Особое место в подобных рассуждениях занимают события 11 сентября 2001 г. — массированная атака на «единственную сверхдержаву мира». Многие увидели в этой атаке своеобразный исторический водораздел. Терроризм, который, несмотря на вызываемые им жертвы и разрушения, расценивался как суррогатное «оружие слабых», драматическим образом вторгся в самую сердцевину международной политики.
11 сентября, явившееся высшей точкой нараставшей долгие годы волны исламистского экстремизма, а также последовавшие за этим события (неоднозначно оцениваемые операции американских войск в Афганистане и Ираке, разрушительные теракты на острове Бали, в Мадриде, Лондоне и т. д.), по мнению многих, свидетельствуют о том, что в лице международного исламистского терроризма современный мир действительно столкнулся с проблемой ранее не виданного масштаба. В качестве причин её возникновения называют коренные изменения в международной обстановке после окончания «холодной войны» и распада Советского Союза, размораживание старых и появление новых «межцивилизационных» конфликтов, занявших место советско-американского идеологического противостояния и подпитываемых стремительной глобализацией, разрушающей вековые опоры этнокультурной идентичности.
В целом правильное понимание предпосылок начала нового этапа террористического насилия сочетается здесь с искажённым видением собственно специфики этого этапа. В качестве одной из причин такого искажения может быть назван легко объяснимый эффект «аберрации близости». Террористические атаки последних лет — действительно шокирующие и благодаря масс-медиа происходящие без малого у нас на глазах — кажутся масштабнее и трагичнее тех катастроф, что были делом рук террористов, действовавших несколько десятилетий назад. Подобная аберрация если и не совершенно безвредна, то по крайней мере естественна. Но искажённая трактовка современных проявлений терроризма нередко бывает и искусственной, практически преднамеренной. Можно упомянуть сгущение красок пропагандой, обеспечивающей поддержку проводимой государством политики (например, эксцессы информационно-пропагандистского сопровождения инициированной президентом Бушем «войны с террором»); или действия СМИ, в собственных корпоративных интересах разжигающих ажиотаж вокруг темы террористической угрозы; или даже попытки отдельных авторов сообщить предмету своих исследований дополнительную значимость [1; 2; 4].
Сказанное не означает, что современный этап террористической деятельности не демонстрирует целого ряда тревожных тенденций. Но, будучи помещены в широкий исторический контекст, события и процессы последних лет утрачивают нередко придаваемый им ореол исключительности и апокалиптической сенсационности. Проведение такого ретроспективного анализа и представляет собой цель данной статьи. Несмотря на то, что только за последние годы рассмотрению феномена терроризма в самых разных аспектах было посвящено множество работ [5; 6; 9; 10; 11; 13; 14], эта ретроспектива, вносящая в обсуждение проблемы ноту сдержанности, не кажется излишней.
Главным проявлением якобы беспрецедентной природы современного исламистского терроризма традиционно называют его глобальный размах и организованность. Напоминают, что религиозные фанатики-джихадисты, являющиеся носителями предельно упрощённого чёрно-белого мировоззрения, делящего весь мир на «правоверных» и «неверных», готовы вести борьбу со всяким, в ком усматривается «враг ислама». В 1990-2000-х гг. они нанесли свои удары в Нью-Йорке и Найроби, в Лондоне и на Северном Кавказе, в Мадриде и Самаре, в Адене и на Бали. Снова и снова подчёркивается, что джихадистские группировки, их базы, «ячейки», центры экстремистской пропаганды и прочая инфраструктура одновременно охватывают множество стран на разных континентах.
Действительно, географический охват исламистского терроризма производит гнетущее впечатление, а уровень интеграции различных элементов тут завышен не столь сильно, как это было в истории с мифическим всемирным заговором анархистов в конце XIX— начале XX в. И всё же нет оснований говорить о некой глобальной террористической кампании, направляемой «Аль-Каидой» или какой бы то ни было иной организацией или даже чётко структурированным конгломератом организаций. Отношения между различными очагами джихадизма проходят всю гамму возможных вариантов — от скоординированных акций, через несистематические контакты, до косвенного идейного влияния, оказываемого исламистскими проповедниками на будущих или уже действующих террористов. К примеру, самоубийственные теракты в Лондоне в 2005 г. (56 убитых, 784 раненых) были спланированы и осуществлены людьми, не входившими ни в одну из исламистских террористических группировок.
Точнее всего было бы вести речь об общем радикально-исламистском импульсе, приводящем в движение различные группировки и отдельных террористов. Таким же образом на рубеже XIX-XX вв. болезненные процессы развития буржуазного общества дали толчок к началу анархистского террора — никем не направляемого и тем не менее оказавшегося достаточно масштабным, чтобы дать пищу для конспирологических гипотез. И точно таким же образом в послевоенном мире мощные социально-политические импульсы вызвали к жизни многочисленные леворадикальные террористические группировки на Западе и группировки палестинских террористов на Ближнем Востоке.
Сам географический размах исламистского террора также нельзя квалифицировать как нечто никогда ранее не наблюдавшееся. Анархистским террором, задолго до открытия первой международной авиалинии, были охвачены Франция, Италия, Испания, Германия, Австро-Венгрия, США, Аргентина. Удары европейских левацких группировок и палестинских боевиков (в отдельных случаях совместно спланированные и осуществлённые) в 1960-1980-х гг. ощущались в таких отдалённых друг от друга местах, как Лондон и израильский Лод, Стокгольм и Могадишо, Мюнхен и аэропорт Энтеббе в нескольких километрах от угандийской столицы Кампалы.
В рядах современных исламистов наряду с представителями арабских народов действуют выходцы из Бангладеш и с Кавказа, граждане Индонезии, дети эмигрировавших в Великобританию пакистанцев и принявшие ислам коренные европейцы. Но столь же широкой была и орбита всё того же левацкого терроризма прошлых десятилетий, в которую были вовлечены немцы и уругвайцы, итальянцы и бразильцы, французы и американцы, аргентинцы и японцы («Японская Красная армия» проводила свои операции в тесном взаимодействии с палестинскими террористами).
Безусловно, значительно больший процент террористов прежних поколений оставался в ареалах локальных политических конфликтов, ведя борьбу со своими правительствами и не сливаясь в интернациональный «пул» профессиональных боевиков, в послужном списке многих из которых сегодня — Афганистан, Босния, Абхазия, Чечня, Ирак. Однако то, что раньше боевики реже перемещались по запутанным траекториям международного терроризма, не сделало их послужной список менее мрачным, примером чего могут стать «Красные бригады», многолетние кровавые бесчинства которых на внутриитальянской политической арене в 1970—1980-х гг. подвели Италию вплотную к состоянию хаоса.
Ещё одной особенностью современного терроризма, якобы делающей его вызов беспрецедентным, называют имеющуюся у джихадистов возможность поставить себе на службу весь арсенал новейших средств коммуникации — от мобильных телефонов до спутникового телевидения и Интернета, — что делает их влияние ощутимым в любой точке земного шара.
Абсурдным было бы отрицать как наличие у современных террористов подобной возможности, так и их стремление максимально широко её использовать. Самими членами «Аль-Каиды» отмечалось, что убитый в 2011 г. «террорист № 1» Усама бин Ладен испытывал «болезненное влечение к появлению на экране, к фотовспышкам, к аплодисментам поклонников» (здесь и далее перевод мой. — Д. П.) [12, p. 5]. Айману аз-Завахири, «правой руке» бин Ладена, принадлежат слова: «Эта битва [джихад] наполовину ведётся на полях масс-медиа» [Ibid.]. Масс-медиа же, преследующие свои собственные цели, охотно «подыгрывают» террористам. Настолько охотно, что есть основания вести речь о некоем — разумеется, косвенном — «симбиозе» СМИ и террористических организаций: террористы получают канал распространения информации, а СМИ — высокие рейтинги всякий раз, когда появляются новости об очередном крупном теракте. Одновременно действует и канал Интернета, обеспечивающий джихадистам уже прямой, никем не опосредствованный доступ к мировой аудитории. Быть может, судя по опыту Китая или Сингапура, контролировать Сеть несколько проще, чем, как выразился президент Клинтон, «прибивать желе к стене». Но далеко не все страны могут применить авторитарный восточный опыт, что оставляет открытой, возможно, главную информационную магистраль современного экстремизма, перекачивающую гигабайты проповедей, видеозаписей с мест терактов, инструкций по изготовлению бомб и т. п.
Тем не менее не стоит преувеличивать, рассуждая если не об уникальной информационной вооружённости, то во всяком случае об уникальной информационной вездесущности современного терроризма. Уже в конце XIX— начале XX в. государственные власти в Старом и Новом Свете столкнулись с проблемой широкой «популяризации» радикально-анархистских идей в печатных изданиях — как в нелегальных, так и в законно публикуемых. «Симбиоз» террористических организаций и СМИ начал складываться не вчера. И неудивительно, что Маргарет Тэтчер была отнюдь не первой, кто заговорил о том, что журналисты снабжают терроризм «кислородом общественного внимания» [8, p. 115]. Ещё в эпоху анархистской «пропаганды делами» (т. е. терактами) французские депутаты подняли вопрос о запрете репортажей о судебных процессах по делам анархистов.
Проблема, разумеется, стала на порядок острее с появлением телевидения и спутников связи, что, однако, тоже произошло не вчера. Первый теракт, с самого начала рассчитанный на то, чтобы как можно полнее использовать потенциал глобального телевещания, был осуществлён ровно за двадцать девять лет до обрушения нью-йоркских башен-близнецов. За судьбой захваченных в Мюнхене израильских спортсменов в прямом эфире следили 800 миллионов человек. Кстати сказать, и слова Тэтчер о необходимости лишить террористов «кислорода общественного внимания» прозвучали за три года до образования «Аль-Каиды», когда бин Ладен был ещё всего лишь средней руки главарём арабских моджахедов, воевавших в Афганистане.
Нужна помощь в написании статьи?
Мы - биржа профессиональных авторов (преподавателей и доцентов вузов). Пишем статьи РИНЦ, ВАК, Scopus. Помогаем в публикации. Правки вносим бесплатно.
И вдобавок к сказанному, далеко не однозначно уже само соотношение различных информационных каналов в обеспечении целей современных джихадистов, поскольку параллельно с новейшими технологиями здесь находят широкое применение самые простые, традиционные каналы коммуникации. Исламский терроризм «эндемичен» для тех регионов — и в целом для той культурной среды, — где важнейшую роль по-прежнему играет устное слово: проповедь в мечети, наставление в медресе, молва, циркулирующая на восточном базаре. Во многих случаях исламистские идеи распространяются, и весьма эффективно, теми и в среде тех, кто вообще не в состоянии воспользоваться современными информационными технологиями (по той причине, что в обстановке военного хаоса или хронической нищеты современная информационная инфраструктура просто не может существовать).
Неразумно отрицать наличие серьёзных проблем, возникших в связи с попаданием передовых технологий в руки фанатиков-джихадистов. Но вместе с тем вряд ли можно с полным на то основанием говорить о том, что терроризм стал на порядок сильнее и опаснее после того, как у него появилось новое — электронное — измерение. Не следует забывать, что его влияние даже в мире спутников и Интернета в немалой степени проистекает из тех же источников, которые подпитывали панический страх перед средневековыми ближневосточными ассасинами.
Наконец, третье, в чём, как неоднократно и с особой настойчивостью подчёркивается, проявляется экстраординарный характер современного терроризма, — это его чрезвычайная жестокость, абсолютная неразборчивость в выборе целей. Тут мы, несомненно, касаемся весьма болезненной темы. Подходя со сравнительной меркой к вопросу о жертвах терроризма, мы рискуем сами в чём-то уподобиться террористам, проводящим циничные калькуляции вроде той, что была проделана алжирским боевиком, в 1950-х гг. утверждавшим, что для привлечения внимания один убитый «в пиджаке» (т. е. гражданский) лучше, чем двадцать убитых в военной форме [6, p. 121]. Но, осознавая этот риск, для пользы дела необходимо всё же провести некоторые очень острожные сравнения.
Нужно напомнить о том, что с идейной точки зрения современные террористы ничуть не кровожаднее или циничнее своих — даже весьма отдалённых — предшественников. Так, в 1848 г. немецкий радикал Карл Хайнцен призывал, забыв об угрызениях совести, «разрушить полконтинента и пролить море крови» во имя революции [9, p. 26]. В 1869 г. Сергей Нечаев главной целью революционера (читай террориста) называл «страстное, полное, повсеместное и беспощадное разрушение» [3]. Иногда приходится слышать, что террористы XIX— начала XX в. обнаруживали большее «благородство» в выборе своих целей, чем их сегодняшние собратья. За вычетом отдельных случаев это едва ли соответствует действительности. Если до определённого момента адептов Хайнцена и Нечаева сдерживало отсутствие достаточно мощных средств разрушения, то появление динамита — «пролетарской артиллерии» — устранило это препятствие (а вместе с ним, возможно, и остававшиеся ещё у некоторых последние моральные колебания). В 1894 г. в парижском кафе анархист Эмиль Анри совершил первый теракт, нацеленный не против представителей власти, а против случайных граждан. На суде он заявил, что невинных буржуа не существует, наметив линию на дегуманизацию жертв, которую продолжат и немецкая террористка Ульрика Майнхоф, в 1970 г. отказавшая в праве считаться человеком всякому, кто носит полицейскую форму, и организаторы теракта на Бали в 2002 г., видевшие в своих жертвах — туристах из Европы, Америки и Австралии — не людей, а «белое мясо» [7, p. 105; 6, p. 462].
Бомбой Анри в кафе «Терминус» был убит один человек и ранено двадцать. Число жертв многих последующих терактов — задолго до ударов по Всемирному торговому центру или взрывов на севере Ирака в 2007 г. (796 убитых) — нередко достигало нескольких десятков и даже сотен человек. Более того, шок, вызываемый крупномасштабными терактами, бесспорно, отличающими исламистский террор, не должен мешать пониманию того, что единичные политические убийства или даже менее тяжкие акты насилия, происходящие, однако, с изматывающей регулярностью (2513 преступлений «Красных бригад» в одном только 1979 г.), в долгосрочной перспективе могут оказаться не менее, если не более разрушительными для общества, чем ошеломляющие единичные террористические атаки.
Дальнейший анализ рассмотренных вопросов или обращение к новым вывели бы нас уже за узкие статейные рамки. Думается, сказанного достаточно, чтобы в заключение ещё раз, и уже более решительно, выразить мысль, послужившую стимулом к написанию данной работы: при всём том, что современный терроризм, преимущественно в исламистском обличье, представляет собой чрезвычайную опасность, эта опасность не должна расцениваться как что-то беспрецедентное. Крайности — благодушие и самоуспокоенность, с одной стороны, и нагнетание атмосферы, с другой — могут одинаково препятствовать разработке действенной системы защиты от террористической угрозы.
В противодействии терроризму по-своему важны как силовые, «жёсткие», так и интеллектуальные, «мягкие» средства. Последние, в частности, призваны обеспечить ясность картины происходящего, помочь в понимании предпосылок возникновения угрозы, её характера, истинного масштаба. Борьба с современным терроризмом, естественно, требует новых подходов и решений. В то же самое время вписывание нового этапа террористического насилия в исторический контекст, прослеживание параллелей между ним и более ранними этапами позволяет извлекать уроки из успехов и неудач прошлого. А также — и это тоже следует считать одним из наиболее важных результатов — со спокойной уверенностью оценивать свои шансы на успех в очередном поединке со старым противником, который пусть и приобрёл новые формы и возможности, но тем не менее остаётся уязвимым, как и его исторические предшественники.
Списоклитературы:
Жалыбин С.В. Юридическая институционализация современной российской антитеррористической политики. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата юридических наук — Ростов-н.-Дону: Ростовский юридический институт МВД России, 2006. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.dissers.ru/avtoreferati-kandidatskih-dissertatsii-yuridicheskie/a385.php
Насер Али Салех Ахмад. Проблема терроризма в странах Ближнего Востока (на примере Йемена и Египта). Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата юридических наук — СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет, 2002. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.dissercat.com/content/problema-terrorizma-v-stranakh-blizhnego-vostoka-na-primere-iemena-i-egipta
Нечаев С.Г. Катехизис революционера. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/nechaev.htm
Политов С.И. Современный международный терроризм как угроза национальной безопасности России. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата политических наук — М.: Институт социально-политических исследований Российской Академии наук, 2006. [электронный ресурс] — Режим доступа. — URL: http://www.dissercat.com/content/sovremennyi-mezhdunarodnyi-terrorizm-kak-ugroza-natsionalnoi-bezopasnosti-rossii
Хоффман Б. Терроризм — взгляд изнутри — М.: Ультра.Культура, 2003. 264 с.
Burleigh M. Blood and Rage: A Cultural History of Terrorism — N. Y.: Harper Collins Publishers, 2009. 577 p.
Colvin S. Ulrike Meinhof and West German Terrorism — Rochester, N. Y.: Camden House, 2009. 265 p.
Edgerton G. Quelling the «Oxygen of Publicity»: British Broadcasting and the «Troubles» during the Thatcher Years // The Journal of Popular Culture. 1996. Vol. 30. Issue 1. P. 115—132.
Laqueur W.A History of Terrorism — New Brunswick and London: Transaction Publishers, 2002. 277 p.
Origins of Terrorism: Psychologies, Ideologies, Theologies, States of Mind; ed. by W. Reich — Wash., D. C.: Woodrow Wilson Center Press, 1998. 289 p.
Terror and the Arts; ed. by M. Hyvarinen and L. Muszinsky — N. Y.: Palgrave Macmillan, 2008. 252 p.
Terrorism and the Media. — Transnational Terrorism, Security and the Rule of Law — A project financed by the European Commission under the Sixth Framework Programme, July 23, 2008. — 94 p.
Terrorism’s Unanswered Questions; ed. by A. Lowther and B. Lindsay — Westport, CT, 2009. 239 p.
Whittaker D. Terrorism: Understanding the Global Threat — London: Pearson Education Limited, 2002. 213 p.