Помимо этого, СРН может варьироваться в рамках одного и того же текста, т. е. одно и то же слово или одна и та же группа слов пишется в одном месте слитно, в другом — раздельно. Несмотря на то, что к XVI-му веку ситуация с орфографией принципиально улучшилась по сравнению с начальной фазой средненижненемецкого языка, вопрос СРН не потерял своей проблематичности и актуальности [4, с. 926]. Интересным представляется не столько само распределение СРН, сколько возможные — правомочным является лишь составление гипотез относительно любого языкового явления на древнем этапе развития языка — критерии разделения слов. Так, в фокус исследования попадают ритмико-интонационные особенности отношения письменной и устной речи, а именно ориентация пишущего на устность в противовес письменности. Без сомнения, вплоть до конца XVI-го века традиция устного воспроизведения текста — зачитывание текста вслух — частично определяла своим соприсутствием перформативную ситуацию производства и восприятия текста [7, с. 74]. Впрочем, не стоит ограничиваться исключительно вопросом ориентации письма на ритмико-интонационное членение соответствующей устной реализации текста. Очевидно, что к XVI-му веку «слово» уже понимается как исходный пункт для внутреннего членения предложения на графическом уровне, хотя более мелкие морфемные единицы наравне с группами слов и конкурируют с ним в позиции между двумя пробелами.
Алфавитное письмо (письмо буквенное, звуковое, буквенно-звуковое, фонетическое), которое по своему типу относится к кинематическим или фонографическим системам письма [2, с. 180—182] и противопоставлено, в частности, письму идеографическому, пиктографическому и силлабическому, характеризуется тем, что графический знак обозначает отдельный звук или фонему [1, с. 323], т. е. выражает особенности звуковой структуры языковых единиц. Это происходит за счёт размещения букв и их сочетаний в определённом порядке, что позволяет максимально близко передать форматив. Буквенно-звуковое письмо опирается, однако, не только на фонографический принцип, роль в данном вопросе также играет логографический критерий письма. Следуя данному критерию, пишущий реализует не своеобразную транскрипцию устной речи, сколько пытается отобразить сказанное так, чтобы оно впоследствии могло быть прочитано и понято реципиентом. Другими словами, основной целью отправителя является не наиболее точная передача форматива как такового, сколько наиболее адекватная передача слов. По той же причине для наиболее удобного и быстрого узнавания слов на письме вводятся пробелы, конечно, если мы не имеем дело со сплошным письмом (continuouswriting, script, scriptio continua) [1, с. 324].Следуя морфофонетическому принципу орфографии, пишущий пытается совместить свои знания языка как такового, т. е. лексического состава, грамматических особенностей, с звуковой реализацией [3]. Таким образом, с помощью использования фонологического письма с применением шпаций достигается функциональное упрощение завязанного на морфеме чтения, повышается степень читабельности текста.
Вопрос СРН, однако, должен рассматриваться не столько изолированно на графическом уровне, сколько на границе как минимум трёх уровней языка: графическом уровне, уровне морфологии и синтаксиса. Совершенно очевидно, что именно морфосинтаксический анализ является как основной предпосылкой, так и одновременно с этим следствием систематизации принципов СРН в предложении. С одной стороны, при решении вопроса СРН важную роль играет степень автономности языковой единицы как таковой, понимания её как самостоятельного члена предложения, к которому в рамках предложения принципиально можно применить операции замены, опущения, транспозиции и добавления. С другой стороны, нельзя упускать из виду вопрос о степени семантической идиоматизации рассматриваемой морфологической единицы: например, в процессе анализа и интерпретации материала могут открыться закономерности написания дериватов (производных слов) в сравнении с композитами (сложными словами) и т. д. Если объединить оба аспекта, то можно прийти к более систематизированному пониманию слова и его границ и осознанию принципа расстановки шпаций. На данный момент комплексные исследования, посвящённые СРН на примере средневековых корпусов текстов на народных языках, отсутствуют. В большинстве случаев подобного рода анализы ограничиваются реконструкцией систем слов и звуков древних языков на основе СРН или остаются в рамках подтверждения гипотезы о крайне несистематичном обозначении границ слова. Было бы странно полагать, что в подобных исследованиях нет необходимости. Впрочем, ряд учёных допускает, что слово как языковая категория есть данность, напрямую от письменности не зависящая, в связи с чем вопрос границ слова проблемы как таковой не представляет. Также в определённого рода окололингвистических замечаниях позиционируется псевдонаучное мнение о том, что написания, в которых шпациями разделяются какие-либо иные языковые единицы, нежели слова, есть ошибочные написания или аномалии [7, с. 79]. В таком понимании проблемы СРН мне, вслед за Д. Тофинке [7], видится натянутая попытка искусственной нормализации языковых реалий Средневековья. Лингвист не имеет права забывать, что процесс нормализации и кодификации стратегий и принципов СРН длился не одно столетие, причём однозначным решение этого вопроса нельзя назвать и по сей день, в частности, что касается развития СРН в литературном варианте немецкого языка и нижненемецком языке (нн.). Исходя из такого, скорее, дескриптивного, чем прескриптивного подхода, хочется перейти непосредственно к анализу СРН в позднем средненижненемецком языке (снн.) на примере языка животного эпоса «Рейнке лис» [6], проводимого в рамках текущего диссертационного проекта «Das Rostocker Tierepos „Reynke Vosz de olde“ (Ludwig Dietz, 1539) im Kontext der niederdeutschen „Reynke de Vos“- Überlieferungdes 15. und 16. Jahrhunderts und der Rostocker Druck tradition der Mittedes 16. Jahrhunderts» (= «Животный эпос «Рейнке лис» (Росток, типография Людвига Дица, 1539 г.) в контексте нижненемецкой традиции „Рейнке лиса“ XV—XVI вв. и печатной традиции Ростока сер. XVIвека»).
В первую очередь, хочется рассмотреть основной принцип СРН в исследуемом источнике. Совершенно очевидно, что в общем и целом ведущим принципом СРН на данном этапе развития снн. является лексико-морфологический принцип. Этот принцип определяется следующим образом: во-первых, слитное написание регулируется мотивированностью значения и семантической слитностью, т. е. в прототипичном случае имеет место тождество «1 значение» = «1 слово» => «слитное написание», во-вторых, оно исходит из морфологической самостоятельности единицы, т. е. «1 единица» = «1 слово» => «слитное написание», где такой единицей может быть как самостоятельная часть речи, так и служебная.
Обратимся к конкретным примерам слитного написания. Как правило, слитно пишутся как определительные, так и коллоквиальные сложные существительные типа hoffgesynde, Jaherenn, Hauefeste, wedderpart. Дефисное написание композитов в рассматриваемом источнике принципиально отсутствует. При этом особо высокой степенью идиоматизации отличаются, конечно, примеры с дополнительными соединительными элементами. Некоторые субстантивные композиты, впрочем, характеризуются раздельным написанием. Строгой закономерности, однако, в этих случаях не наблюдается. В частности, слитно-раздельное написание представлено для композитов, образованных из прилагательного и существительного типа egennuth: Egennuth, deboͤsewycht(автор данной статьи причисляет такие примеры к композитам, а не к номинальным фразам, так как определение в препозиции к управляющему слову стоит в несклоняемой форме). Кроме того, зачастую раздельно пишутся сложные существительные с относительно низкой степенью идиоматизации (обе составляющие сохраняют исходное значение, т. е. композит как целое не переосмысляется или сочетание по общему значению близко к конструкциям с genitivuspartitivusи genetivuspossessivus): Herenhuͤlde, Aprillenweder, Frowenleue, Rosenbleder, karthenspyll, brodersoͤne, KamerAelken(признаки родительного падежа отсутствуют). Обычно слитно пишутся субстантивированные части речи, хотя и здесь присутствуют контрпримеры, причину появления которых, скорее всего, следует искать в принципах СРН в исходной части речи. Отдельно будут охарактеризованы случаи перехода из разряда имён существительных в другие части речи.
Слитно пишутся многие союзы: wowol, nadem, Dewyleи др., впрочем, и раздельное написание союзов активно представлено в рассматриваемом тексте: nadem, sodat, solange, dewyle. Можно высказать осторожное предположение, что примеры раздельного написания свидетельствуют о более низкой степени идиоматизации, т. е. в данных примерах ещё напрямую прослеживается связь со словом в его первоначальной функции как самостоятельной части речи. Особый интерес представляет амбивалентное написание прономинальных наречий (наречия с начальной компонентой dar-или wor-) в контактной позиции: Derhaluen, Daneuen, darynne, darhen, dardurch, daruor, darbinnen, daraff, darhen, Demna, dardurch, Darvan, worhen, darmede, daruth, darthoи т. д. Интересен данный аспект потому, что как для снн., так и для современного нн. характерно дистантное употребление прономинальных наречий. В данном тексте примеров дистантного употребления очень мало, однако, найти причину такого явления на основе одного источника не представляется возможным. Несмотря на достаточное количество примеров с наречиями в контактной позиции, однозначно определить, к какому именно оформлению тяготеет автор, сложно. Возможно, раздельным написанием автор хотел особо подчеркнуть какие-то каузальные связи на уровне высказывания, впрочем, нам, с позиции современного читателя, остаётся лишь догадываться об этом. Принципиально можно утверждать, что во всех без исключения случаях слова с начальными компонентами dar-и wor-выполняют функцию обстоятельства, т. е. являются членами предложения. Хочется дополнительно отметить тот факт, что прономинальные наречия в рассматриваемом источнике не встречаются в качестве атрибута к существительному в постпозиции (например, amTagdavor), другими словами, во всех имеющихся случаях теоретически возможно дистантное расположение компонент наречий.
Орфографическая вариантность также может быть отмечена в оформлении на письме указательных местоимений desuluige, datsuluige, deyenneи пр. На примере одного рассматриваемого текста, однако, невозможно определить даже общую тенденцию СРН — распределение слитных и раздельных вариантов приблизительно равномерно. Помимо этого, в периферийную зону явления СРН попадают прилагательные, наречия и предлоги, перешедшие из разряда имён существительных: thonichte, thorecht, thofreden,thohope. Уже вопрос самого перехода остаётся открытым, так как, с позиции современной лингвистики, данные выражения уже потеряли свою ярко выраженную функциональность как существительные, с позиции же средневековой науки, вполне возможно восприятие данных форм как устойчивых сочетаний, но ещё не идиоматизированных десубстантивных конверсий. Наконец, в большей степени раздельно пишутся числительные с компонентой -mal, формы превосходной степени имён прилагательных с усилительной компонентой alder-и наречия, образованные из местоимения -einander. Можно осторожно предположить, что логику СРН в таких случаях возможно прояснить лишь с помощью глубокого анализа смысловых связей на примере корпуса текстов.
Наиболее проблематичным в контексте данного изыскания представляется вопрос непоследовательной орфографии префигированных глаголов. С первого взгляда дифференциация семантической и звуковой оболочки происходит весьма хаотично. Казалось бы, традиционным является раздельное написание предлогов и слитное написание приставок, однако, в рассматриваемом источнике в этом отношении царит настоящая путаница. Итак, слитно пишутся следующие глагольные формы (среди них встречаются инфинитивы, формы презенса, претерита и (второго) причастия прошедшего времени): thouorstan, thouormercken, han(d)thauen, entgan, wilkamenhete, vtherweltи пр., раздельно: vthkreyeren, upgenomen, achterblyuen, vorswygen, vorwerpet, upgelesen, thosehen, hengyngen, vortvaren, vorleͤgen, jnwriuen, heruthginck, thometen, vmmegeit, nedderdruͤcket, vnderrichtet, beropenи т. д. Как становится заметно из выше указанных примеров, границы между неотделяемыми приставками (untrennbarePräfixe), частицами-приставками (Partikelpräfixe) и отделяемыми частицами (trennbarePartikeln) не являются непроходимыми. Здесь хочется вкратце привести критерии классификации глагольных префиксов и частиц. Собственно префигированными глаголами (Präfixverben) считаются глаголы с т. н. неотделяемой приставкой типа entgan, entkamen, entwyken, entbarmen, beropen, bedryuen,beschermen, beroͤmen, began, vnderrichten. Ударение в таких словах, очевидно, падает на гласный корня основы, приставка остаётся безударной. Неотделяемая приставка по своей сути является связанной (неотделимой и непереместимой) морфемой, которая не употребляется вне глагола и отглагольных форм. По-другому дело обстоит с неоднозначными в употреблении частицами-приставками и отделяемыми частицами. Их особенность заключается в том, что и те, и другие происходят из имён существительных, имён прилагательных, предлогов и прочих частей речи. Основным отличием глаголов с отделяемой частицей (Partikelverben, Partikelkomposita) от глаголов с частицей-приставкой (Partikelpräfixverben) является то, что в качестве сказуемого, например, при образовании синтетических временных форм, глагол представляет собой морфологически и синтаксически дистантный композит с двумя акцентами. Такие частицы можно назвать относительно или условно свободными, потому что они сохраняют своё (первоначальное) самостоятельное значение (значение, которое они имеют в качестве предлогов, прилагательных, существительных и т. д.). В свою очередь, первый элемент глаголов с частицей-приставкой является по своей природе частицей, однако, функционирует как приставка, т. е. ударение падает на глагольную основу, а частица не отделяется ни на морфологическом, ни на синтаксическом уровне, и, следовательно, композит является продуктом префиксации. Кроме того, происходит переосмысление частицы в новом контексте сложного слова, за счёт чего она теряет самостоятельность значения.
Непосредственно сама возможность раздельного написания неглагольного элемента с глагольной основой коллидирует с понятием слова (о лексико-морфологическом принципе СРН в снн. см. выше). К этому добавляется высокая степень вариантности написания глаголов с частицами и частицами-приставками. Следует также отметить, что в первой половине XVI-го века в снн. не было чёткого разделения приставки ver-и частицы vor-, кроме того, многие приставки использовались в несвойственном им в современном понимании значении, что необходимо чётко понимать при анализе подобных источников. Такая путаница в значениях, имеющая под собой морфемную полифункциональность, собственно, и приводит к разнящимся в рамках одного и того же текста примерах СРН. Помимо этого не стоит забывать о роли структурно-семантической близости предлогов и частиц, которая также приводит к неоднородности СРН. Формально можно назвать ряд возможных экстралингвистических причин активно представленного раздельного написания глагольных композитов — нехватка печатного места на листе (этот аспект в большей степени касается текста маргинальных глосс и прозаического поглавного комментария т. н. протестантской глоссы), с одной стороны, и зачастую неоформленное разделение слова при переносе части слова с одной строки на другую (см. ниже).
Ещё один аспект, который, несомненно, необходимо затронуть при рассмотрении СРН, это вопрос слитного написания стяжённых форм. С одной стороны, для снн. характерны стяжённые формы предлога и определённого артикля в сокращённом виде, в таких случаях клитики пишутся без исключения слитно: thor, thom, jnt(h), vpt. С другой стороны, вопрос стяжения касается форм совсем иного качества — флективных форм глаголов с личным местоимением 2-го лица единственного числа: makestu, heffstu, deystu. Примечательно, что здесь вторая компонента не просто сокращается, а претерпевает качественное изменение: происходит регрессивная ассимиляция звонкого дентального [d], приводящая к последующей геминации с личным окончанием глагола. В то время как в первом случае мы имеем дело с тенденцией языка к экономии языковых средств, скорее, на морфологическом уровне, во втором случае можно утверждать наличие результата влияния речевого узуса, проявившегося в форме быстрой речи (Schnellsprechform, Allegroform) и зафиксированного на письме. Данное замечание важно постольку, поскольку оно лишний раз доказывает выше упомянутую позицию о том, что в основе снн. нотации первой половины XVI-го в. лежит морфофонетический принцип орфографии. Кроме того, именно стяжённые формы глагола с местоимением являются очевидным доказательством ориентации письменности на устную речевую формацию. Впрочем, как мы можем судить о данном явлении из перспективы современной лингвистической науки, такая присущая средневековому этапу развития языка узуально-ориентированная модель письменной реализации звуковой оболочки является анахронизмом (на сегодняшний день подобные формы характерны лишь для устной разговорной речи как в стандартном немецком языке, так и в нн.: на письме они особо не выделяются и оформляются в соответствии с письменной нормой литературного языка, если автором не поставлено особой стилистической задачи).
В заключительной части данной статьи хочется сделать несколько обобщающих замечаний относительно переноса частей слова со строки на строку в рассматриваемом эпосе, так как этот вопрос является смежным к вопросу СРН и параллельно может пролить свет на некоторые принципы принятия орфографического выбора. Рассмотрению подлежат два подаспекта переноса, первый из которых носит чисто графический характер — вопрос оформления переноса —, второй должен быть интерпретирован на морфемном уровне — вопрос слогового переноса. В плане оформления переноса мы имеем две опции: обозначение переноса с помощью знака переноса — характерных для снн. двойных косых чёрточек — и нулевое обозначение переноса. Совершенно очевидно, что в «Рейнке лисе» 1539-го года превалирует обозначение переноса посредством знака переноса. Без дополнительного графического обозначения слова, как правило, переносятся на полях в маргинальных глоссах. Можно с большой долей уверенности утверждать, что такое нулевое обозначение вызвано ограниченностью печатного пространства, а не глубоким замыслом автора. Второй вопрос посвящён месту переноса. Условно возможные варианты можно подразделить на две группы: «перенос слова осуществляется на границе между слогами» и «перенос слова осуществляется не на границе между слогами». В анализируемом источнике доминирует первый тип переноса, таким образом, второй тип мы можем рассматривать как своего рода исключение. Редкие примеры переноса слова не на границе слога можно, в свою очередь, подразделить на две подгруппы: в первом случае перенос осуществляется на границе морфем (например, Dar-vmme), что возвращает нас к вопросу о морфофонетической нотации в снн., в остальных случаях место переноса выбрано совершенно произвольно (например, ni-cht) и вызвано, как можно предположить, дефицитом печатного пространства, что, прежде всего, касается текста маргинальных глосс. Таким образом, мы имеем потенциально необозначенные переносы слова со строки на строку, которые, в частности, в контексте оформления префигированных глаголов и глаголов с частицами усложняют процесс принятия решения о СРН или, с позиции читателя, восприятия слова как одного целого. Другими словами, непоследовательное оформление переноса слова со строки на строку значительно понижает степень читабельности текста. Для лингвистов и филологов в подобных случаях представляется крайне проблематичным определить, имеет место слитное или раздельное написание, ведь ограничиваясь исключительно семантической логикой, обосновать отнесение примеров к тому или иному типу написания нельзя, неоднородное графическое выражение только усложняет выполнение задачи исследователем.
Несмотря на то, что для некоторых из рассмотренных в данной статье аспектов в тексте представлено ограниченное количество примеров, всё же представляется возможным сделать первые обобщения относительно вопроса СРН в снн. Впрочем, стоит оговориться заранее, что описанные тенденции — в некоторых случаях закономерности — не являются облигаторными для всего ареала снн., они, в первую очередь, являются репрезентативными для конкретного текста. Другими словами, чтобы чётко охарактеризовать статус слова и его границы в снн., необходимо привлекать к исследованию корпус текстов. Генерализация полученных результатов для всего спектра источников первой половины XVI-го века представляется неправомочной: в последующих изысканиях стоит учитывать жанровую принадлежность текстов, т.е. включать в анализируемый корпус и систематически обрабатывать тексты разных типов. Основной задачей настоящего исследования было представить возможный подход к изучению вопроса СРН на примере оригинала на народном языке.
Резюмируя сказанное выше, можно утверждать, что на момент написания «Рейнке лиса» вопрос СРН не был до конца решён. В то время как дериваты обычно пишутся слитно, проблему представляют субстантивные композиты и префигированные глаголы. Вариантность СРН затрагивает в снн., как было показано на примерах, практически все разряды слов от предлогов и наречий до местоимений. Следует отметить, что важную роль при принятии решения о СРН в эпоху позднего снн. играет не столько ритмико-интонационное членение речи — в этом виден постепенный отход от чтения вслух к восприятию письменного текста —, сколько грамматические критерии. Как было наглядно показано на примере стяжённых форм, фонетические критерии также учитываются, однако, по мнению автора данной статьи, они являются лишь второстепенными по сравнению с грамматическими. Релевантными в вопросе СРН являются общие морфолого-синтаксические и лексико-семантические критерии, свидетельствующие о критическом разграничении понятия слова, сложного слова и групп слов, а также графический аспект морфофонетической нотации и вопрос степени идиоматизации в узуальном употреблении.
Список литературы:
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. — Москва: Изд-во «Советская энциклопедия», 1966. — 608 с.
Деррида Ж.О грамматологии / Пер. с фр. и вст. ст. Н. Автономовой. — Москва: Ad Marginem, 2000. — 512 c.
Цапаева С.Ю. Вводные историко-лингвистические рассуждения к вопросу о морфофонетической нотации как ведущем принципе средненижненемецкой орфографической системы первой половины XVI-го века // Сборник материалов II Международной научной конференции «Наука в современном обществе». (30 апреля 2012 г.) — Ставрополь: Центр научного знания «Логос», 2012, с. 188-191.
Bein T. Editionsprinzipien für deutsche Texte des späten Mittelalters und der frühen Neuzeit // Sprachgeschichte. Ein Handbuch zur Geschichte der deutschen Sprache und ihrer Erforschung. I Teilband. — Berlin: Walter de Gruyter, 1998, S. 923-931.
Götz U., Stricker S. Neue Perspektiven der Sprachgeschichte: internationales Kolloquium des Zentrums für Mittelalterstudien der Otto-Friedrich-Universität Bamberg 11. und 12. Februar 2005 (Germanistische Bibliothek 26) . — Heidelberg: Winter, 2006. — 283 S.
Reynke Vosz de olde, nyge gedrucket, mit sidlikem vorstande vnd schonen figuren, erluchtet vnd vorbetert — Rostock: L. Dietz, 1539. — CCLXXII Bl.
Tophinke D. Zur Wortabtrennung in den ,Werler Statuten’ des 14. und 15. Jahrhunderts — eine exemplarische Analyse // Regionalsprachen, Stadtsprachen und Institutionssprachen im historischen Prozess (Schriften zur diachronen Sprachwissenschaft 10). — Wien: Edition Präsens, 2000, S. 73-99.
Автор: Тагир