В данной работе мы будем употреблять понятия «постмодернистский» и «постструктуралистский» как синонимы, согласно И.П. Ильину, считающему, что «оформившись в русле постструктуралистских идей, этот комплекс затем стал все больше осознавать себя как «философию постмодернизма» [3, с. 201—202].
Различными исследователями неоднократно отмечалось, что постструктурализм, в котором недоверии к субъекту достигло своего апогея, отличается специфическим редукционизмом лингвистического толка. О чем бы ни шла речь — о власти, о сексуальности, о литературе, о гендере и т. д., — этот текст не выходит за пределы самого себя. Поскольку, универсальное пространство для человека — язык, или дискурс, понятый как совокупность высказываний, организованных в систему по определенным правилам, то он предшествует каждому отдельному человеку. Тем самым, человек лишь присваивает себе языковые и дискурсивные практики, которые формируют его субъективность.
Согласно Е. Горошко, подобная точка зрения является характерной для философии постмодернизма: «Постмодернистская концепция утверждает, что реальность на самом деле — это своеобразный «лингвистический трюк» нашего сознания: то, что индивид воспринимает как реальность, на самом деле социально и лингвистически сконструировано […] отношение человека к действительности опосредуется дискурсивной практикой» [2, с. 517].
Этот взгляд на язык показывает, что нам рано или поздно будет необходимо поставить перед собой вопрос о носителе языка — как о субъекте: конечно, не о грамматическом «субъекте», которым представляется говорящий в тексте, а о самом человеке, использующим этот язык. И этот вопрос приводит нас к следующему, и наиболее интересному вопросу: «Кто кого в действительности использует — мы язык или язык нас?»
Стратегия истолкования субъекта посредством язык, открытие его языковой опосредованности является характерным, прежде всего, для философии структурализма (Леви-Стросс, Лакан, Фуко в «археологический» период своего творчества др.).
Но наиболее знаковым мыслителем данного направления является Ролан Барт написавший в 1968 г. эссе «Смерть Автора». Одноименная концепция «Смерти Автора» выразила всю суть данной антисубъективистской тенденции.
В данной работе он критикует методы чтения и критики текста, подразумевающие центром, источником данного текста проявления тех или иных сторон личности его автора: его религиозные, политические и прочие взгляды, его историческую, этническую и социальную принадлежность, особенности его психики и другие частные особенности его личности. Все это, по мнению Барта, не должно учитываться при анализе смысла заложенного автором в текст. Этот метод чтения достаточно «легок», и кажется точным и удобным, но на деле он показывает свою ненадежность и существенные недостатки: присваивание тексту автора и понимание его только в этой одной (авторской) интерпретации является наложением ограничений на его понимание.
Читатель обязан понимать текст безотносительно его автора, только так можно освободить его от тирании вышеуказанного метода толкования. Каждая часть текста заключает в себе множество смыслов, множество слоев значений. Барт сравнивает текст с тканью, для него текст это ткань из цитат источниками, которых являются бесчисленные места, центры культуры, рождающие ткань текста, и именно они, а не личный индивидуальный опыт, являются «автором», создающим это полотно. Так и основной смысл текста обусловлен впечатлениями читающего данный текст, а не волей или вкусами его писателя.
По Барту, автор, не оказывающий центрального творческого воздействия на текст, является просто писателем. Писатель не творит, его работа в том, чтобы делать, а не создавать. Писатель «рождается одновременно с текстом, ни в коей мере не обладает бытием во время до или после написания, [и] не является субъектом (подлежащим — англ. subject) с книгой в качестве предиката (англ. predicate)» [1].
В то же время, наиболее полную, комплексную попытку языковой критики субъекта в постструктурализме, по нашему мнению, содержит книга Мишеля Фуко «Археология знания» (1969), вышедшей всего через год после эссе Ролана Барта. Данная работа представляет собой теоретический комментарий к вышедшим прежде работам «археологического периода» его творчества.
Этой работой Фуко пытается составить методическую базу анализа дискурсивных практик и стремится к исключению психологизма, который широко распространен в методологии понимания текста. Фуко деконструирует и ставит вопрос оправданность существования таких понятий как «автор» «книга», «произведение», «литература». Деконструкция субъекта у Фуко обусловлена его рассмотрением в контексте высказываний, группы которых образуют дискурсы. Одной из целей книги, по нашему мнению, является описание субъекта как нерационального, излишнего, можно сказать деструктивного элемента, вносящего в анализ ненужную ему трансцедентальность. «Вместо того чтобы рассматривать схему сознание-познание-наука (которая не может избежать субъективности), археология рассматривает схему дискурсивная практика-знание-наука. … в то время, как история идей находит точки равновесия своего анализа в элементе познания (вынуждая себя, тем самым, столкнуться с трансцендентальным вопрошанием)» [4, с. 182].
Фуко интересуют дискурсивные практики, их объединения (архив, эпистема) и степень их формализации (позитивность, эпистемологизация, научность, формализация). Эта система, на наш взгляд стала кульминацией лингвистической критики субъекта в постструктурализме. Исключение субъекта из описания языковой реальности, достаточно самостоятельной для существования помимо субъекта, реальности, которая позволяет существовать конструкту субъекта. Все что мы знаем о субъекте предстает перед нами в философии Фуко не более чем суммой его высказываний из которых создается иллюзия субъекта. «…различные модальности высказываний вместо того, чтобы отсылать к синтезу или к унифицирующей функции субъекта, манифестируют его рассеивание и отсылают к различным статусам, местам и позициям, которые субъект может занимать или принимать, когда поддерживает дискурс, к различным планам прерывности, «из которых» он говорит» [4, с. 54].
Необходимо отметить, что субъект у Фуко не только не нужный, не объясняющий и не обуславливающий ничего элемент, но и спекулятивная категория вынуждающая мыслителя искать и начало, и правило организации дискурса вне его самого, в некоем субъекте-демиурге дискурса. Он уже не столько бесперспективен, сколько вреден для философских построений поскольку, как мы отмечали ранее, введение категории субъект неизбежно вносит в дискурс трансцендентальность и тем сам разрушает необходимую его научность, т. е. приводит к деградации уровня формализации дискурса.
Нужна помощь в написании статьи?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.
Место «классического субъекта» занимает дискурс. Он есть не более чем сумма высказываний, но для Фуко этого достаточно, чтобы представить его как нечто, определяющее существование субъективности, не выражение субъективности, а её причину: «Дискурс, таким образом, понимается не как разворачивающаяся грандиозная манифестация субъекта, который мыслит, познает и говорит об этом, а как совокупность, в которой могут определяться рассеивания субъекта и, вместе с тем, его прерывности» [4, с. 55].
Подводя итог, можно сказать, что для постмодернистской лингвистической критики субъекта характерна не только критика и переосмысление категории «субъект», как, например у Барта, но и преодоление субъекта, исключение данной категории из философии в целом как вредной у Фуко. Данное обстоятельство позволяет нам говорить одновременно и о развитии критики субъекта в трудах постмодернистов и об отсутствии магистральной линии этой критики у представителей данного философского направления.
Важным является трактовка Мишелем Фуко дискурса как источника субъективности, по Фуко именно они создают ту изменчивую, полностью зависимую от дискурсов субъективность которую мы привыкли называть субъектом в классическом понимании этой категории.
Субъект в постмодернизме уничтожен, исключен за ненадобностью в процессе его деконструкции. Критикуемый постмодернизмом за свое, «дурное» влияние на текст он был изначально рассмотрен как ненужная, «устарелая» категория. В итоге развития философии постмодернизма (у Фуко) деконструкция субъекта низводит его к сумме «субъектов дискурса» — субъективностей, не имеющих ни постоянной формы, ни постоянного содержания.
Список литературы:
Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. — М., 1994 — С. 384—391 [Электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.philology.ru/literature1/barthes-94e.htm (дата обращения 18.05.2013).
Горошко Е. Гендерная проблематика в языкознании // Введение в гендерные исследования: Учеб. пособие. ч.1 / Под ред. И.А. Жеребкиной. — Харьков: ХЦГИ; СПб.: Алетейя, 2001. — С. 508—542.
Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструкгивизм. Постмодернизм. — М.: Интрада, 1996. — 255 с.
Фуко М. Археология знания: Пер. с фр./Общ. ред. Бр. Левченко. — К.: Ника-Центр, 1996. — 208 с.