Реферат
Философский анализ понятий власти: potestas, auctoritas, iurisdictio, imperium и regnum во Франции на рубеже XIII-XIV вв.
Введение
Исследование средневекового понятия власти сталкивается с множеством его различных аспектов. Одним из ключей к пониманию этого разнообразия является его отражение в языке: различные ситуации бытования власти, что естественно, описывались разными терминами, унаследованными Средневековьем от Античности. Основополагающим для средневековой культуры стало различение между духовной и светской властью, наиболее часто описывавшееся через парные понятия potestas и auctoritas. Однако из античного аппарата властной терминологии был унаследован еще ряд понятий, имевших различные значения и отражающие разные ситуации власти: iurisdictio, imperium, regnum. В данном реферате рассматриваются основные аспекты возникновения, развития и функционирования этих пяти понятий в ключевых текстах средневековой философии и канонического права.
1. Potestas
.1 Этимология
власть понятие философский
Латинское potestas, -atis, является существительным женского рода и происходит от прилагательного potis [EM. P. 528], означающего «могущественный», «могущий». Potestas родственно с глаголом possum [TLL. P. 300], который, в свою очередь, является слиянием, собственно, прилагательного potis и глагола esse — быть, т.е. означает «быть могущественным», «быть могущим». Такое слияние корней, впрочем, отражает след древнейшего корня в прилагательном potis: *poti-, который в пра-индоевропейском языке мог относиться к главе любой группы, в первую очередь — главе семейной общины [EM. P. 528-529].
Аналогом potestas в греческом языке служит δύναμις [EM. P. 528], а в русском для передачи этого понятия используются такие слова, как «сила», «мощь», «власть». На мой взгляд, специфика значения potestas применительно к средневековому выделению его сферы из властной практики, дифференцирования его на фоне других граней власти, аналогична значению русского выражения «власть и могущество», что отражает и значение власти, и значение способности, и значение величия.
В целом, развитие корня *poti-, лежащего в основе латинского potestas, демонстрирует некоторые значения, довольно важные для понимания последнего. Среди них можно выделить, во-первых, «власть мужа», во-вторых, «силу» и, в-третьих, «господство». Первое демонстрирует происхождение власти этого рода из сферы семейных и родовых отношений. Второе раскрывает связь власти этого рода с насилием: обладающий этой властью способен к войне, что отразилось, в частности, в старофранцузских дериватах potestas. Наконец, власть этого рода определенным образом связывает субъекта и имущество: это власть господина и хозяина распоряжаться вещами.
.2 Сфера распространения
Potestas — одно из самых употребительных обозначений власти в латинском языке в самых разных контекстах и значениях. Буквально это слово обозначает способность сделать что-либо, — это является базовым значением. Оно распространяется на самые разные контексты, от правовых до бытовых и религиозных. Potestas является модусом общественной организации (esse in potestate), применительно к субъекту может характеризовать его личную свободу (esse suae potestatis), может подразумевать право законотворчества (potestas legisferendi sive legislativa), или способность самого субъекта обладать властью (mea potestas) [LD]. Potestas может относиться к политической власти, где оно близко по значению к dominium и imperium, или к власти магистрата, общественной должности, службе. Метонимически значение potestas также распространяется на самого человека, занимающего общественную должность, на магистрата или правителя. Таким образом, значение potestas распространяется на способность вообще, на общественную силу, и на самого человека, представляющего эту силу.
.3 Potestas в римском мире
На первый взгляд, в категориальном аппарате римского политического мышления слово potestas не занимает центральной позиции: концепты «доблесть» (virtus), «слава» (gloria), «обычай» (mos) употребляются там гораздо чаще. Однако древность и этимология potestas делает его базовым понятием власти, и оно присутствует на разных уровнях общественной организации: в семье, публичной жизни и, позднее, в понимании императорской власти.
В первую очередь, potestas для римского мышления — это власть домовладыки. Это базовый, изначальный аспект власти домоправителя, помимо сакрального главенства и имущественного управления (dominium). Patria potestas — основная юридическая сторона отношений между отцом и детьми, исключительно сильная по сравнению с другими культурами и правовыми системами. В личном отношении она подразумевает в первую очередь, право принимать или отвергать новорожденного (ius exponendi), право жизни и смерти (ius vitae ac necis), а также право продажи (ius vendedi). В имущественном отношении она подразумевает то, что любая собственность детей делается пожизненной собственностью отца. Эта ситуация, впрочем, является отправной в истории развития семейного римского права, и характерна по большей части для царского Рима и ранней Республики: с течением времени абсолютная власть отца все более ограничивается, хоть и остается главным реликтом патриархального родового строя.
Власть римского царя имеет ту же природу, что и власть paterfamilias — царь имеет ту же власть над народом, что и отец — над семьей. Магистратская власть во время Республики представляется исторически происходящей от царской власти (Liv. AUC. 2. 1. 7; Cic. Rep. 2. 56), однако её распределение среди магистратов разного уровня должно гарантировать то, что она уже не является царской и тиранической. Уподобление власти децемвиров царской власти в отношении общественных владений, res publica, вызывает негодование Цицерона во «Второй речи о земельном законе»: магистрат должен отправлять власть именем и во благо народа (Cic. Agr. 2. 13-14). Этот случай проясняет то, что любая potestas должностного лица, царя или магистрата, по сути, происходит от римского народа и является, в первую очередь, его достоянием. Цицерон подчеркивает это в знаменитом фрагменте сочинения «О законах», говоря: potestas in populo, auctoritas in senatu sit (Cic. Leg. 3. 28). Легитимируется эта власть, что естественно, процедурой выборов.
В целом, понятие potestas в римской политической культуре, как в частной, так и в публичной сферах, относится к власти мужа и гражданина. В случае публичной сферы, potestas принадлежит народу как объединению мужей, но никогда не отправляется ими самолично, а препоручается на законном основании магистрату, или позднее — императору.
.4 Potestas в христианской мысли
В Средние века значение potestas постепенно приобретает другие аспекты, что связано с тремя факторами. Во-первых, в рамках христианской мысли формулируется тезис о божественном происхождении всякой власти (Рим. 13:1; Мф. 9:6). Во-вторых, утверждается представление о священности светской власти. Как следствие, закрепление закрепление понятия potestas за светской властью, освященное известным посланием Геласия I, создало известный политико-богословский парадокс: с одной стороны, светская власть имеет божественный характер, с другой же, обращена исключительно на управление телами.
Для Блаженного Августина, как и для предшествующих ему отцов Церкви, отправной точкой политической теории стала глава 13 Послания к Римлянам. Можно отметить, что для обозначения земной власти в этом пассаже переводчик Павла Иероним пользуется понятием potestas, тогда как божественную власть он передает словом ordo. Однако в трактате «О граде Божием» Августин не придерживается какой-либо строгости словоупотребления: potestas у него — и царская власть в Риме (August. De civ. D. XV. 5); и всемогущество Творца (August. De civ. D. XXI. 7); и императорская власть (August. De civ. D. V. 21); и просто потенциальная возможность (August. De civ. D. XIII. 22). Светская власть в теории Августина окончательно приобретает однозначно божественный характер, даже власть языческая (August. De civ. D. V. 19), а, значит, истинный христианин, как гражданин града Божьего, должен повиноваться земной власти, как он повинуется божественной власти.
Развитие концепции Августина можно увидеть в сочинениях одного из наиболее ярких своих последователей. Исидор Севильский, комментируя слова пророка Осии о правителях, властвующих не по велению Господа, замечает, что характер земной власти отражает благосклонность Господа к народу, которому он дает эту власть (Isid. Sent. III. 48). В целом, вычленение специальной семантики potestas у Августина и Исидора кажется чем-то искусственным; однако именно осмысление ими земной власти, обозначаемой словом potestas и подчиненной божественному установлению, оказало сильнейшее влияние на последующую каноническую традицию.
Для римских Пап V-VII вв. проблема земной власти и сосуществования «двух градов» заключается в том, что, хоть potestas и устанавливается Богом, правители как люди состоят в лоне Церкви. Иначе говоря, встает вопрос о статусе potestas перед лицом Церкви. Папа Лев I предполагает, что связь состоит в том, что главной задачей королевской (или императорской) власти является физическая защита Церкви. Его преемник, Папа Геласий I, в одном из писем к императору Анастасию I постулировал двойственность политической власти, выделив в ней королевское могущество (regalis potestas) и священный авторитет понтификов (auctoritas sacrata pontificum). Это определило отношения между Церковью и земной властью: земные правители (император) должны быть покорны священникам, поскольку последние ответственны за спасение души; священники же должны быть покорны земным законам в том, что касается политического порядка и земных дел. Таким образом, в рамках геласианского учения potestas означает власть императора, установленную Господом, заведующую земными законами и земным порядком, и находящуюся в духовном ведении Церкви ради спасения души, как и все земное. Potestas здесь является необходимой земной силовой поддержкой церковного авторитета, без которого последний не имеет реального веса.
В конце XII — начале XIII вв. Папа Иннокентий III вносит некоторые уточнения и прояснения в эту теорию: в условиях развития учения о папском примате и взгляда на христианское общество как иерархическую структуру, отражающую устройство Небесного Царства (под влиянием Псевдо-Дионисия Ареопагита), potestas как термин языка власти получает новые аспекты значения. Так, в булле Sicut univesitatis 1198 г. Иннокентий III практически повторяет формулу Геласия I, и использует те же выражения для обозначения церковной (auctoritas pontificalis) и светской власти (regalis potestas), но делает акцент на том, что именно власть Папы является единственным проводником Божественной воли на земле, и светская власть существует и действует только благодаря ей и только под ее контролем. Чтобы усилить эту мысль, он использует метафору солнечного света для папской власти и лунного — для светской, как отражение и следствие первой. В изданной четырьмя годами позже булле Venerabilem 1202 г., посвященной праву Папы утверждать и отменять итоги выборов императора Священной Римской империи, Иннокентий III использует слово potestas для обозначения права германских князей выбирать императора (в сочетании ius et potestas), которое происходит от самого апостольского престола, а также для обозначения власти князей, объединенной в фигуре императора на основании закона и обычая (de iure ac consuetudine). Наконец, в булле Per venerabilem 1202 г. слово potestas раскрывается с другой стороны: этот текст является ответом Папы на просьбу графа Уильяма III из Монпелье узаконить в правах наследства незаконнорожденного сына последнего, и способность Папы это сделать обозначается именно словом potestas, т.к. касается светского закона (вопроса о наследстве). Это называется habere potestatem legitimandi, и в наивысшей степени принадлежит римскому понтифику потому, что никто не стоит выше него.
Таким образом, в языке власти на рубеже XII-XIII вв. potestas означает светскую власть, продолжение и отражение власти духовной, которая опирается на закон и обычай, и может быть передана императору на основании выборов. С точки зрения Церкви, в иерархически устроенном христианском обществе Папа обладает наивысшей властью, а, значит, и светской, т.е. может вмешиваться в светский закон и механизмы передачи potestas императору.
В сочинениях Фомы Аквинского, систематизировавшего весь предшествующий средневековый философский опыт, potestas как властный термин означает могущество, насилие, господство, и используется во множестве контекстов. В первую очередь — как божественная власть, власть Христа и власть служителей Церкви (potestas auctoritatis, potestas ministerii, potestas excellentiae) (1 Th. q. 43. 7 ad 6; 3. q. 64; 4 Sent. 5. 1. 1 c): последним она принадлежит как власть переданная (potestas commissa/delegate) (2-2 Th. q. 67). Власть, которой священник рукополагается в сан и власть правосудия обозначается одним и тем же выражением (potestas iurisdictionis) (2-2 Th. q. 39; 4 Sent. 19. 1. 3. 1 ad 1; 24. 2. 1. 2 c). Potestas разделяется на телесную и духовную, potestas corporalis и potestas spiritualis (2-2 Th. q. 39. a. 3; q. 60. 6 ob. 3; 2 Sent. 44 exp). В светской плоскости Фома использует potestas в значениях отцовской власти, хозяйской власти (над рабом) (potestas dominativa, potestas paterna) (2-2 Th. q. 50. 3 ad 3; q. 104. 5 ad 1; 3. q. 58. 4 ad 2), общественной власти, власти народа и власти лучших (potestas optimorum, potestas populi (2-1 Th. q. 105. 1 c; q. 41. 1 ad 3; q. 60. 6 c); королевской власти и власти тиранической (1 Th. q. 103. 6 ad 3; 2-2. q. 42. 2 ob. 3; q. 50. 3 ad 3) и в целом светской власти (potestas saecularis, potestas temporalis) (2-2 Th. q. 19. 3 ob. 2; q. 60. 6 ob. 3; 2 Sent. 44). Универсальность употребления potestas Фомой отражает представление об иерархии форм, которое он наследует у Аристотеля. Наивысшая власть принадлежит Богу, и все остальные власти происходят от нее и подчиняются ей; в духовной сфере Богу напрямую подчиняется и представляет его Папа; в светской сфере божественную власть представляет легитимный правитель. Potestas существует на всех уровнях этой иерархии, а не является одной из сторон дуалистичного устройства христианского общества, принадлежа только светскому правителю.
.5 Potestas во Франции на рубеже XIII-XIV вв.
К концу XIII в. в языке власти средневековой Европы potestas накопило множество аспектов смысла: его использование несло на себе следы его фигурирования в античных текстах, читавшихся и распространявшихся, в Священном Писании, каноническом праве и схоластике. В условиях разразившегося на рубеже XIII-XIV вв. конфликта между папским престолом и французским королем употребление potestas в том или ином значении зависит от позиции автора, от того, какие традиции политической мысли берутся им в расчет. Для позиции Рима манифестом в этом конфликте является булла Папы Бонифация VIII Unam Sanctam 1302 г., которая считается наиболее полным выражением доктрины двух мечей с позиций примата Папы. Употребление potestas в Unam Sanctam носит на себе следы томизма и учения Псевдо-Дионисия Ареопагита («О небесной иерархии»), на которого его составитель непосредственно и ссылается. Potestas в тексте буллы означает в первую очередь власть Церкви, которая распространяется и на духовную, и на светскую сферы. Через евангельскую метафору двух мечей (Лк. 22:38; Мф. 26:52) объясняется, что светские правители действуют ради Церкви, и подчиняются ей согласно общему принципу подчинения вышестоящей форме. В результате, как и в сочинениях Фомы Аквинского, potestas фигурирует на всех уровнях иерархии форм, и терминологический дуализм, заданный Геласием I, снимается.
В сочинениях того времени, отстаивающих автономность светского правителя от церковной власти также исчезает терминологический дуализм, но в употреблении potestas просматриваются иные коннотации: эти тексты отсылают к античным смыслам этого термина, к potestas императора в первую очередь. Так, в «Споре между священником и рыцарем» potestas используется для обозначения как духовной, так и светской властей (potestas spiritualis и potestas temporalis), но, т.к. универсальная иерархия христианского мира решительно отвергается, светская власть оказывается независимой от духовной, и опирается на свое божественное происхождение, закон, традицию; в том числе обосновывается через свою целевую причину, которая заключается в спасении королевства и respublica. Важным пунктом в обосновании полноты potestas французского короля в трактате является утверждение о том, что французский король является наследником императора, а Франция соответственно — империи, что ставит этот термин в трактате в контекст не канонического права и богословия Аквината, а римского права. Духовная власть, potestas spiritualis, существует по тем же принципам, но она не является полноправной представительницей божественной власти на земле, т.к. наследуется Папой от Христа не в своей полноте, а в своем «урезанном» варианте — это власть Христа в состоянии смирения, т.е. власть проповеди в первую очередь.
Развитие potestas как термина языка власти проходит в Средние века несколько этапов, на каждом из которых разворачиваются разные аспекты его смысла, как лингвистического, так и концептуального, заложенные в римском праве, римской политической традиции, в античной философии и Священном Писании. Если для Отцов Церкви potestas — это власть римских магистратов и императоров, то Геласий I делает potestas термином христианской политической теологии, ставя его в пару с термином auctoritas: отныне potestas обозначает власть светскую в отличие от церковной. Однако на фоне универсалистских тенденций средневековой мысли этот дуализм постепенно начинает толковаться как элемент общего иерархического устройства христианского общества: это подкрепляется рецепцией Аристотеля в томизме и общими политическими претензиями папского престола.
Если Иннокентий III оставлял папскую potestas для экстраординарных случаев, то Бонифаций VIII приписывает папству полноту potestas, что шло вразрез с политическими интересами французского короля как главы зарождающегося национального королевства: на этом фоне возрождается значение potestas как власти императора, как охранителя республики, обладающего военной мощью и самостоятельным религиозным значением.
2. Auctoritas
.1 Этимология
Слово auctoritas, -atis, является существительным женского рода, и происходит от существительного мужского рода auctor (основатель, создатель [Дв. C. 114а-б]) и обозначает его деятельность. Существительное auctor, в свою очередь, происходит от глагола augeo, означающего «приумножать», «увеличивать», «взращивать» [Дв. С. 116; EM. P. 56-57]. В основании парадигмы этого глагола лежит корень *aeg-, *aug-, *ug-, прослеживающийся во множестве языков индоевропейской семьи: в греческом ἀ(ϝ)ἑξω («приумножать»), в древнеиндийском vaks̆an̥a-m («укрепление, подкрепление»), в готском wahsjan («прирост, приращение») [Walde. S. 73]. В самой латыни этот корень был очень плодотворен и, помимо auctoritas, от него происходят слова augur, -is («жрец, прорицатель» [Дв. C. 116б]), augmentum, -i («приращение, рост» [Дв. С. 116б]), auctus, -i («возросшийся, увеличение» ([Дв. С. 115а]), augustus, -i («возвышенный, священный» [Дв. С. 117б]).
.2 Auctoritas в римском мире
В языке власти Древнего Рима слово auctoritas имеет два главных аспекта значения, связанных между собой: значение социально признаваемых качеств, и значение правового статуса — дееспособности. На практике оно может относиться к домовладыке, к членам Сената, к римскому народу, к отдельным гражданам, к судьям и решениям, выносимым ими, и к императору. Я рассмотрю две группы употреблений: случай auctoritas patrum (позднее ставшее auctoritas Senatu, патрициев/Сената) и случай auctoritas principis / principalis (правителя). Понятие auctoritas patrum относится к процедуре утверждения Сенатом (в царском Риме — собранием старейшин патрициев, потому — patrum) решений народного собрания в статусе закона (Liv. AUC. 1, 17, 22, 33; Cic. Rep. 2, 13, 17, 18, 20, 21). В частности, это относилось к утверждению положения царя или магистрата, в терминах римского языка власти — утверждению imperium должностного лица. Таким образом, auctoritas является качеством, которым наделены сенаторы, а позднее, по мере своей институционализации, сам Сенат. Это качество и придает решениям Сената реальную силу, которая формирует политическую реальность и распоряжается военной мощью (империем). В том числе власть магистратов (potestas), препорученная им римским народом, как было показано в предыдущем разделе, становится законной только при условии согласия и одобрения auctoritas Senatu.
Понятие auctoritas principis (principalis) разрабатывается Цицероном на основании как раз auctoritas Senatu и представлении о значении личностного начала в политическом процессе. Однако в силу связи понятия auctoritas с феноменом Сената, с совещательностью, оно не могло существовать в условиях диктатуры (Cic. Off. 2. 2), и, соответственно, представление о личной auctoritas было разработано в ином ключе: auctoritas principis, как было не раз отмечено, лежит в русле республиканской идеологии. Цицерон разрабатывает двойственную концепцию правителя: princeps libertatis recuperandae и rector rei publicae.
Первый обладает сугубо приватной auctoritas, «работающей» в исключительных случаях, подразумевающих военное вмешательство (примеры: Сципион и молодой Помпей). Влияние второго ближе по смыслу и фактически к влиянию Сената: его влияние распространяется через consilium publicum, и обладает более моральным статусом, чем сугубо юридическим. Auctoritas такого правителя — это статус «первого из граждан». Именно в этом смысле использует выражение auctoritas principis Октавиан Август, когда пишет, что не обладал potestas большей, чем любой другой магистрат, но обладал наивысшей auctoritas (Aug. RG. 34). Однако именно деятельность Августа оказалась решающей для развития феномена auctoritas в римской политической культуре: на основании объединения в руках одного человека полномочий и консула, и народного трибуна, сформировался институт принцепса, объединяющий власть народа (право наложения вето на решения Сената), военную и гражданскую консульскую власть, а также жреческий статус. Auctoritas principis, таким образом, сосредотачивает в себе все возможные проявления auctoritas, и становится не только условием законности решения, но и самим источником законности, и auctoritas в её первоначальном смысле размывается, сливаясь с potestas. К эпохе Домината власть принцепса, уже императорская власть, распределяется в системе чиновничьей иерархии, и является источником силы и закона в её функционировании.
2.3 Auctoritas в христианской мысли
В языке христианского богословия первая полная разработка понятия auctoritas принадлежит Блаженному Августину. Августин отталкивается не от языка власти Римской империи, а от более общего значения слова auctoritas, и это понятие становится очень важным для него в представлении о постижении человеком истины: оно становится в один ряд с разумом (ratio) и благодатью (gratia). В первую очередь Августин разделяет auctoritas божественную и человеческую, и строит иерархию носителей auctoritas: Священное Писание, церковные традиции, решения соборов, и, наконец, персональная auctoritas в своей полемике с донатизмом. Однако значения, в которых Августин использует auctoritas в «О граде Божием» не столь выстроены и специализированы: это значение «человеческий авторитет как пример» (August. De civ. D. 1, 23); «свидетельство» (August. De civ. D. 1, 13), ученое мнение (August. De civ. D. 4, 1; 8, 19); повеление римских понтификов (August. De civ. D. 2, 8); указание гадательных книг (August. De civ. D. 3, 18); авторитет святых (August. De civ. D. 1, 24); божественная воля (August. De civ. D. 2, 8); божественный авторитет (August. De civ. D. 1, 21). Таким образом, Августин делает auctoritas термином христианского богословия, но в языковой практике практически не отходит от традиционного римского значения этого слова.
Однако во второй половине V в., когда формируется запрос на теоретическое прояснение соотношения церковных прелатов как представителей апостолического авторитета, и императорской власти: представление о христианском сообществе, о всей Церкви как о едином теле, требовало единого принципа функционирования. В концепции, предложенной Папой Геласием I, Церковь, и, в первую очередь, Папа, предстает своего рода главной «экспертной системой» по функционированию христианского общества как проводник священного знания, и на этом основывается principatus папского престола, его верховенство. В случае расхождения между взглядом Церкви и действиями светской власти, последние становятся нелегитимными и не имеющими оснований в христианской вере, а, значит, подрывающими основу христианского общества. Это приводит к тому, что Геласий использует формулировку auctoritas sacrata pontificum, где само по себе auctoritas содержит также сильную отсылку к власти римского Сената. Эта формулировка послужила базисом для дальнейшего развития теории папского примата, и заложенный Геласием I терминологический дуализм во многом предопределил язык власти средневековой Европы.
Формулировки, предложенные Геласием I, используются в оригинальном виде и в конце XII в. Папой Иннокентием III. Концептуальное значение auctoritas практически не меняется: Иннокентий III использует этот термин для обозначения власти Папы, которая является источником и законом для власти светских правителей (метафора солнечного и лунного света). В булле Venerabilem 1202 г. он использует термин auctoritas, не выделяя его концептуально: auctoritas стоит в паре с ius (ius et auctoritas), точно так же как potestas стоит в паре ius (ius et potestas). В булле Per Venerabilem 1202 г., впрочем, снова просматривается терминологический дуализм: для spiritualibus, духовной сферы, по выражению Иннокентия «требуется» auctoritas, на основании которой формируется potestas legitimandi Папы — как в более важных делах, так и, соответственно, в меньших. Здесь auctoritas ставится в один ряд со словами providentia (предусмотрительность) и idoneitas (пригодность), т.е. является скорее качеством, на котором основывается претензия Папы на potestas legitimandi, а не на саму по себе законодательную власть. Таким образом, Иннокентий III, сохраняя геласианские формулировки, вводит, тем не менее, концептуальную ясность: auctoritas папского престола — не род власти, оборотной стороной которой является potestas regalis, светское могущество, а источник, в котором Папа черпает свое собственное могущество, наивысшее среди могуществ других земных правителей, не имеющих доступа к auctoritas престола Святого Петра.
В сочинениях Фомы Аквинского auctoritas является очень важным термином, но не имеющим прямого отношения к политической философии: его значение, в первую очередь — статус священных текстов (auctoritas Scripturae, 1 Th. q. 1. 8 c), освященных божественной auctoritas (1 Th. q. 33. 4 ad 1). Как термин политической фразеологии auctoritas используется Аквинатом в «Комментарии на Послание к римлянам», где самый важный случай его употребления — в сочетании auctoritas apostolica (Sup. Rom. 1, 1; 1; 4; 12, 1): Христос передает свою божественную auctoritas полностью апостолу (Гал. 1:1) (в отличие от остальных верующих, которые получают от Бога через Христа только благодать, gratia (Sup. Rom. 1, 5; Ин. 1:17; Гал. 1:3)). Апостольская auctoritas — основание церкви (Sup. Rom. 1, 5) и епископской власти (potestas episcopi) (4 Sent. d. 25 q. 3 a. 2 qc. 3 ad 4), которая соотносится с светской властью так же, как светская власть соотносится с искусствами и добродетелями, т.е. стоит на порядок выше (4 Sent. d. 25 q. 1 a. 1 co.) Папской власти же, согласно универсальному принципу подчинения (по Аристотелю) Фома отводит роль главы единства Церкви, и верховной епископской власти (potestas) (4 Sent. d. 24 q. 3 a. 2 qc. 3 co.) Таким образом, auctoritas, опять же, не является само по себе разновидностью власти, а только освящает власть церкви и, соответственно, все остальные власти, как знак причастности к Христу.
.4 Auctoritas во Франции на рубеже XIII-XIV вв.
Бонифаций VIII в булле Unam Sanctam 1302 г., которая, как уже было сказано выше, является манифестом позиции папского престола по вопросу отношений между церковной властью и светской, использует термин auctoritas так же не для обозначения рода власти, присущей Церкви. Более того, в Unam Sanctam auctoritas фигурирует и в отношении светской сферы (auctoritas temporalis), и божественной (контекстный синоним для potestas divina). В первом случае auctoritas temporalis (светское господство/владычество/влияние) противопоставляется spiritualis potestas, которой оно и должно подчиняться. Во втором случае auctoritas является источником, на основании которого Церковь, или Папа, как «духовный человек» (spiritualis homo, 1 Кор. 2:15) имеет право судить все, что стоит ниже его в универсальной иерархии: земную власть и меньшую духовную власть. В результате геласианское значение auctoritas как специфически присущей Церкви разновидности социального влияния еще более размывается, чем это уже произошло благодаря Иннокентию III и Фоме Аквинскому. Политико-теологический дуализм, аутентичный или фиктивный, присущий геласианской парадигме, окончательно встраивается в систему представления об универсальном иерархическом принципе. На основании божественного установления и auctoritas, и potestas, как знание и способность, распространяются и на Церковь, и на Папу, и на епископов (меньшие духовные власти), и земных правителей, но сам Папа является первым носителем их обоих на земле, и потому является верховным владыкой.
Хоть «Спор между священником и рыцарем» и представляет направление мысли, оппозиционное по отношению к политике папского престола, термин auctoritas в этом трактате так же не является обозначением специфической разновидности власти, присущей Церкви. В «Споре…» auctoritas в целом используется гораздо реже, чем potestas (4 раза против 25), и может относиться к разным субъектам: Священному Писанию (Dispute, P. 295b), священникам (Dispute, P. 294b), королевству (Dispute, P. 300a), королю (Dispute, P. 299a). Оставляя за скобками auctoritas в значении «цитата из авторитетного текста», можно сказать, что в любом случае auctoritas присуще несколько признаков. Во-первых, auctoritas передается субъекту от кого-либо, стоящего выше в иерархии: королю и священнику — от Бога, королевству — от империи. Соответственно, auctoritas является признаком некоторого статуса обладающего ей субъекта, что является для последнего основанием (и это второй признак) претензии на право постановлять, устанавливать закон (statuere). Таким образом, auctoritas для автора «Спора…» состоит в приобретенном признанным путем особого статуса самостоятельности, который является необходимым условием права регулирования нормативности. Для священника и короля это значит, что на основании auctoritas они могут постановлять в пределах этой auctoritas, а для королевства это значит, что его законы имеют ту же силу, которую имели законы империи.
В целом, auctoritas как единица политической фразеологии, претерпела меньше смысловых изменений, чем то же potestas, в истории европейского языка власти. Возможно, это произошло потому, что строго дефинировать auctoritas довольно сложно, и изменения в его значении можно проследить только при помощи глубокого дискурс-анализа большого количества рядовых текстов, что не реализуемо в рамках данной работы. Тем не менее, подводя некоторый итог, можно сказать, что auctoritas, как дериват индоевропейского корня *aweg-, имевшего смысл «производить», «увеличивать», «растить», «умножать», «укреплять», в сочетании с возникшими в латыни религиозными аспектами смысла (вспомним: augur, augustus), сохраняет значение произведения, выведения в действительность, но не в буквальном смысле земледельческого цикла, в религиозном и правовом смысле: обладающий auctoritas производит в действительность норму как закон, на основании того, что он, будучи причастным к сфере сакрального, обладает специальной компетентностью в вопросе о должном. Таким образом, auctorit
Автор: Тагир