В конце концов ярлык “кулака” стали наклеивать на любого, кто подозревался в сокрытии запасов зерна или в нежелании вступить в колхоз. Тех же, кто совершенно очевидно не был “богатеем”, объявляли “подкулачниками”. Обычно подозреваемого “кулака” вызывали в сельсовет и подвергали допросу, у него выпытывали, не припрятал ли он зерно и не продал ли его на черном рынке. Конфискационная команда, предводительствуемая местной “беднотой”, являлась затем в его дом и устраивала повальный обыск. Они выламывали двери, вспарывали подушки, срывали доски полов. Забирали не только продовольствие, но часто и мебель, одежду, инструменты — вообще все, что казалось пригодным для коллективного хозяйства. Многие семьи, предчувствуя скорое появление визитеров, спешно распродавали свое добро, резали скот на мясо и т.д.
Следующей фазой был сбор намеченных к высылке кулацких семей. Некоторых предупреждали о готовящейся акции, и они пытались бежать или кончали жизнь самоубийством, иногда целыми семьями. Некоторым даже удавалось скрыться.
Тех, кому не удавалось скрыться, власти под конвоем отправляли на ближайшую ж/д станцию и там грузили в телячьи вагоны. В этих вагонах, не имеющих туалетов, в страшной скученности, нерегулярно получая еду и воду, они ехали за сотни миль от дома, в полную неизвестность, куда-нибудь на север Европейской России или в Сибирь.
Кое-какие попытки вооруженного сопротивления этой кампании были, но их сущность и масштабы столь тщательно скрывались властями, что даже и теперь о них мало что известно. Тем не менее на Украине, Кавказе и на Дону сопротивление крестьян принимало достаточно серьезные формы. Именно в этих районах реквизиции зерна и политика раскулачивания проходили с особой жестокостью. В некоторых случаях в подавлении волнений принимали участие армейские части, и по меньшей мере один раз пришлось использовать авиацию.
Историки называют разные цифры “раскулаченных”: от 3,5 до 15 млн человек.