Воссоздать события трехсотлетней давности, связанные с этой уникальной церковью, удалось лишь благодаря документам, хранящимся в фондах Государственного архива Забайкальского края. О некоторых неизвестных фактах из ее истории будет рассказано в данной статье.
Нерчинск на рубеже XVII—XVIII веков был крупным приграничным городом широко известным, как в стране, так и за ее пределами. Здесь с заключением первого русско-китайского мирного договора в 1689 году сложились благоприятные предпосылки для торгово-экономических отношений между сопредельными государствами — Россией, Китаем, Монголией. Нерчинск постепенно превращался в главный перевалочный пункт на «тысячеверстных путях» торговли с богатейшей Цинской империей. Прибыльность восточной караванной торговли раскрылась в первое же десятилетие (1689—1698 гг.), когда товарооборот, проходящий через Нерчинск, превзошел внешние обороты торговли России со странами Средней Азии и тем более с Западной Европой, осуществляемой через Псков, Тихвин, Смоленск, Архангельск [1, с. 174‑201]
Из обширного ассортимента китайских товаров на российском рынке, как следует из архивных документов, неограниченным спросом пользовались дорогие шелковые ткани (камки «большой», «средней» и «малой руки», атласы), а так же бархатные ткани разнообразных цветов и оттенков. Более дешевые сорта хлопчатобумажной материи: стаметы «большой», «средней руки», самец пестрый, дабы «большой руки» и «малой», байберка, тафта и пр., ввозились караванщиками в незначительном количестве. Зато время от времени их можно было купить в местах приграничного обмена, куда китайские и маньчжурские коммерсанты присылали свои товары, используя дипломатические поездки правительственных агентов.
Большое количество красивейшей импортной ткани шло местной Успенской монастырской церкви, о чем свидетельствуют старинные отписки: «да в каменную церковь на жертвенник на подклад под камку на покров вышел конец дабы красной» или же такая запись «да в ту же каменную церковь к местным иконам на пелену вышло конец дабы пестрой, на подклад конец дабы желтой, да на шитье шелку китайского скатного золотого» [2]. Беря за основу данные сведения, рассмотрим особенности изготовления церемониального облачения для священно- церковнослужителей Нерчинского Свято-Успенского мужского монастыря в первой четверти XVIII века (1712‑1726 гг.)
В алтарной части каменной Успенской церкви, главного храма Свято-Успенского мужского монастыря, по уточнению вкладчиков-казначеев Григория Уткина и Федора Лоншакова, находилось особое помещение для хранения церемониального облачения священнослужителей называемое ризницей. К концу первой четверти XVIII века, небольшая комната ризницы превратилась во вместительную гардеробную, в которой уже разместились одиннадцать комплектов риз, предназначенных для проведения религиозных празднеств и обрядов, пять подризников и три епитрахиля. Висевшее здесь облачение православных служителей рознилось по принадлежности их носителей к тому или иному чину в церковной иерархии: дьякон, священник, настоятель монастыря. Знакомясь с содержанием монастырских описей, невольно удивляешься необыкновенной роскоши и, в некоторой степени, живописности одеяния духовных лиц. Большой выбор дорогой качественной ткани и богатых украшений помог простые силуэты их риз и подризников преобразить в торжественные наряды изысканной красоты.
Среди хранящегося в ризнице церковного облачения, нашлось место для длинной, доходящей до самого пола, одежды, внешне напоминающей античный хитон. Это так называемый стихарь, традиционное диаконовское облачение. Стихарь дьякона имел одно характерное отличие — широкий цельнокроеный рукав. Во всем остальном он не уступал наряду священников. На его изготовление, как следует из текста описи, использовалась так же дорогая привозная ткань, отделка золотым позументом и даже модная вышивка жемчугом. Попробуем воссоздать внешний вид нескольких диаконовских одеяний из Успенской церкви начала XVIIIвека. Отличительная особенность первого стихаря — его упрощено-спокойные формы, придающие фигуре церковнослужителя некую монументальность. Само платье сшили из тяжелого «бархату» насыщенного желтого цвета. Для оплечья использовали «бархат красный», отделанный «кругом оплечья» «галуном серебряным с золотом». Подзор подобрали, в унисон броскому колориту стихаря, из «камки цветной», а подклад оторочили «крашениной». Плотный и тяжелый бархат насыщенного цвета в немалой степени содействовал усилению впечатления от облика служителя церкви. Оформление второго стихаря отличалось еще большей помпезностью. Вместе с тем, при его изготовлении монастырские мастерицы смогли достичь более гармоничного сочетания ярких тонов — красного цвета камчатого стихаря с белым оплечьем и лазоревым подзором из такой же ткани. Спереди стихарь украсили вышитым из китайского жемчуга массивным крестом. К стихарю дополнительно приложили «поручники из атласу белого», которые по краям были декорированы «травами золотыми». Помимо них на поручнях имелись «нашитые двадцать колечек серебряных». Такой элемент декора, как «нашитые колечки серебряные», не был характерен для украшения ни светской, ни духовной одежды европейской части России, возможно, этот принцип был заимствован у представителей восточных цивилизаций.
У священников стихарь имел иной покрой. Он шился не с пространными рукавами, а с узкими. Оттого и по-другому назывался — подризник. В Успенской церкви хранилось пять разновидностей подризников, которые благодаря своим пышным объемам, удачному сочетанию дорогих тканей разной фактуры и оттенков, создавали ощущения торжественности и радостности. Так, для платьев первого комплекта подризников выбрали атласную ткань «рудожелтого» цвета и скомбинировали ее с оплечьем из красивейшей узорчатой парчи изумрудно-зеленого оттенка с золотом. По окантовке оплечья пропустили опушку из остатков камки лимонного цвета. Этот эффектный наряд, выполненный в более сдержанной цветовой гамме, нежели одеяние дьяконов, был подбит подкладом из крашенины. На второй комплект подризников, как раз, и была израсходована вся ослепительно-яркая камка лимонного цвета, для опушки которой подобрали отменную вишневую парчу. Все это великолепие оттенял подклад из белой дабы. Оригинальная комбинация материала наблюдалась и в третьем комплекте. В нем зеленые камчатые подризники, были украшены опушками из тяжелой атласной ткани «рудожелтого» цвета, оставшейся, по всей видимости, от шитья первого комплекта, и подбиты подкладкой из красной китайки. Следующий комплект был сшит полностью из желтой камки, только для опушки использовали камку контрастного красного цвета. Подол оторочили крашениной. Однако самым красочным, из вышеописанных комплектов, являлся пятый. Здесь платья подризников выполнили из «камчатой лазоревой» ткани. На отделку оплечья пустили «зеленую камку», а опушку смастерили из оставшихся кусочков «камки рудожелтой». Под тон оплечья подобрали и подкладку из зеленой дабы.
В ризницу вместилось и протоиерейское облачение — епитрахиль. В «счетной описи» за 1729 год монах Григорий Уткин воспроизвел внешний вид двух пресвитерских одеяний. Одно из них было целиком сшито из белой парчи и обрамлено по подолу превосходным шитьем из «золотых и серебряных трав». По контуру оплечья протянули опушку из «лазоревой камки», гармонично сочетающуюся с цветом фелони. Впереди, красовались «девять серебряных пуговиц под золотом», что, по тем временам, было невиданной роскошью. Этот епитрахиль, являясь показным элементом одежды священника в виде передника, был подбит подкладкой из зеленой тафты. На другом иерейском облачении, выполненном из камки красной с черной опушкой, были пришиты «двенадцать серебряных пуговиц» правда «без позолоты».
Значительное место в ризнице отводилось под комплекты верхней одежды священников без рукавов, одеваемой ими во время богослужения или ризам. Первый комплект риз, выполненный из великолепной белой парчи, сообразно требованиям моды того времени, был богато декорирован растительным орнаментом. По их тяжелому парчовому подолу шли «расшитые золотые и серебряные травы», в отдельных местах целиком перекрывающие фон ткани. Эти ризы вместе с вышеописанными епитрахилями и поручнями составляли праздничный целостный набор. Ради придания одеянию еще большей торжественности применили такой элемент декорирования, как вставки из дорогой узорчатой ткани. Поэтому для оплечья ослепительно-белых парчовых риз выбрали «красную парчу с золотым узором», которые по периметру обшили «широкими серебряными и узкими золотыми кружевами» виртуозной работы западноевропейских мастеров. При оформлении риз данного комплекта использовали и такой сверхмодный элемент украшения, как вышивка жемчугом. «На заде» их, замечают казначеи-монахи, уместили вышитый «крест жемчужный с красным камешком по центру» (по всей вероятности, это был или рубин из Шерловогородского месторождения драгоценных камней, или молодой гранат из богатейших залежей самоцветов Борщевочного хребта). А спереди, уточняли они, была выложена «звезда жемчужная», вышитая «мелким русским жемчугом» с похожим «красным камешком в середине». Фигуры креста и звезды для вышивки жемчугом подходили идеально, так как для искусной работы требовался крупный и несложный в геометрическом плане узор. В завершении украшения риз «над жемчужной звездой» пришили «четыре пуговицы серебряные». Здесь следует пояснить, что такая роскошь, как цельная пуговица из серебра, была недоступна даже боярам и дворянам центрально-европейских городов страны. Им приходилось довольствоваться пуговицами либо обтянутыми парчой, либо оплетенными серебряной нитью. Стремясь сохранить царскую величественность убранств, подол риз церковных служителей подбили подкладкой из материала «камки лазоревой», нежнейшего оттенка.
Существовали и другие способы подчеркнуть богатство своего наряда. Визуального эффекта без труда добивались как за счет контрастного сочетания расцветок используемого материала, так и отделки золотым позументом. Именно таким вариациям отдали предпочтение при украшении двух других комплектов церковных риз. Один из них сшили из «камки травчатой соломянки» насыщенного красного цвета, для оплечья подобрали благородную ткань с узором — «бархат под золотом». Чтобы сохранить концентрацию непроизвольного внимания прихожан на красоте золотого оплечья, фелонь подбили подкладом из китайки такого же красного цвета. Тем не менее, классическое сочетание оттенков красного и золотого было неудачно нарушено «по кругу шедшей опушкой из камки лазоревой». Завершал композицию наряда «на заде шитый золотым позументом крест». Другой комплект риз был не менее экстравагантен, чем предыдущий. Ризы, выполненные из «камки соломянки травчатой черного цвета», скомбинировали со сдержанным в цветовой гамме оплечьем «соломянки травчатой синей» и едва заметной на их фоне опушкой из темно-зеленой камки. Со спины риза была украшена крестом, нашитым из золотого позумента, прекрасно контрастирующим с глубоким черным цветом ризы. При этом ее темный траурный колорит довольно выигрышно оттенялся подкладом из светлой китайки лазоревого цвета.
Хотелось бы обратить внимание и на такой прием в украшении одежды и одежды священников, в частности, как использование редких фактур и ярких расцветок дорогих китайских тканей. Данный принцип стал ведущим для создания остальных комплектов риз, которые выглядели ничуть не хуже вышеописанных. Представьте ризу ярко-алого цвета из «камки соломянки травчатой с репьями», обрамленную оплечьем из «белой камки соломянки травчатой» с подобранной в тон ризы и оплечья двухсторонней опушкой из «камки травчатой двоеличной». Это необычайно нежное сочетание цветовой гаммы, вызывающее радостное чувство, уравновешивалось подкладом из черной китайки. Поистине празднично смотрелась и риза, сшитая из восхитительной «чешуйчатой байберки» лазоревой окраски, с оплечьем «желтого травчатого бархата». В этом варианте расцветку подкладочной ткани умело подобрали в тон ризы, чем достигли ощущения одухотворенности и чистоты.
Получается, что православная риза из монастырской Успенской церкви удачно сочетала в себе буйную игру красок дорогих восточных тканей, к тому же богато декорированных жемчугом, драгоценными и полудрагоценными камнями с изысканной роскошью европейских серебряных и золотых кружев. Обилие ткани и кружев на церковном облачении скрывало очертания фигуры священника, превращая его одеяние в непрерывную игру цвета, света и тени. Эта до мелочей продуманная комбинация деталей наряда помогла создать необходимый образ преуспевания и могущества новой, для здешних мест, восточно-христианской религии.
Традиция шить одеяние из дорогостоящей заморской материи колоритной цветовой гаммы сохранилась у служителей церкви даже после упразднения Нерчинского Успенского монастыря в 1773 году. Об этом может свидетельствовать сохранившееся в «Клировых ведомостях за 1846 год» описание нового «в сем году построенного» комплекта церковного облачения для священников. Он выглядел так: «новая священническая риза, из желтой парчи с золотом, с епитрахилем, поручнями, поясом и набедренником» [3]. Весь необходимый для проведения церковной службы набор был сшит из яркой, искрящейся на солнце, ткани, дополнительно украшенной «серебряными крестом и звездой, обшитыми газом». Утонченная вязь из нежного, прозрачного газа облегчала визуальное восприятие тяжеловесного парчового комплекта, придавая ему относительную легкость. Этот по истине царственный наряд был весьма ценным — «50 руб. 24 ¼ коп. деньгами серебром». Зная, что церковь не располагала такими средствами, можем предположить, что комплект был пожертвован ей кем-то из богатых прихожан (чаще всего это были известные в крае купцы-меценаты или состоятельные потомки казаков-основателей).
Для того чтобы понять и оценить всю роскошь комплекта преподнесенного неизвестным лицом Успенской церкви в селе Монастырском, достаточно обратиться к описанию пожертвований Нерчинскому Воскресенскому собору, сделанных в тот же период времени. Так, купцом Петром Корякиным были пожертвованы в Нерчинской Воскресенской собор «риза и стихарь со всем прибором из полубархата фиолетового цвета, стоимостью 25 рублей серебром». Другой нерчинский купец Евграф Верхотуров в дар собору преподнес «ризу и стихарь со всем прибором из парчи желтого цвета, стоящие серебром 45 рублей». Особого внимания заслуживает подарок именитого купца, почетного гражданина города Нерчинска Петра Кандинского, от имени которого Воскресенскому собору была передана «риза для священнослужителей из шелковой материи черного цвета» по цене 13 руб. серебром [4].
Нужна помощь в написании статьи?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.
Щедрые подношения монастырской Успенской церкви делались не только купцами, но и представителями других социальных групп: казаками, крестьянами, новокрещенными инородцами. К примеру, в журнале «Забайкальские епархиальные ведомости» за 1900 год имеется заметка о вынесении благодарности жертвователю — нерчинскому казаку Елисею Ивановичу Пешкову, который пожертвовал в монастырскую Успенскую церковь «одеяние на престол из атласной материи в 45 руб., покрывало на престол в 20 руб. и кропило с металлическою ручкою в 4 руб.». Следом сообщается, что «тот же казак Елисей Пешков пожертвовал в Бишигинскую Казанскую церковь, приписанную к монастырской Успенской церкви, ковчег на престол бронзовый золоченый с финифтевыми образами на 37 руб., подсвечник за 25 руб. и кадило медное, золоченое в 8 руб.». В общей сложности, только одним казаком Елисеем Пешковым было пожертвовано церкви разных предметов православного культа на сумму 139 руб. [6, с. 1] По тем временам, это были немалые деньги.
Осознать всю ценность роскошных даров, преподносимых прихожанами Нерчинской Успенской церкви, можно, лишь сравнив их с уровнем достатка священнослужителей Иркутского Кафедрального собора — главного храма огромной епархии, простирающейся от Иркутска до Нерчинска. В свое время, епископ Софроний, приемник преосвященного Иннокентия (Неруновича), открыто возмущался положением дел в епархии, в частности тем, что «в Иркутском Кафедральном соборе он не нашел не только ни одного архиерейского облачения, но даже диаконовского стихаря, годящегося к служению». Ситуация в Иркутском Кафедральном соборе не изменилась и в середине XIX века. Последний настоятель собора обратил внимание на то, что в течение шести лет не видел, «чтоб кто-нибудь приложил сюда ризу или стихарь, или одежду на Престол». А в своем всеподданнейшем отчете Государю Императору за 1867 год отметил: «в Иркутский Кафедральный собор за истекший год было всех пожертвований лишь на 8 рублей» [5, с. 155‑156]
У зачинателей строительства Нерчинского мужского монастыря, ставших в последствие его служителями, имелись и мирские наряды, которые были еще роскошней, нежели их священнические ризы. Для сравнения вспомним церемонию заключения первого русско-китайского мирного договора 1689 года. Тогда 12 августа, в первый день встречи послов великих империй, все присутствующие искренне восхищались внешним видом «статных, солидных и очень богато одетых» представителей Российской стороны с «внешне спокойным», полным достоинства, поведением. Сохранилось живописное описание, произведенного впечатления на присутствующих русскими представителями, в дневнике иезуита-переводчика Жербильона: «Оба русских посла были очень богато одеты в кафтаны из золотой парчи и такие же золотые плащи, «отделанные темными соболями такой красоты, каких никогда не видел прежде». Однако, все это пышное убранство русских официальных лиц предназначено было свидетельствовать, о том, что «они представляют могущественное и богатое государство» [7, с. 163].
Теперь обратимся к описанию пожитков одного из устроителей Нерчинского Свято-Успенского монастыря. Сохранились сведения, что в личном гардеробе инока Николая, «бывшего Успенского монастыря строителя», имелось несколько светских кафтанов. Один из них, «камчатый лазоревый на подкладке китайчатой с пятью пуговицами серебряными». Другой «кафтан холодный камки лимонзной (т.е. лимонного цвета)», на котором было пришито «10 пуговиц серебряных». Очень импозантно выглядел его третий шелковый кафтан «сам весь белый, а подклад китайки лазоревой с пухом бобровым, у него 4 пуговицы серебряные». Как видно, основным украшением всех дорогих кафтанов инока были шикарные литые серебряные пуговицы, которых у Николая в «казенном амбаре» насчитывалось почти на 200 золотников. Такого украшения верхней одежды не могли себе позволить в европейской части России даже весьма знатные вельможи, приближенные к монаршей особе. А «пух бобра» в данном случае морского, привезенного с Камчатки, ценился дороже соболиного меха.
Стало быть, шикарные наряды инока, могущие соперничать исключительно с царскими платьями, подтверждали тот уровень, который был, достигнут Свято-Успенским монастырем, как в экономическом благосостоянии — Клондайк Даурии, так и в суверенности своего статуса от духовной власти любого уровня.
Список литературы:
1. Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах: (вторая половина XVII в.) — Хабаровск. — 1984.
2. ГАЗК Ф. 282. Оп.1. Д. 4. Л. 104 об., Л. 114 об., и пр.
3. ГАЗК Ф.282. Оп.1. Д.185. Л. 27 об.
4. ГАЗК Ф.282. Оп.1. Д. 875. Л. 10 об.
5. Иркутские епархиальные ведомости. № 11. 16 марта. — Иркутск: типография Окружного Штаба. — 1868.
6. Забайкальские епархиальные ведомости. Январь. № 2. — Чита: — 1900.
7. Яковлев П.Т. Первый русско-китайский договор 1689 года. — Москва: Академии наук СССР. — 1958.