Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Сочинение на тему «Диалог читателя с культурой: русская литература в текстах Игоря Яркевича»

В фокусе данной статьи находятся рассказы современного русского писателя Игоря Яркевича. Автора неоднозначного, сочетающего «эпатажность постмодерниста с безусловным талантом» («Аргументы и факты»), но в любом случае оцениваемого ныне «живым классиком».

Написание сочинения за 4 часа

Как правило, тексты Яркевича критика рассматривает в связи с «растабуированием табуированного», в данной статье внимание направлено на героя Яркевича, и на его (героя/автора) взаимоотношения с русской литературой.

Учитывая особенности материала, представляется правомерным, прежде чем рассматривать тексты Яркевича, познакомить читателя с некоторыми особенностями современной литературной ситуации. Одной из характерных черт русской литературы нового времени является так называемый «диалог культур», который в последнее время естественным образом трансформировался в «диалог с культурой». Самые серьезные следствия этого — цитатность (культурологичность) современной поэзии и прозы («Нотации» Т. Кибирова, «Прогулки с Пушкиным» А. Терца, «Москва-Петушки» Вен. Ерофеева), «ремейки» классических произведений («Чайка» Б. Акунина, «Медный кувшин старика Хоттабыча» С. Обломова, «Чапаев и пустота» В. Пелевина) и появление в текстах писателей, персонажей, произведений литературы и, наконец, самой литературы в качестве персонажа («Пушкинский дом» А. Битова, «Двадцать сонетов к Марии Стюарт» И. Бродского, «Женские и неженские рассказы» И. Яркевича).

Традиция «литературы о литературе» в России начинается с книг Довлатова; именно он, как никто другой, работает над созданием истории «русской литературы и литераторов». Среди его персонажей Битов и Вознесенский, Найман и Рейн, Бродский и Войнович. В отдельных рассказах и главах присутствуют рассказы о том, как был написан и как (не) опубликован тот или иной текст. В книгах Довлатова фабула, сюжетная канва, яркие события уводятся автором на второй план. И это тоже свидетельство обретения русской литературой нового качества. Вот что пишет сам Довлатов в «комментариях» к «Зоне»: «Я решил пренебречь самыми дикими, кровавыми и чудовищными эпизодами лагерной жизни. Мне кажется, они выглядели бы спекулятивно. Эффект заключался бы не в художественной ткани, а в самом материале». Автору уже не столько важно передать «правду жизни», сколько создать подлинное художественное полотно. Начинается эпоха обращения к художественной составляющей литературы. И естественно, внимание писателей начинает привлекать технология создания художественных произведений.

Следует, правда, отметить ряд других причин появления «литературы о литературе», объективно имевших место быть в русской культуре 80-90 гг. Прежде всего, не следует забывать, что новая русская литература зарождалась еще в советское время, т. е. тогда, когда не обо всём и не всем можно было писать. Более того, отгороженным от сегодняшнего дня мировой культуры, русским авторам оставалась для анализа, рефлексии и творческой переработки только русская классическая «одобренная» литература. Пушкин, Достоевский, Тургенев, Горький, Блок заменяли тогда русской интеллигенции и Ницше, и Кафку, и Сэлинджера, и Миллера. Появление писателей и их персонажей в тексте новой литературы явилось, как нам кажется, закономерным следствием многолетних диалогов (за школьной партой, на диване, за рабочим столом, на кухне) авторов 80-х с авторами 19-го. Упомянем еще один достойный внимания факт: после развала СССР и «обретения свободы» перед русскими писателями встал вопрос «о чем писать?». Выверенные десятилетиями романы об успехах производства, борьбе с мелкими нарушителями, природными условиями и о помощи братским народам теперь оказались неактуальны. Попытки писать на злобу дня не всегда приводили к результату («Пирамида» Л. Леонова), и вот на сцене появляется старый друг, проверенный годами и признанный не только у нас, но и во всем мире — русская классическая литература: «Для России литература — точка отсчета, символ веры, идеологический и нравственный фундамент». (П. Вайль, А. Генис).

Итак, новая культура вступает в диалог с авторами 19 века. При этом диалог этот переживает несколько этапов: вначале классики выступают в качестве неоспоримых авторитетов, наставников; затем наступает достаточно продолжительный период, когда современная литература говорит с классической на равных, наконец, третий этап — попытка писателей конца 20 века оторваться от традиций русской классики, преодолеть и превзойти ее. Показательны даже названия произведений этого времени, которые отсылают читателя к тому или иному литературному произведению русской классики. Несколько примеров: «Жизнь с идиотом», «Персидская сирень», «Девушка и смерть», «Бердяев», «Болдинская осень», «Мать»(В. Ерофеев); «Девятый сон Веры Павловны», «Чапаев и Пустота» (В. Пелевин); «На встречу северной Авроры», «Гонец из Пизы», «Буре-вестник», «Депутат Балтики», «Путешествие из Петербурга в Москву», «Тайна двух капитанов», «Выстрел» (М. Веллер).

Подходя к Яркевичу, следует уточнить, что с преодолением авторитета русской классики утрачивается и пиетет, который прежде испытывали авторы перед творчеством Гоголя, Гончарова, Гумилева. Вначале деконструкции подвергаются образы наиболее официозных, «государственных» авторов; но со временем «очередь» доходит до классиков, модернистов и даже современников (Окуджава, Бродский, Довлатов, Битов).

И последнее «предварительное замечание». Рассматриваемые нами произведения предполагают особого читателя. Читателя тонкого, образованного, начитанного, знающего особенности поэтики «Улисса» и способного объяснить термины «деконструкция» и «языковая игра». Мы не будем останавливаться на преимуществах и недостатках такого читателя, но отметим, что появление таких читателей повлияло на отношения между читателем и писателем; русская литература с задержкой в 30 лет (по сравнению с европейской литературой) наконец признала читателя соучастником творческого процесса. Отличие «соучастника» от «соцучастника» очевидно: если прежде читатель должен был подстраиваться под язык автора, его мышление, признавать авторские нравственные и эстетические абсолюты, то теперь читателю дано право на свою точку зрения, которая нисколько ни хуже и не легковеснее авторской. Читатель получил возможность спорить с книгой, не соглашаться, критиковать. Появились разночтения. А «деконструкция стала происходить сама собой — текст деконструирует сам себя, почти не нуждаясь в исследователе». (Б. Гаспаров).

Развитие «литературы о литературе» должно было достигнуть некоторой пиковой точки, определенного предела, и пределом этим, по всей видимости, стал Игорь Яркевич. Если раньше мы говорили о диалоге культур, то у Яркевича мы можем говорить о диалоге героев Яркевича и культуры. Практически во всех текстах так или иначе фигурируют: культура, литература, отдельные авторы, книги. Причем плотность реминисценций и цитат Яркевича может быть сопоставима только что с Абрамом Терцем и Венедкитом Ерофеевым: И. Бродский, Л. Толстой, Ф. Достоевский, Лермонтов, Пушкин, Гоголь, Тургенев, Чехов, Платонов, Ахматова, Маяковский, Маршак, Чуковский, Б. Пастернак, Кузмин, Владимов, Войнович, Аксенов, Саша Соколов, Некрасов, Аполлон Григорьев, Бернс, В. Гюго, Сафо, В. Шаламов, Сомерсет Моэм, Э. Ремарк, К. Маркс, Б. Окуджава. Как последовательный постмодернист, Яркевич подвергает образы писателей последовательной деконструкции. Апогей — рассказ «Временное правительство», в котором «Борис Пастернак» не писатель, а сексуальная поза, особо любимая героями.

Переигрываются не только отдельные фразы, сюжеты, но и факты истории русской культуры. К примеру, — в рассказе «В Турцию» воспроизводится ситуация «выбрасывания за борт» русской классики. Причем происходит это наглядно — отплывающие в Турцию герои берут с собой «любимые книги классиков», потому что они и там «будут с нами». Но на берегу встает вопрос — «А лодка не потонет под их тяжестью?» Плаванье, будучи фактом реальной жизни, а не выдуманной (т. е. книжной) заставляет героев иначе взглянуть на классиков: «Вот что, — она мило улыбнулась, — Лермонтова — за борт! Довольно мы с ним возились!» Но и без Лермонтова лодка по-прежнему шла плохо, «необходим был следующий решительный шаг. И я решился:

— Может быть, и Пушкина за борт?

— Конечно, — она задумалась ровно на секунду, — я никогда не смогу ему простить, что он не предотвратил проклятый октябрь. Пунш и триппер были ему дороже.»

Следом отправляются в ту же «надлежащую» волну Гоголь с Тургеневым: «эти все знали и так мало для нас сделали, надо было больше».

Нужна помощь в написании сочинение?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Наша система гарантирует сдачу работы к сроку без плагиата. Правки вносим бесплатно.

Цена сочинения

Бунт героев Яркевича против классиков русской литературы связан с освобождением от стереотипов советской эпохи, одним из которых была русская классика. Для героев смена строя должна быть связана и со сменой культурной парадигмы: «Структура тоталитарного режима совпадала с тоталитарной структурой русской классики».; освобождение от бремени классической литературы для «русских мальчиков» Яркевича задача даже более насущная, нежели удовлетворение витальных потребностей. То, что классики пережили СССР воспринимается как трагедия: «Ортодоксы русской классики… От них не спастись. Никак. Не помогут даже прокладки с крылышками! Ничего не поможет. Они везде найдут и достанут». Тут просматривается определенная параллель с неприятием тотального засилья классиков в головах современников Виктором Ерофеевым: «Достоевский… Какая русская душа не задохнется от одного только воспоминания о нем?» Но есть такая душа — это душа героя Яркевича, для которого «Достоевский — плохой персонаж для сна! Точнее, плохая примета. Сегодня — Достоевский, а завтра — упыри, зомби, бэтмены и другие недоумки американской» поп культуры. Подобное отношение героев к русской классике в достаточной степени аргументируется на страницах книг и автора «Неженских рассказов» и прочих литераторов «новой волны» ; мы же отметим, что Яркевич идет дальше, он, размышляя над историей русской литературы, находит много общего между русской классикой, писателями метрополии, самиздата, эмиграции. М. Важно, что Яркевич принципиально не разделяет классическую и современную русскую литературу. Солженицын, и в этом Яркевич сходится с Довлатовым и Лимоновым, ничем принципиально не отличается от советской литературы. Особенно Солженицын-образ, созданный и внедряемый в сознание современников Яркевича массовой культурой. И герой Яркевича открыто иронизирует над Солжем: «Если бы я был Александр Исаевич, Галина Вишневская и Мстислав Ростропович дали бы мне возможность пожить на своей даче, а мимо бы шли люди, и каждый говорил бы: «Страдалец».

Можно еще долго говорить про отношения между Яркевичем и русской литературой, но нам гораздо более интересен герой текстов Яркевича — обретший голос читатель. В этом смысле Яркевич действительно определенная точка в развитии взаимоотношениях между писателем — книгой — читателем. При этом ошибкой было бы считать, что тексты Яркевича снижают классику, лишают ее пафоса; тексты Яркевича дают право читателю подняться до данных текстов. И как результат, уравниваются не только писатель и читатель, но и равным языку текста признается речь читателя.

И сразу замечательный парадокс: язык читателя — по определению — язык живого человека, изначально более богатый и живой по сравнению с языком художественной литературы; однако если смотреть на речь читателя с позиции потребителя классической русской литературы, она не может вызвать иной реакции, кроме протеста и отвращения. Тем самым Яркевич моделирует ситуацию, когда читатель классической литературы отказывается от жизни, от общения с другим читателем, предпочитая выдуманный, иллюзорный мир литературы (сравни с М. Фраем — «поза зародыша»). В рассказах Яркевича как бы присутствует два читателя — читатель Яркевича и читатель-классик (читатель классической литературы); сталкивая этих персонажей, Яркевич рисует портрет читателя-классика, жителя «виртуальных миров», проводящего жизнь вдалеке от всего живого (в том числе и от живых писателей: «и никто меня не любит — ни мужчина, ни женщина, и нет никому от меня никакой радости — ни мужчине, ни женщине, и надежды у меня никакой не осталось — и все лишь потому, что я не Солж»). Русская литература — в рассказах Яркевича воспитывает лжецов, лицемеров, предателей, неряшливых, неопрятных, пошлых людей. В рассказах дается портрет русской интеллигенции: «привела своего сутенера, милого, тонкого, стеснительного человека. Такие люди, как правило, являются столпами русской интеллигенции, воплощая все лучшее и святое, что в ней есть». Приводит Яркевич и тот факт, что большинство нынешних авторов русских детективов и женских романов закончили филологические факультеты, т. е. это опять-таки люди, воспитанные на русской и зарубежной классике.

Особое негодование у Яркевича вызывает писатель. Причем не конкретный писатель, а писатель вообще. Это лжец, который обманывает людей, уводит их от реальности, кормит выдумками про светлое будущее или прошлое: «Русские писатели уже практически очистили мир от зла, поэтому американские писатели вынуждены разыскивать его в самых тайных закоулках чуть ли не с лупой». Такие «русские писатели приносят людям одни только несчастья. Встретить русского писателя на улице, увидеть его по телевизору или в газетах — плохая примета. Русского писателя даже и по радио слышать страшно! Может быть испорчен день. Может быть и год. Может быть испорчена вся жизнь». Жизнь целых поколений, одураченных и обманутых. И еще раз повторим, нет конкретных «плохих» писателей. Писатель по Яркевичу — это уже плохо (в отличие от читателя, читатель может быть хорошим): «Так получилось, что я — писатель. Получилось так плохо. Совсем плохо. Я сам… не рад, что я — писатель! Но так получилось. Конечно же, могло получиться как-то и лучше, но вот получилось так, как получилось».

Таким образом, анализируя нынешнюю читательскую аудиторию и культурную ситуацию, Яркевич почти слово в слово повторяет слова наиболее чтимого современного прозаика М. Павича: «чтение, вообще говоря, является весьма сомнительным способом времяпрепровождения…потому что то, что последует дальше, касается только их и значит гораздо больше любого чтения. Я вижу, как они раскладывают свой обед на крышке стоящего на улице почтового ящика и как едят, сидя в обнимку на своих велосипедах».».

Дело тут не в том, что Яркевичу неприятна или тем более — ненавистна литература (не стоит забывать, что Яркевич — писатель, и писатель талантливый, оригинальный); критике подвергаются те результаты, «плоды», которые принесла русская литературная ситуация. Когда хочется спрятаться, и перечитывать только детские сказки, не обезображенные пока ни социальным подтекстом, ни фрейдизмом, ни культурными символами и параллелями, ни — школьной программой.

Только детские книжки читать!

Нет, буквально — не «Аду» с «Улиссом»

А, к примеру, «Волшебную зиму

В Муми-доме»…

А если б ещё и писать!..

(Т. Кибиров — Нотации)

Нужна помощь в написании сочинение?

Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Наша система гарантирует сдачу работы к сроку без плагиата. Правки вносим бесплатно.

Цена сочинения

И еще — Яркевич не выносит приговора литературе, да ее (литературу) Яркевичем и не испугаешь. Приговор литературе выносит читатель, чье мнение замещает собой и сюжетную канву рассказов, и персонажей, а под час и образную систему произведений Яркевичва. Это ему, читателю, принадлежат следующие слова: «Русская литература — это мир темных страстей и полового безразличия». «У русской литературы все болит, дурной взгляд и постоянная перхоть, вот беда!» «У русской литературы за душой три прочитанных книжки, одна из которых — букварь, а две других она скорее всего придумала». «Русская литература — это униженные и оскорбленные бесы в мертвом доме, мертвые души в подземелье, и сумасшедшие подростки во тьме, и преступление на дне, а наказание в котловане».

Но есть и обратный процесс, есть приговор, который, по мнению Яркевича, вынесла и русская литература. Читателю. Таким образом «культурный диалог» между русской литературой и читателем достигает предельного равенства и завершенности: «Русская литература ожесточилась, спряталась, до читателя ей дела нет, от одиночества совсем уже озверела, а если и появится случайный читатель, то для него у русской литературы за пазухой всегда припрятаны газовый баллончик, анонимный пасквиль, кастет и противотанковый еж».

Список литературы

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://rusjaz.da.ru/

 

Средняя оценка 0 / 5. Количество оценок: 0

Поставьте оценку первым.

Сожалеем, что вы поставили низкую оценку!

Позвольте нам стать лучше!

Расскажите, как нам стать лучше?

381

Закажите такую же работу

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке

Не отобразилась форма расчета стоимости? Переходи по ссылке