c.158].

Джонсон пародирует и тематический строй, и стиль изложения, и риторику живописного. Ибо при всем своем стремлении к индивидуализации повествования живописное путешествие скоро вырабатывает определенный стилистический канон. В этой системе сарай с большим запасом сена кажется чужой, неприемлемой деталью. Подчеркнутый практический интерес Джонсона к бытовому и повседневному выдает осознанное авторское намерение, полемический азарт. Джонсон не боится нарочно сниженных тем таких как, башмачное ремесло или экспериментальное скрещивание рогатого и не рогатого скота.

Вскоре после выхода книги в печати появляются отрицательные шотландские отзывы Кемпбелла, Хендерсона, Макинтайра и других, чьи патриотические чувства были задеты оскорбительной ложью. Джонсон, действительно, изобразил шотландцев нищими, грязными, ленивыми, невежественными и высокомерными. Саму же Шотландию показал дикой пустыней. Как правило, это были дешевые издания, шестипенсовые памфлеты или брошюры по пять шиллингов, а имена авторов сохранились лишь в связи с историей «Путешествия».

Главным и наиболее авторитетным противником Джонсона стал Доналд Мак-Никол. Священник из Лисмора, получивший блестящее образование, был известен как знаток древности и далеко не бездарный детский поэт. Его «Заметки по поводу «Путешествия на Гебриды» доктора Джонсона» 1779 были написаны, по всей видимости, в сотрудничестве с Макферсоном [7].

Джеймс Макферсон (1736-1796) был автором анонимно вышедшей в 1760 году книги под названием «Отрывки старинных стихотворений, собранных в горной Шотландии и переведенных с гэльского или эрского языка». Успех издания заставил Макферсона предпринять путешествие в горную Шотландию для сбора фольклора. Год спустя он передал рукопись поэмы «Фингал» для редактирования. Затем он объединил поэмы «Фингал» (1762) и «Темора» (1763) с «Отрывками» в «Сочинения Оссиана, сына Фингала, переведенные с гэльского языка Джеймсом Макферсоном» (1765). В предисловии Х. Блэра, профессора риторики Эдинбургского университета, легендарный Оссиан объявлялся создателем шотландских эпических поэм, якобы найденных Макферсоном [4]. Вскоре подлинность поэм Оссиана была поставлена под сомнение критиками. В этом вопросе образовалось два лагеря. Т. Грей, который одним из первых откликнулся на появление этих поэм, писал друзьям, что он был поражен их бесконечной красотой, полной природного вдохновения и благородной дикой фантазии. Грей не мог поверить, чтобы современный поэт мог сочинить подобные произведения. Джонсон, напротив, считал эти поэмы фальсификацией. Литературная мистификация Макферсона была окончательно раскрыта после его смерти. Критики 19 века обнаружили в тексте поэм многочисленные заимствования из Библии, Гомера, Джона Мильтона.

Отношения между Макферсоном и Джонсоном сохраняли напряженность. Оба не стеснялись резких выражений в адрес друг друга. Джонсон объявил «Сочинения Оссиана» наглой подделкой, Макферсон обещал расплатиться с доктором следами от ударов палки. При описании этих взаимоотношений, «со своей стороны подчеркнем, пишет Верховская,объектом критической оценки Джонсона, как и в случае с Пеннантом, стала не сама фигура Макферсона и не его мистификации. Скорее обобщенный идеализированный образ Шотландии. Попытки же Мак-Никола опровергнуть высказывания Джонсона, установив реальную картину шотландской действительности обнаруживают непонимание ситуации. Автор «Путешествия» обращался не к живому материалу, а к его идеологическому восприятию, которое особым образом отражало и преломляло конкретные факты. Джонсон исследовал идеологические настроения своей эпохи и сам, в свою очередь, участвовал в становлении этой идеологической среды» [1, c. 146].

Живописный миф был только одним из проявлений шотландского культа. В сознании современников определения «пасторальное» и «героическое» применительно к Шотландии также обрели определенную идеологическую значимость. Джонсон стремится лишить их высоких ассоциаций. «Жилище шотландского горца всего лишь хижина и лачуга, убогая обстановка, которую пасторальный поэт хочет воспеть как истинное сокровище»; «Истинное же пасторальное гостеприимство состоит в том, чтобы предложить гостям виски прежде, чем выпросить у них табаку» [5, c.32]. Говоря о радушном приеме, Джонсон непременно обозначит собственный идеал – гостеприимство образованного человека. Уверения в том, что природное, естественное существование есть залог долгожительства, – ложны. Ложны, как вообще иллюзорны представления о пасторальном укладе горской жизни. Шотландский горец не чувствует привязанности к родной земле, легко покидая ее, чтобы эмигрировать в другие страны. Гэльский язык, ставший едва ли не центральным звеном национального мифа, мог казаться языком самой природы, выражением искренних чувств. Джонсон утрирует эту восторженность, превращая ее в иронический комментарий: «Какие чувства должен был испытывать тот, кто не учился искусству изливать свои печали, об этом я не узнал, дама была не в силах передать содержание песни своими словами» [5, c.59].

Национальный миф ищет поддержки в языке. Если принять во внимание личность Джонсона – лексикографа, то место, которое отведено этой теме в «Путешествии» кажется оправданным. Становление героического культа способствовало ориентации литературы на устное слово. Гэльский язык эпичен. Владеющие им, герои эпоса, прошлой отдаленной эпохи дописьменной культуры ни в чем не уступали современности. Напротив, они уникальны по своему богатству и своеобразию. Десятилетем позже Гердер выразит ту же мысль более точно, представив исторический процесс как непрерывную подвижную цепь, охватывающую всю историю человечества. В 50-е – 60-е годы эта идея существовала в более радикальном варианте. Сторонники примитивизма говорили об ушедшем золотом веке, воплощением которого стал в эпоху образ прекрасного дикаря. Примитивный человек прекрасен, ибо поет, и поет оттого, что прекрасен [3, c.62]. Вполне естественно, что для английского просветителя, автора первого словаря языкового обычая, устный язык литературы и письменность – два явления, которые нельзя даже противопоставить, они принципиально несопоставимы, это уровни развития одного и того же, от более низкого не совершенного периода детства, к расцвету и совершенству. Разоблачая Макферсона, Джонсон не принимал саму идеализацию прошлого, как героической эпохи титанов. Бард варвар среди варваров [5, c.36]. С просветительской точки зрения причиной возникновения шотландского культа стала элементарная неосведомленность, стремление компенсировать отсутствие авторитетных источников сомнительными, непроверенными данными. «Если мы почти ничего не знаем о древних каледонцах, что ж, давайте заполним этот пробел «Сочинениями Оссиана» [5, c.89]. Замысел Джонсона – показать механизм создания мифа. «Мы привыкли приписывать всему, что уцелело, важную роль и преувеличивать древность памятников» [5, c.53]. Датский скит не мог быть крепостью. Джонсон делает этот пример запоминающимся, предлагая другую версию. Горцы, крадущие скот у соседей, а горцы вороваты, использовали эти строения как загон для овец. Повторяя маршрут Пеннанта, Джонсон устраивает иную систему ценностных координат и очень часто общие для двух авторов факты оцениваются с противоположным знаком. Позиция Джонсона определилась еще до литературного спора с Пеннантом. Босуэлл описывает, как однажды возражая мистеру О’Гилеуи, который восторгался величественными и дикими шотландскими пейзажами, хозяин дома, обыграв многозначность слова, заметил: «Возможно Вы правы, но поверьте, самый дорогой для шотландца пейзаж – это прямая дорога, ведущая в Англию»; «Они, шотландцы, должны признать, что своей культурой обязаны Англии. Это обучение для них еще не завершено» [6, 88].

Нужна помощь в написании статьи?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.

Подробнее

Вероятно, проще было бы свести позицию Джонсона к просветительской точке зрения, представив его как сторонника жанровой чистоты, отстаивающего нормативные охранительные тенденции. Впрочем, термин «просветительский» применительно к Джонсону не слишком удачен. Скорее он рационалист, рационалист в широком смысле, во всяком случае, шире понятия нормы или просветительской идеологии. Джонсон, каким он видится сегодня, вне рамок и классифицирующих определений, противник всего, что становится преувеличенно модным, превращаясь в штампы. Джонсон – в его трезвости и непредвзятости, в свободе любого, в том числе и жанрового, суждения. Спор о жанре должен быть понят как проявление этой свободы, стремление подвергнуть критической оценке то, что уже готово стать преувеличением. Джонсону удалось рассмотреть в случайных, не всегда осознанных отступлениях от научного описания вызревающий канон, эстетические причуды нового вкуса, которому в скором времени будут охотно следовать и подражать. В центре жанровой полемики с Пеннантом не судьба путевого очерка, как такового, путешествие все-таки жанр второстепенный, не столь значимый. Это как будто не тот случай, когда спор принципиален. Принципиальным моментом дискуссии стало отношение к традиции, отношение к жанру. Джонсон подчеркнуто развивает старую, очерковую форму, еще раз показывая, как традиционный жанр не стесняет полноту проявления творческой индивидуальности, исходящей из непосредственного опыта. «Умение вписываться в традицию через традицию, сказав свое, — отличительная черта художественного мышления Джонсона, которого в последнее время все чаще называют предвестником новой критики 20 века» [1, c.153].

Список использованных источников

1. Верховская Ю. В. Шотландский миф в английской литературе XVIII – начала XIX века: дис. … канд. филол. наук. – М., 1997. – 258 с.
2. Evans I. A Short History of English Literature. – London. – 1976. – 345 p.
3. Fairchild H. N. The Noble Savage. – London. – 1963. – 355 p.
4. Groom N. James Macpherson. The Eighteenth Century Literary Forger // “Udolpho”. – 1974. – vol.19. – P.17-20.
5. Johnson S. A Journey to the Western Islands of Scotland. Ed. by A. Wendt. –Boston. – 1965. – 164 p.
6. Macaulay. Essay on Johnson. Ed. by S. Thurber. – Boston. – 1924. – 154 p.
7. Mc.Nicol D. Remarks on Dr. Johnson’s “Journey to the Western Islands”. – London, 1779. – 371 p.
8. Siebert D. T. Johnson as a Satirical Traveller // Tennessee Studies in Literature. – Knoxville. – 1974. – P.137-147.

Средняя оценка 0 / 5. Количество оценок: 0

Поставьте оценку первым.

Сожалеем, что вы поставили низкую оценку!

Позвольте нам стать лучше!

Расскажите, как нам стать лучше?

895

Закажите такую же работу

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке